Чужое наследие - Шалыгин Вячеслав Владимирович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/91
• Следующая

– Как ты смеешь! – возмутился Великий. – Кто дал тебе право обвинять Первополе в некомпетентности?!

– Я обвиняю его в ущербности, вот в чем штука, – печально ответил Наблюдатель, все больше удаляясь от точки проведения Совета. – Хотите позвать Ушедшего, я согласен. Только объясняйтесь с ним без меня. И когда его миссия провалится, а Первополе окончательно выйдет из-под контроля, меня тоже не зовите. Я больше не желаю участвовать в этих играх. Я просто хочу выжить…

Последние слова Наблюдателя прозвучали уже нечетко. Он вышел слишком далеко за пределы реальности, соединяющей Перворожденных. В круге Совета надолго воцарилось молчание. В истории Перворожденных – хранителей и одновременно составных частей Первополя – бывало всякое: и неудачные рождения, и изгнания, и долгие споры о целесообразности тех или иных событий, но еще никто не отказывался хранить многомерную реальность. Никто не отрекался от Первополя – энергетической сверхмашины, создающей и накапливающей информационные отражения большей части процессов и частиц Галактики. Ведь в служении ему заключался весь смысл жизни хранителей.

Но в чем-то Наблюдатель был прав. Первополе не стало идеальной сверхмашиной. Его программа сбоила, например, теряя из виду людей и, чтобы не признаваться в ошибке, объявляя их нерожденными. Эту хитрость все хранители давно раскусили… и тут же приняли по умолчанию версию, оправдывающую Первополе, поскольку так было удобнее. И катастрофы, сопровождающие рождение каждого очередного хранителя, тоже не были нормой. Мыслящий однажды просчитал верный алгоритм и пришел к выводу, что в идеале никаких разрушений материи быть не должно. Но исправлять программу не стали, поскольку пришлось бы пожертвовать значительными информационными массивами, а это противоречило главной цели Первополя – созданию всеобъемлющего галактического банка данных. В программе крылось и множество других изъянов, но ведь иной программы попросту не существовало! Перворожденным приходилось хранить то, что имели. Хранить и развивать. Пусть и осознавая, что Первополе дефектно. Что с того? Ведь это и родной дом, и мать с отцом, и смысл жизни. Ничего и никого из этого списка выбирать не дано. Ни энергополевым сущностям, ни сверхсуществам, ни людям…

Единственным источником света была голограмма циферблата, висящая слабым контуром над письменным столом. Великий князь Преображенский чуть приподнял голову и взглянул на часы. Половина третьего. Сегодня князь лег раньше обычного, с твердым намерением наконец-то выспаться, но заснуть так и не смог. Не помогли ни рюмка семнадцатилетнего грузинского коньяка, ни ласки княжны Оксаны. Был момент, когда Сергей Павлович почти провалился в сладкое полузабытье, но длилось оно всего минут десять. Где-то на пороге крепкого сна, когда эго почти растворилось в ленивом море подсознательных образов, Преображенскому почудилось, что рядом с ним дремлет не Оксана, а Нина. Сергей Павлович осторожно и нежно прикоснулся к ее обнаженному плечу, и тут его будто обожгло, а из глубин памяти вырвалось видение – мраморный склеп и скамья, на которой, оплакивая жену, он провел долгие часы. Сон тут же отступил, и князь уставился в темноту, тщетно пытаясь успокоиться и унять выскакивающее из груди сердце. Нины больше нет. И спящая рядом женщина никогда ее не заменит. Она может стать кем-то другим, таким же близким, но не заменой. Слишком глубока душевная рана от потери жены, чтобы залечить ее так скоро. С этой раной придется жить еще долгое время. Мучиться и терпеть, заключив боль в силовую орбиту воли и выстраивая новое счастье снаружи барьера.

