Сад для бегонии - Сазанович Елена Ивановна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая

Вместе с матерью перестала ждать и я. И мы на время ожили. Но это была всего лишь передышка перед новой бедой, перед новым несчастьем. Но мы это не знали. Мы не знали, что всего лишь четырнадцать лет счастья было уготовано судьбой для нас троих. С момента моего зачатия до смерти отца. Всего лишь четырнадцать лет. Огромного, настоящего счастья. За которое нам пришлось заплатить сполна. Судьба не любит слишком счастливых. Она их уничтожает. Но это я знаю только теперь…

Окаменев, я сидела на одном месте. Сжимая в кулаке письмо. Мое лицо побледнело. Мои глаза были пусты. И слез уже не было. Слишком большая беда уже не вызывает слез. Потому что убивает все чувства. Для слез нужны чувства…

Женя приблизился вплотную ко мне. И протянул сигарету. Моя рука уже не дрожала, когда я прикуривала от его зажигалки. И мой голос уже не дрожал, когда я ему сказала.

– Мать не назвала в письме имя этого человека.

– Конечно, – тут же согласился он. – Их связь держалась в строгой тайне. И они оба соблюдали крайнюю осторожность. Он был не просто парнем с улицы. К тому же – женат. И они оба не хотели подвергать испытанию его репутацию. Об их отношениях знал только я.

– И только вы знали, что этот человек – убийца. И ничего не предприняли, – продолжила я за него.

– Нет, – твердо ответил Женя. – Об этом я узнал совсем недавно. В мои руки попали важные документы.

– В таком случае их можно обнародовать. И наказать виновного.

Он посмотрел на меня, как на маленькую. Снисходительно. Свысока. Многоопытный, много повидавший. искушенный мужчина. И я видела, как он хочет сказать: «Девочка…»

– Александра, – сказал он. – Я буду откровенен до конца. Конечно, мы можем обнародовать эти документы. Мы можем даже попытаться в открытую обвинить этого человека. Но я твердо убежден, в этой борьбе полетят только наши головы. Поверьте мне, я знаю, что говорю. Я связан с МВД. Я связан с политическими организациями. И я знаю. Чем может закончится это дело. Вам нельзя много знать. Иначе вы подвергнетесь страшному риску. И поэтому я не скажу ничего конкретного. Но это немало… Ваш отец погиб не от руки обычного уголовника. В его смерти замешаны влиятельные силы. Поверьте. И сейчас эти влиятельные силы у власти. Этого человека будут защищать. И сделать это будет не так уж трудно. Вы – никто. Вы – пешка. По сравнению с ним. Но даже если предположить самое невероятное. Что какой-нибудь честный Робин Гуд нам поверит. И займется всерьез этим делом. И даже на начальной стадии ему повезет. Поскольку поначалу никто не обратит внимания на тявканье этой моськи. Но потом… Потом, поверьте, будет совсем по-другому. Даже если придется собирать суд. К этому времени уже будут уничтожены все документы. Я до суда вряд ли доживу. Допустим, хоть это нереально, останетесь вы. И даже суд состоится. Ну и что? Чтобы заткнуть глотку общественности и правдолюбцам. Им бросят кость. И обвинят этого человека в каких-то незначительных махинациях. И засудят в лучшем случае на пару лет. Через год он попадет под амнистию… И вы уже вряд ли доживете до этой амнистии. А он переживет всех. Такие люди не умирают от руки закона.

– Но это не значит, что они не умирают вообще, – я стиснула зубы. И сжала кулаки. В уголках моих губ появились жесткие складки.

– Возможно я говорю шокирующие вас вещи…

– Меня уже давно ничего не шокирует, – резко прервала я его. – Вы разговариваете не с девчонкой из пансиона для благородных девиц. Вы разговариваете с человеком. Который верит в справедливость мира настолько же, насколько этот мир справедлив на самом деле.

– Я рад, что вы меня понимаете…

– Да нет, черт побери! Как раз вас я абсолютно не понимаю! Вы говорите о возмездии. О справедливой мести. Но… Но при этом не желаете назвать имя человека. Который заслуживает смерти! Мне что, от отчаяния стрелять в воздух! Так при этом я могу нечаянно попасть в птицу! А мне бы не хотелось стрелять в живое… В Божье творение…

– И тем не менее вы не раздумывая можете убить человека.

Я покачала головой.

