Бронзовая птица - Рыбаков Анатолий Наумович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/50
• Следующая

Слово попросил Ерофеев. Он вышел к сцене, снял фуражку, обнажив плешивую голову, и сказал:

– Очень правильно сказал товарищ представитель насчет ребятишек. И мы тоже хотим, чтобы все было по-божески, по справедливости. Чтобы, значит, и мы никого не обидели, и нам чтобы ни от кого обиды не было. А вот насчет земли товарищ представитель ничего не сказал. А с землей-то как будет – вот вопрос.

– Ни на чью землю коммуна не претендует, – ответил Борис Сергеевич, – коммуне отойдет та земля, которая принадлежит государству и которой незаконно пользуются гражданин Ерофеев и некоторые другие граждане. Разве вам, гражданин Ерофеев, полагается владеть почти сотней десятин земли?

– Не я, а все общество пользуется, – ответил Ерофеев и широким жестом обвел зал, показывая, что все здесь сидящие пользуются этой землей.

Но та самая женщина в платке, которая кричала про коммунаров, выкрикнула:

– Ты чего на нас показываешь? Мы этой земли и не нюхали! Всю заграбастал!

Не обращая на нее внимания, Ерофеев спокойно продолжал:

– Владеем по закону. На то и бумага из губернии есть.

Борис Сергеевич строго посмотрел на Ерофеева и сказал:

– Мы знаем, гражданин Ерофеев, сколько вам стоила эта бумага.

Ерофеев метнул на него настороженный взгляд, потом развел руками:

– Про это нам ничего не известно.

– Значит, будет известно, – коротко ответил Борис Сергеевич и, обращаясь к залу, спросил: – Граждане, кто еще пользуется этой землей, просьба встать.

Никто не встал. Все молчали. Только один старик вполголса проговорил:

– Кто же ею пользуется… Известно кто…

Ерофеев неожиданно протянул вперед руки, повернул их ладонями вверх и сказал:

– Этими руками земля обработана. Разве я не трудящийся?

Женщина в платке вскочила со своего места и закричала:

– Какой ты трудящийся? Ты этими руками только деньги считаешь! Закабалил всех, а теперь трудящимся прикидываешься!

Опять заговорили все сразу. Но теперь общее негодование обрушилось на Ерофеева, на лавочника и на других кулаков. Выкладывались давние обиды, вспоминались несправедливости и унижения, которые терпели все от местных богатеев. Миша смотрел на мать Жердяя: вот кому бы выступить и рассказать, как Ерофеев подбивал ее предать собственного сына. Но Мария Ивановна молча сидела в углу, поворачивая печальное лицо к тем, кто выступал, но сама ничего не говорила.

Председатель Иван Васильевич ладонью постучал по столу:

– Гражданы! Довольно пререкаться! Вопрос ясный: быть здесь трудовой коммуне из числа бывших беспризорных товарищей. А то, что некоторые свою шкуру защищают, так это их личное дело. Все трудящееся крестьянство, и которые бедняки и которые середняки, горит способствовать общему делу. А потому просим Бориса Сергеевича доложить, как мыслится работа коммуны. В каком, значит, направлении и какая от нас требуется помощь.

Борис Сергеевич рассказал, чем будут заниматься коммунары, что они будут сеять, какие сады разобьют, какие у них будут мастерские и подсобные предприятия, какую выгоду от этого получит окрестное население.

Все молча и внимательно его слушали. Может быть, он и не привлек всех на свою сторону, но большинство чувствовали, что настоящая правда – на его стороне, а не на стороне тех, кто эксплуатировал их.

А ребята торжествовали. Речь Бориса Сергеевича казалась им прекрасной. Он нарисовал такую заманчивую картину развития коммуны, что, слушая его, им хотелось тоже стать коммунарами, остаться здесь и создавать на новом месте новое хозяйство, «нового, – как выразился Борис Сергеевич, – коммунистического типа»…

Собрание кончилось. Уже наступила ночь. Дождь прекратился. Небо очистилось от туч, на нем сверкали мириады звезд. И только когда ребята задевали в темноте деревья и кусты, на них сыпались капли дождя, застрявшие на листьях и ветках.

Борис Сергеевич и Миша шли позади всех. Впереди, из темноты, доносились крики и ауканье ребят, громкий смех Зины Кругловой, обиженное бормотанье Кита, негодующий голос Бяшки.