Симпатия, возникшая между Преображенским и княжной Оксаной, второй дочерью Ивана Гордеева, предшественника Сергея на троне Великого Князя, – это лишь способ выжить и не сойти с ума в круговороте жутких событий. О любви пока не могло быть и речи. Они оба это понимали, но не отказывались от немногих часов нежности и тепла, даря их друг другу со всей искренностью, на которую способны. Пусть при этом они вспоминали своих любимых – муж Оксаны погиб примерно в то же время, что и княгиня Преображенская, – но это скрывалось глубоко в душе. Об утратах никогда не говорилось вслух, будто жизнь началась ровно месяц назад, когда Оксана впервые пришла в покои Сергея Павловича не как княжна Гордеева на аудиенцию к Великому Князю, а неофициально. Пришла и осталась…

Да, о любви речь пока не шла. Возможно, когда закончится траур и боль уступит место грусти, Сергей и Оксана найдут в себе силы снова любить, но пока… Возникло родство душ и полное взаимопонимание. Они словно бы перескочили романтический этап взаимоотношений и сразу перешли к этапу построения семейного счастья. Ведь когда уходит страсть, семья остается прочной и счастливой при соблюдении именно этих условий. Возможно, придет и любовь, но не сейчас. Слишком рано.

«И дел невпроворот. Так что личная жизнь подождет. К тому же никто никого не торопит. Ведь нам с Оксаной спешить некуда…»

Преображенский осторожно отодвинулся от княжны и сел. Отреагировав на его движение, усилилась подсветка часов. В спальне стало светлее, и князь различил плавные контуры тела Оксаны. Она спала безмятежно, чуть повернув голову в сторону Сергея. Князь невольно залюбовался. Красивые, правильные черты лица, длинные, чуть вьющиеся темные волосы, упругая грудь, плавные изгибы живота и бедер…

Лишь чувство ответственности государственного деятеля заставило Сергея встать и неслышно направиться к двери в кабинет. Если бы не сводка о состоянии дел в Колониях, отложенная вечером, в связи с приходом Оксаны, Преображенский ни за что не покинул бы ложе. Княжна ничем не напоминала Нину, но в этом-то все дело. Именно поэтому, даже во сне не приемля замену, Сергей Павлович всей душой тянулся к этой женщине. И пусть пока это не любовь. Но она обязательно придет. Не может не прийти, когда люди относятся друг к другу с такой теплотой…

Князь набросил халат, прошел в кабинет и плотно закрыл за собой тяжелую старинную дверь из натурального дуба. Здесь его ждала совсем другая жизнь. Водоворот дел и тяжелые гири ответственных решений. Причем, чтобы справиться со всеми задачами, следовало бросаться в «водоворот», держа «гири» в руках. И пытаться при этом выплыть. И почти никаких спасательных кругов. Раньше можно было опереться на огромный опыт Гордеева и его советников, теперь же единственной опорой служили намеки и невнятные подсказки от Ван Ли. Хорошо, хоть на душе не так скверно, как раньше, спасибо Оксане…

Сергей Павлович сел за стол и взял в руки терминал с текстом сводки. Составителем значился Иннокентий Семенович Панин, бывший атташе посольства Каллисто на Земле, а ныне Генеральный инспектор административных и финансовых колониальных учреждений. Если не брать в расчет высшее командование армии и флота, по нынешним временам игравшее главную роль в жизни ОВК, должность стала третьей по значимости после премьер-министра и генерального прокурора. Карьерный взлет получился стремительный, но Панин его заслужил. Он грамотный, умный и честный человек. Поэтому Преображенский мог доверять ему, как себе. Плюс ко всему, Иннокентий Семенович уроженец Каллисто, а на родине нынешнего Великого Князя преданность правителю возведена в абсолют.

Преображенский пропустил вводную часть и нашел главное: ход восстановительных работ на наиболее трудных участках и настроения, преобладающие в кулуарах колониальных правительств. Опыт атташе пригодился Панину и на новом месте работы. Чтобы улавливать едва заметные нюансы и видеть скрытые течения, необходимо тонкое дипломатическое чутье. И у Иннокентия Семеновича оно развито в полной мере.

Панин считал, что лояльность колонистов далека от идеала. Они прилагали максимум усилий для восстановления планет, опаленных пожаром Катастрофы, и без стеснения расходовали немалые финансовые вливания государства, но вместе с тем вели непрерывные переговоры друг с другом, сколачивая некую тайную коалицию, в центре которой значился космический город Эйзен – в прошлом известное смутьянское гнездо. А некоторые правительства и влиятельные промышленные группы, как, например, Совет Представителей Мирры, бундеспарламент Юнкера или Корпорация «Ливэй» с Колонии Деа, даже встречались с эмиссарами опального князя Бородача, активно разыскиваемого великокняжеской контрразведкой по всему ОВК. Называть эти телодвижения подготовительным этапом заговора было пока рановато, но и игнорировать – неразумно.

• Предыдущая
• 2/91
• Следующая