Странник - Резанова Наталья Владимировна - Страница 39

– Кого ты имеешь в виду?

– Хотя бы графа Лонгина.

– Не о Лонгине ты думаешь, Странник… Кстати, почему Страннику до сих пор не налили вина?

Румяный оруженосец, появившись из дальней половины, наклонил чеканный кувшин над серебряным кубком. Сквозь багровую струю был виден язычок пламени. Подал кубок Страннику и тихо отступил.

– Слава королю! – он выпил стоя.

– И Странник против Арнсбата. Только ты, Раймунд, продолжаешь его защищать.

– Нужно быть справедливым, Себастьян. Он сделал то, что сделал. И не хвастается. Что-то его не видно.

– Да я его видел совсем недавно! Наш герой бродил по лагерю и был похож на опоенную лошадь.

– Почему?

– Откуда мне знать? И, по совести, его потери гораздо больше, чем он говорит. Я подсчитал. А ведь они напали внезапно и на сонных.

– Так ты, Раймунд, стоишь за передачу владений Лотара Арнсбату?

– Я этого не говорил, государь.

– Не понимаю. Себастьян против Арнсбата из-за того, что он незнатного происхождения, Странник – потому что он недостаточно заметная фигура, а ты-то почему?

– Дело не в Арнсбате. Si beneficeris scito cui fue­ris,[1] – полуобернувшись, он поймал быстрый насмешливый взгляд Странника, ясно говоривший, что он не нуждается в переводе.

– Слова beneficere и бенефиций весьма сходны, не так ли? – спросил он.

– Следовательно, фразу можно перевести: «Соображай, кому раздаешь бенефиции». Благодарю, мой легист, за дельное применение текста Писания!

Себастьян сдавленно рассмеялся. Что до Странника, он был вдвойне доволен – тем, что, как сумел, скрыл свою неприязнь к Даниелю, и тем, что понял – Даниеля в королевском окружении не любят, даже защищающий его Раймунд. Намеренно навлекать на него беду он не хотел, он хотел, чтобы никто никаким образом не мог связать имена Странника и Даниеля ни при каких обстоятельствах.

– Но самым простым решением было бы вернуть земли короне.

– Слишком простым, Странник. Король живет не для себя.

«Что мне за польза в столь удаленных от столицы владениях? Вот если бы посадить там преданного человека…» – перевел про себя разведчик королевские слова. Почему бы не оставить там принца? – решил было он спросить, однако передумал. Милость милостью, а Странник задавать такие вопросы королю не может.

– Себастьян, ты не забыл передать мое распоряжение насчет охраны?

– Как можно, государь!

– Никак, а все-таки пойди проверь.

Что-то было в его тоне, заставившее подняться с места не только Себастьяна, но Раймунда и Странника.

– Легист! Если отец Август еще не спит, пришли его ко мне. Пусть захватит свою хронику, я хочу послушать. Доброй ночи, Странник, – добрых снов не желаю, ибо не уверен, что ты спишь когда-нибудь… До завтра, верные мои.

Все трое склонились до земли и вышли. Серебряный кубок остался стоять на шкуре.

– Что там с охраной? – поинтересовался Странник.

– Почти что удвоили. Места незнакомые, старик боится нападения. Как ты полагаешь, сколько дней будем добираться до перевала?

– Не меньше десяти. Народу много. Ущелья узкие.

– Эх, святая Богородица! Да после еще чуть не месяц, да по лесам… хоть бы к зиме в столицу попасть! – с этим пожеланием он свернул в сторону.

– А певца-то уже нет, – сказал Странник.

– Какого певца?

– Тут у костра сидел. И все уже разбрелись или спят. Так и не довелось послушать.

– У другого костра сидит.

– Вряд ли. Целую ночь глотку драть несподручно. И бог с ним, с певцом.

– Ты вовремя появился сегодня. Король смягчился, беседуя с тобой.

– Его величество не ладит со своим сыном?

– Хорошо, что ты говоришь это мне!

– Другому не сказал бы.

– Если уж на то пошло, король находит слишком сильным влияние церковной партии.

– А тот?

– Принц, в свою очередь, считает, что надо заранее заручиться поддержкой матери-церкви, коли война, которую мы ведем, отчасти направлена против ее служителей.

– Мать – это, в данном случае, епископ Эйлертский?

– А теперь мне жалко, что король тебя не слышит. Он бы оценил.

– Да, он ведь тебе что-то велел, а я стою и задерживаю тебя. Прощай.

– Доброй ночи.

Как ни желали Страннику в этот вечер доброй ночи, пожеланиям не суждено было сбыться. Не успел он сделать нескольких шагов, как услышал похрустывание камней под ногами. Обернувшись, он оказался лицом к лицу с Даниелем.

– Адри…

– Сказано тебе – Странник я!

– Зачем ты здесь?

– Это ты меня уже спрашивал.

– А правда, что письмо Лотара тобой доставлено?

– Правда. Так что мог и поблагодарить, как король советовал. А теперь говори, что тебе надо, и проваливай.

– Куда ты идешь?

– Не твое дело.

– Не надо было тебе быть здесь. Не надо.

– Смотри-ка, он опять знает лучше меня, что мне надо делать, а что нет! – сказала она с тем большей злобой, что была согласна с его последними словами.

– Ведь я же о тебе думаю, Адри, о твоей безопасности… я же тебя люблю и только поэтому…

– Тише! Если услышит кто? Ты смерти моей хочешь?

– Нет. Этого я не хочу. Но это противно всему. Одумайся. Ты ведь не такая… Вспомни моего отца…

– Святой Христофор! Верно сказано – лучше драться с семью разбойниками, чем разговаривать с одним дураком! Хватит жевать жвачку. Твой отец был замечательный человек, но если тебе когда-нибудь надоест жить, ты сделай только одно – попробуй рассказать, что ты обо мне знаешь.

– Опять ты не так поняла! Я вовсе не хочу тебя выдавать.

– Однако к этому все и идет.

– Разве постоянная ложь не опротивела тебе? От этого устает каждый… а со мной ты сможешь говорить правду, ничего не боясь…

– Я и так ничего не боюсь! – она усилием воли подавляла готовую вырваться ярость. – Понял, что от меня угрозами ничего не добьешься, решил уговорить? Купец… – с удовлетворением отметила, что оскорбление достигло цели. – Моя ложь лучше твоей правды. И полезнее.

– Кому?

– Во всяком случае, мне.

– Адри, Адриана, одумайся, пока не поздно. Не губи себя и меня…

Он больше ничего не успел сказать. Разрывающий уши скрип прервал его. Уже после наступления темноты прибыл двигавшийся в арьергарде отряд маркграфа Унрика, и все никак не мог разместиться. По камням, подталкиваемая обслугой, катилась тяжелая баллиста, неизвестно кому понадобившаяся в горах. Пехотинцы, мокрые от пота и полуживые от усталости, орали: «Посторонись!» Даниель, загораживаясь рукой от слепящего света факелов, отступил с дороги, а когда грузная махина проскрипела дальше, ни рядом, ни в стороне Адрианы не было – Странник хорошо видел в темноте.