Низший пилотаж - Ширянов Баян - Страница 12
- Предыдущая
- 12/64
- Следующая
ПЕРЕДОЗ.
С утреца, для поднятия настроения, Семарь-Здрахарь ширнулся, и пошел на работу. Где он вкалывал на Советскую власть, и какую должность занимал, для нашего повествования не имеет значения. Важно лишь то, что у него в кармане был пузырь винта, а после работы Семарь-Здрахарь намеревался пойти по теркам. Имеет значение еще и количество винта. Ибо наливал его Семарь-Здрахарь уже будучи вмазанным и по заширке забыл, что не разбодяжил отщелоченый винт.
Съебавшись пораньше, наш герой прямым ходом двинул в драгу. Она заслуживает отдельного описания.
Это был двухэтажный домик из красного кирпича. На втором этаже раньше помещались ремонт обуви и прачечная, а на первом была каличная. Семарь-Здрахарь не раз затаривался там джефом, а позже и салютом. Это была одна из московских достопримечательностей: мазовая драга. В ней никогда не дибили, и Семарь-Здрахарь держал ее на крайняк. Когда нигде больше вырубить не удавалось, он чапал сюда и получал свои две банки.
Теперь же все накрылось пиздой. Драгу закрыли и раздербанили. Дом готовился к сносу.
Вчера Семарь-Здрахарь забрел сюда. Он ностальгически побродил по битым стеклам. Нашел какие-то беспонтовые калики, и пачек сорок просроченного димедрола. Но под одним из фанерных листов его ждало открытие: две коробки ташкентского стекольного джефа!
Но самое главное ждало в подвале. Там гигантскими стопами громоздились терки! Все они были с таксировкой, но свести надпись, хотя и было достаточно геморройным делом, с номерными бумагами себя оправдывало.
В соседнем помещении валялись пузырьки, банки темного стекла с притертыми крышками, еще до хуя всякой полезной для ширового поебени.
И Семарь-Здрахарь решил наведаться сюда еще разок, прошмонать все как следует. Для этого он захватил самую большую из имевшихся у него сумок и пару целкофановых пакетов с ручками.
Шмон торгового зала почти ничего, кроме нескольких пластов релашки, карпика и седуксена, не дал. Семарь-Здрахарь, спугнув по дороге ссущего мужика, пошел в подвал.
Ветерок из разбитых окон продувал недлинный коридор. В нем было темновато, но в комнатах с обеих его сторон света было достаточно.
Зайдя в помещение со стопами терок, Семарь-Здрахарь прикинул фронт работ. Рыться здесь можно было несколько часов. Он уже решил, что конкретно он будет брать: только терки, написанные чернилами, они легче поддаются мытью, и те, что с самыми экзотическими верхними колотухами.
Семарь-Здрахарь присел на одну из кип. Действие утренней ширки почти кончилось, подступала легкая абстяга. Решив, что втюхавшись, на заморочке, он сделает все быстрее, Семарь-Здрахарь достал винт.
Выбралось три квадрата. Семарь-Здрахарь задумался.
Трешка. А его дозняк полтора куба. Значит, последовал логический вывод, он сделал себе полторашку и разбодяжил ее вдвое. Пора ширяться.
Перетянув руку, Семарь-Здрахарь нащупал канат, взял контроль, и с ветерком прошмыгал все три куба.
На последних децилах он понял, что чего-то не так. Его странно повело, но наркоман добил оставшееся в машине и выдернул агрегат из руки.
Сначала бешено заколотилось сердце. Его удары эхом отражались в ушах и Семарь-Здрахарь начал задыхаться.
С усилием заставляя себя делать вдохи и выдохи, он увидел, что все вокруг странно изменилось. Все поле зрения заполнили мелкие треугольники. Они радужно переливались, почти полностью заслоняя все окружающее.
Чувства резко обострились. Семарь-Здрахарь услышал чьи-то шаги, обстремался, что его заметут с баяном, полным контроля, до сих пор зажатым в его пальцах, но потом понял, что шаги раздаются с улицы.
Послышалось неразборчивое бормотание. Семарь-Здрахарь не мог определить, что это, глюк, или действительно кто-то поблизости разговаривает.
Замерев, он настороженно вслушивался. Треугольнички поблекли, но пока оставались, искажая очертания и краски окружающих стен.