– Скажите, Борис Сергеевич, – спросил Миша, – если бы вдруг появился бывший владелец усадьбы, мог бы он помешать коммуне?

Борис Сергеевич засмеялся:

– Как же он помешает? Усадьба конфискована и принадлежит государству.

– А вы не знаете, где они, бывшие графы?

– Старый граф еще до революции уехал за границу, а молодой неизвестно где. Впрочем, какое это имеет значение?

Мише очень хотелось рассказать, какое это имеет значение, но он удержался. Вот если завтра он убедится, что человек в зеленом и есть граф Карагаев, тогда он и скажет.

– А вы не интересовались их гербом? – спросил Миша. – Вернее, я хотел спросить: какая именно птица изображена на гербе?

– На гербе изображен орел. И если судить по голове, то это орел-ягнятник, он же орел-бородач. Нечто среднее между орлом и грифом, так сказать, переходный вид. Правда, специалисты, к которым я обращался, утверждают, что туловище – обыкновенного орла, но голова определенно орла-ягнятника. Вот, – он вытащил записную книжку, – у меня записаны приметы: «Голова большая, плоская спереди, выпуклая сзади. Покрыта щетинистыми и пухообразными перьями. Клюв большой, длинный, согнутый острым крючком. Основание клюва окружено пучком щетинок, который прикрывает нижнюю половину клюва. Поэтому орел называется как ягнятник, так и бородач».

Миша внимательно слушал Бориса Сергеевича. Но это опять ничего не давало. Ягнятник, бородач… Полуорел, полугриф… Нет, ничего не дает… Вот халзан, курганник, могильник – это о чем-то говорит. А бородач ни о чем не говорит.

Неужели они ошиблись и с орлом? Неужели орел изображен просто так и их догадкам та же цена, что и показанному на чертеже маршруту?..

Все же сообщением Бориса Сергеевича Миша решил поделиться с Генкой и Славкой. Когда лагерь затих, он тихонько вызвал их из палатки, отвел в сторону и сказал:

– Так вот, ребята, Борис Сергеевич говорит, что у этой птицы голова орла-бородача, или ягнятника.

– Ну и что? – нетерпеливо возразил Генка. – Я ведь тоже говорил, что голова у птицы особенная, не такая, как у настоящего орла. Возможно, что ягнятника, не возражаю. Но какое это имеет значение? Ведь в целом это орел обыкновенный.

– А чертеж? – настаивал Миша. – Ведь на чертеже голова орла совершенно черная, в отличие от туловища и ног. Значит, голова имеет какое-то особое значение. А голова – ягнятника.

Генка опять нетерпеливо передернул плечами:

– Не знаю, не знаю… При чем здесь ягнятник? У нас в России он почти не водится. Иногда только встречается на Кавказе и у Гималайских гор. Если ты хочешь знать, то ягнятник живет выше всех горных птиц, в области ледников и вечного снега. Откуда здесь, в средней полосе России, может взяться ягнятник? И гнездятся они только на скалах. А какие здесь скалы? Нет ни одной скалы…

– Как же нет? А скала, на которую мы сегодня залезали?

Генка рассмеялся:

– Какая это скала? Ты пойми: они гнездятся на неприступных скалах.

– Это не имеет значения, – решительно объявил Миша, – зато как здорово получается… Орел изображает реку Халзан, его голова – скалу на Халзане, а лапы могильника – могилу на скале. Понимаешь? Халзан – скала – могила.

Славка громко зевнул. Ему очень хотелось спать. И, если говорить правду, он устал от догадок и не верил в них. Один орел, другой, и так до бесконечности… Если бы дело было в орлах, то алмаз давным-давно уже нашли бы. Искали тоже, наверно, не дураки.

– Ведь мы были сегодня на скале и никакой могилы там не видели, – сказал Славка и снова зевнул.

– Да, не видели, – горячо ответил Миша, – но ведь мы ее и не искали. Надо пойти и как следует обшарить всю скалу.

– Когда пойти? – испуганно спросили Генка и Славка.

– Сейчас. Немедленно.

Но мальчики наотрез отказались идти сейчас на скалу. Что они там ночью увидят? Ровным счетом ничего. Бесполезная трата времени. Только не выспятся. А ведь завтра приедет человек в зеленом, и надо быть бодрыми и готовыми ко всему.

• Предыдущая
• 48/50
• Следующая