Сад для бегонии - Сазанович Елена Ивановна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/27
• Следующая

Локарев взял гитару и присел на краешек стула. Мы с Ромкой. Следуя его примеру. Машинально уселись на диван. И диван вновь предательски скрипнул.

Это была песня. Посвященная мне. Я это знала. Ромка это понял. И Локарев исполнял ее лучше всех песен. Когда-то им спетых. Это была любовь и боль. Страх и надежда. Отчаяние и вера. Это была правда…

Он молча отложил гитару. Молча пожал Ромке руку. Молча потрепал меня по щеке. И ушел.

Мы с Ромкой, не сговариваясь, бросились к окну.

Локарев шел, распрямив плечи. С высоко поднятой головой. Твердо ступая по непросохшей от дождя земле. Он шел не оглядываясь. Он боялся оглянуться.

Этого боялась и я. Я боялась не выдержать. Броситься за ним. Уцепиться за рукав его пиджака. И никуда не отпускать.

Он боялся не выдержать. Оглянуться. Броситься ко мне. Уткнуться головой в мои колени. Как когда-то. Схватить меня за плечи. И не отпустить.

Ничего не произошло.

Локарев не оглянулся. Он так же прямо и гордо шел по непросохшей земле. Я так же грустно смотрела ему вслед. Мои глаза были сухими. Кулаки сжаты. И только когда он скрылся за поворотом. Я не выдержала. И уткнувшись лицом в грудь Ромки. Глухо зарыдала…

Мы остались вдвоем с Ромкой. Мои преданным и верным другом. По-прежнему беззаветно влюбленным в меня. Мы остались в маленьком рае. Который Ромка упрямо называл глухой дырой. Но я знала, что это рай. Потому что по-прежнему добрая старушка приносила нам по утрам парное молоко. И я жадно его пила. Наслаждаясь каждой тепло сладкой каплей. И молоко стекало по моим губам. И Ромка смеялся. И восклицал.

– Ты – как ребенок.

А я думала про Локарева. Что это он как ребенок. Который остался одни на один с врагами. Который беззащитен и слаб. И которому больше не на кого положиться.

Это по-прежнему был рай.

Я бегала босиком по утренней росе. И вдыхала аромат нечаянных полевых цветов, выросших в запущенном саду.

И Ромка восклицал:

– Сашка, какая ты еще девчонка!

А я думала про Локарева. Что это он еще мальчишка. Которому в любой момент могут выстрелить в спину. Которому преданно смотрят в глаза, сжимая в кармане револьвер. А он всем верит.

По ночам мы с Ромкой глазели на Полярную звезду, настойчиво поселившуюся над его домом. И я щурила глаза. И задорно махала ей рукой.

И Ромка восклицал.

– Какое ты еще дитя, Саня…

А я думала про Локарева. Что это он еще дитя. Которому теперь приходиться доказывать свое право называться мужчиной. Который теперь, борясь со своим страхом, защищает не столько себя. Сколько меня. Свою любимую. Которой он посвятил свои последние, самые лучшие стихи на свете.

У нас в доме подолгу горел свет. Мы подолгу не могли уснуть. Я с нетерпением ждала новостей. Постоянно переводя взгляд с телевизора на окно. Вглядываясь в ночь. Ожидая увидеть его. И ненадолго уснув, вновь вскакивала с постели. И мчалась на порог. Уже вглядываясь в раннее утро.

Но по-прежнему пели петухи. По-прежнему всходило солнце. Блестела роса на траве. Стучалась в окно бабка с парным молоком.

Рай оставался раем. Но в нем не было моего возлюбленного.

И я стала бояться. Я знала, что его могли уничтожить. Но я еще знала. Если бы это случилось. Я наверняка непременно узнала бы об этом из утренних газет или телевизионных новостей. Утренние газеты и телевизор кричали о войнах, преступлениях, уличных насилиях. Но среди этого кошмара не было Локарева. И это меня успокаивало.

И я ждала.

Ожидая новостей, мы с Ромой слушали его песни. По-прежнему талантливые песни. Взывающие мир к добру и справедливости. Ненавидящие ложь и предательство.