«Передоз.» – Понял Семарь-Здрахарь. – «Как бы не кинуться невзначай…»
Звук приковал его внимание. Он был беспомощен, не мог пошевелиться, и это было чертовски страшно. Пластик баяна нагрелся от тепла его руки, но выпустить его не было возможности. Все было напряжено и возбуждено. Звук повторился. Это кто-то приближался по коридору.
Семарь-Здрахарь застыл. Страх, что его засекут в таком положении, парализовал все мышцы.
Шаги приблизились. Что-то загремело, очевидно, идущий в потемках обо что-то споткнулся. Послышался неразборчивый возглас, и шаги стали удаляться.
«Пронесло.» – Вытер пот со лба Семарь-Здрахарь и обнаружил, что может двигаться. Но когда он попытался разжать, наконец, пальцы и, хотя бы, выронить шприц, он понял, что тело его опять не слушается.
Продолжая насильственно дышать, он прислушался к внезапной тишине. Сердца слышно не было. Он потрогал себе пульс. Не слышно. Артерия на горле тоже не пульсировала как обычно. Он приложил руку к груди.
Ни звука.
«Остановилось… – Это слово, словно само по себе прозвучало в голове Семаря-Здрахаря. За ним появилось второе:
– Глупо…»
Тело моментально покрылось холодным водянистым потом.
«Я не хочу умирать!!! – Мысленно возопил Семарь-Здрахарь. – Сердце, бейся! Стучи, родное! Давай, давай, давай!!!»
В полнейшей панике, не понимая, что делает, Семарь-Здрахарь стал с силой давить себе на грудь. Ему казалось, что так он сможет сделать сам себе искусственное дыхание и заставить сердце заработать снова.
И оно пошло. Сначала Семарь-Здрахарь почувствовал, что сердце сначала колыхнулось, потом ударило активнее, и забилось, давая возможность своему хозяину прослушивать пульс и жить дальше.
Эйфория подступила к горлу Семаря-Здрахаря. Слезы покатились по его щекам, наркоман был искренне счастлив. Осознав, какое это счастье, одна лишь возможность жить.
Семарь-Здрахарь сидел на куче пользованных терок, плакал и улыбался, как идиот, все еще сжимая в ладони скользкий от пота баян.
Можно было бы прервать рассказ на этом эпизоде, но тогда бы создалось неверное представление о личности Семаря-Здрахаря. Можно было бы подумать, что чудом оставшись в живых, но как-то оценит этот факт. Но нет… На самом деде все было по-другому.
Вскоре приступ счастья начал затихать. Семарь-Здрахарь вытер слезы и сопли. Вытер сознательно и порадовался, что он теперь и все еще может что-то делать.
Кожа на лице ощущалась им, как воздушный шарик, который сперва надули до отказа, а потом спустили. Низ живота распирало от избытка мочи, а больше никаких дискомфортов не было. Разве что повышенное чувство стремности.
Семарь-Здрахарь встал. От долгого пребывания в одной позе, ноги затекли и теперь их кололи тысячи баянов со струнами. Он покачнулся и едва не грохнулся на терочные завалы. Второй шаг пришлось делать уже держась рукой за стену.
Выбравшись в темноту коридора, Семарь-Здрахарь долго ссал туда, покачиваясь то ли от внезапно накатившей усталости, то ли от нестойкости подгибающихся ног.
Совершая обратное путешествие, он запнулся и грохнулся на бумажные развалы. Подниматься не было сил, да и желания. Семарь-Здрахарь вытянул вперед руки, подтащил к себе перевязанную шпагатом стопу рецептов и стащил веревку. Верхняя терка при этом порвалась, но наркоман плюнул на это и начал разбирать оставшиеся.
В этой пачке все бумаги оказались на кодтерпин. Семарь-Здрахарь несколько секунд разглядывал каждый, оценивая его мазовость, и, или отшвыривал в сторону, или оставлял перед собой.
Из нескольких сотен бланков, заслуживающих внимания терок оказалось штук десять.
Перевернувшись, Семарь-Здрахарь сел и подцепил следующую пачку.
Стемнело. Семарь-Здрахарь сидел, обложенный рецептами и перебирал их с максимально возможной скоростью. Его сумка уже наполовину была забита. Когда потемнело так, что разбирать надписи на рецептах стало невозможным, он встал. Несколько раз прошелся по помещению, разминаясь. Покурил.
- Предыдущая
- 12/64
- Следующая