– Этот человек далеко не Божье творение. Скорее – дьявольское. И даже если я не права. Я готова отвечать за убийство. Но пусть вначале поплатиться он. Только так я смогу расплатиться за смерть своих родителей. Назовите мне его имя, – почти приказала я Жене.

– Нет, – отрезал он. – Я не имею права. Вы можете натворить много глупостей. Вы эмоциональны. Вы импульсивны. Если я сейчас назову его имя. Бог знает, доживете ли вы до сегодняшнего вечера. Вы же непременно начнете куда-то мчаться, звонить, стучаться во все кабинеты. Вы же не усидите на одном месте. Вы перестанете себя контролировать. И потом… Есть еще одно «но». Вы же не убийца. Вы просто человек. Женщина. Которая при определенном стечении обстоятельств готова на преступление. И когда я назову имя этого человека… Вы вряд ли сможете его убить. Вы просто не доживете до убийства. Вы попытаетесь воззвать к его совести. Порядочности. Чести. И прочее. Вы сделаете попытку урегулировать все другим путем. Разве не так? Но этот путь просто приведет вас к гибели. Вот и все. Вы этого хотите? Вы по-прежнему желаете, чтобы я назвал его имя?

Я задумалась. Он был, пожалуй, прав. Я боялась знать. Я бы непременно стала планировать это преступление. И в итоге бы от него отказалась. Передо мной был бы живой человек. Со своими слабостями. Со своею судьбой. У которого есть жена, может быть – дети. Я не профессиональный убийца. Я бы совершила массу ошибок. И на этом пути наверняка сломала бы себе голову. Нет. Женя прав. Мне нельзя знать это имя. Я не должна смотреть в глаза человеку, которого хочу уничтожить. Я просто его должна уничтожить. И только потом встретиться где-то там. За пределами нашей жизни со своими родителями. И им сказать.

– Может быть, я была не права. Но я сделала все, что могла. Чтобы за вас отомстить. Если бы это сделал закон. Я бы никогда не посмела убить. Но закон никогда не был на стороне нашей семьи. Следовательно его вообще не существовало.

– Вы по-прежнему хотите узнать его имя, Александра? – повторил свой вопрос Женя, неотрывно глядя в мои глаза.

– Нет, – тихо ответила я. – Но… Но с какой стати я вам должна верить?

– Вы мне ничего не должны. Как и я – вам. Мы можем сейчас же разойтись в разные стороны. И никогда больше не встретиться… Я исполнил свой долг. Я наконец решился вам сказать правду…

– Ах, только не говорите мне, ради Бога, о долге! – я непроизвольно повысила голос. И не потому. Что меня раздражал Женя. Мне он по-прежнему нравился. Меня раздражало. Что сейчас мне нужно на что-то решиться. Я давно отвыкла принимать решения. – Ради Бога, Женя! Я в жизни не поверю. Что вы пришли ко мне с благотворительной миссией. Наверняка, вам просто нужно убрать неугодного вам человека. И вы хотите это сделать моими руками…

– Не будьте смешной, Александра, – он вновь посмотрел на меня, как на маленькую. И мне это понравилось. Я так давно не чувствовала себя ребенком. Мое детство закончилось в тринадцать лет… – Вы, как ребенок, Александра. Если бы мне нужно было бы кого-то убрать, уж поверьте. Я не шел бы на такой нелепый риск. Прибегая к помощи какой-то девчонки… И потом… Я же вам говорю. Я ни на чем не настаиваю. Вам решать. Мое дело – рассказать правду. Исключительно ради памяти вашей матери. Я к ней очень хорошо относился. Мы познакомились с ней в Лондоне. Она покупала платье для девочки. Она улыбнулась мне и сказала, что это ко дню рождения. Помню, такое воздушное. Васильковое платье. Не очень модное. Но очень изящное. Наверно, для вас…

Я до боли стиснула виски. Мне стало трудно дышать. И он понял. Что совершил ошибку.

Словно желая исправить свою вину. И заглушить мою боль. Женя резко надавил на кнопку магнитофона. И низкий густой бас Локарева разбил тишину.

И мне вновь стало легче. Мне вновь показалось, что я не одна. Пока есть песни Локарева. Которые любили мои родители. Я не могла быть одна. Потому что это значит, что еще существует мир. Где живут по законам совести, правды, любви.

• Предыдущая
• 4/27
• Следующая