Это был мой Локарев. Пусть он когда-то и писал из-за собственной слабости. Беспомощности. Страха. Пытаясь доказать всему миру свою будущую победу над собой. Но это было когда-то. Теперь я словно слышала другой голос. Сильный. Уверенный. Гордый голос человека. Уже знающего цену жизни. И цену людям. Всегда готового смело посмотреть вниз с самого высокого дома. С самой высокой башни. Несмотря на то, что вверх смотреть легче.

Это пел мой Локарев. Которого я сама выдумала. Потом – встретила. Потом – поверила в него. И – полюбила. Мой Локарев.

И Ромка после последних аккордов не выдерживал. И спрашивал.

– Ты веришь, Саня, что он вернется?

Я недоуменно смотрела на него. Я не понимала его глупый вопрос.

– Иначе не может быть, Ромка. Иначе все теряет смысл. В том числе и моя жизнь. Тогда абсолютно все бессмысленно. Как можно не верить в любовь.

Он тоже не знал, как это возможно. И он понимал. Все имеет смысл, только тогда, когда веришь…

Ромка этим утром явился позже обычного. Я уже не спала. Я уже бродила по двору, стараясь пореже глядеть на дорогу. Я специально смотрела себе под ноги, читала про себя стихи. Наговаривала детские считалочки. Чтобы убить время. А потом резко поднимала голову и смотрела вдаль. Ожидая, что там наконец появится Локарев. Я знала, что те, кого очень ждешь, должны появляться неожиданно. Вот почему я сдерживалась, чтобы постоянно не пялиться на дорогу. Каждый раз, когда я поднимала голову. Мне казалось, что он сейчас непременно придет. Он будет идти по той же пыльной дороге. Своими большими размашистыми шагами. Высоко подняв голову. И я встречу его у калитки. И он крепко прижмет мою голову к своей груди. И скажет.

– Не представляю, Санька, как я жил без тебя это бесконечное время.

И я его больше никуда не отпущу…

Ромка этим утром явился позже обычного. Он позвал меня в дом. И долго задумчиво смотрел в мои глаза. Пытаясь что-то сказать. Но не решаясь. Или просто не находя слов.

Мое сердце невольно сжалась. Мои руки похолодели. По телу пробежала легкая дрожь.

– Говори, Ромка, – хриплым голосом выдавила я.

Он продолжал молчать.

– Ну, же! – мой голос повысился. И наконец сорвался до крика. – Ну же! Ромка! Что случилось! Не молчи, как болван! Говори!… О, Боже… Неужели его…

– Он жив, Саня, успокойся.

Я успокоилась. Остальное для меня не имело смысла.

Ромка вытащил из сумки какую-то помятую газету и бросил ее на стол.

– Почитай, Саня.

И отвернулся к окну, закуривая сигарету. Я успела заметить. Что его руки слегка дрожали. Впрочем, это не важно. Локарев жив. Больше я ничего не боялась. И поэтому я спокойно схватила газету и пробежала взглядом по строчкам.

На первой полосе торжественно сообщалось, что директор звукозаписывающей фирмы «Лок-Рекордс», знаменитый в прошлом певец и композитор Константин Локарев назначен на пост президента крупной международной ассоциации фирм звукозаписи. Его коротко поздравляли с новой ответственной должностью. Желали успехов в его работе. И высказали уверенность, что с приходом Локарева эта сфера шоу-бизнеса обречена на успех и процветание.

Когда я прочла заметку. То тут же подбежала к Ромке. И, схватив его за плечи, рывком повернула к себе.

– Ну и что! Ну и что, Ромка! Боже, как ты посмел подумать, что он… Испугался, предал… Господи! Это же так просто! И правильно, и логично! Локарев правильно сделал. Что согласился на это предложение! Очень мудро он поступил! Он должен обезопасить себя! Должен! Чем больше он будет иметь власти! Тем проще будет рассказать всю правду без каких-либо последствий! Понимаешь! Вот почему он так долго не появлялся! Сейчас. Когда он имеет еще больший авторитет. Он наконец-то сможет действовать! Сможет и меня защитить! Это же игра, Ромка! Как ты не понимаешь! Хитрая, тонкая игра!

• Предыдущая
• 24/27
• Следующая