Мышуйские хроники (сборник) - Скаландис Ант - Страница 34

• Предыдущая
• 34/36
• Следующая

Бригадир Филимон Зудов по кличке фон Зюдов или просто Фон любил раскрутить народ на этакие околонаучные диспуты: то о раздельном питании, то о непорочном зачатии, то о свиньях говорящих, то о блюдцах летающих. Ну а что еще делать во время подготовки к спуску под землю, как не поточить лясы на самые серьезные темы?

Сегодняшнюю тему подбросила местная пресса, опубликовавшая днями подборку материалов об известных всем и якобы крылатых созданиях. Вот с крыльев и начали. Атеист Кирюхин, бывший когда-то комсоргом, а теперь ставший активистом экологического общества «Зеленый мир», для краткости именуемого «Зелмиром», категорически заявил, что крылья могут быть только у птиц, ангелы же – это суть астральные тела людей и летают они сами по себе за счет низкой плотности астрального вещества. Митька Дрынов, слывший завзятым сердцеедом, отстаивал крылатость ангелов, точнее ангелиц, так как его интересовали исключительно создания женского пола. А передовик производства Терентий Задвигайло подверг сомнению саму правомочность вопроса о крыльях. Ангел – существо невидимое, уверял он, его, дескать, рисует наше сознание, а потому здоровых людей посещают симпатичные ангелы-хранители, больных же – напротив – безобразные ангелы смерти. При этом Терентий не преминул напомнить всем, что любые болезни проистекают исключительно от расстройства пищеварения, а идеальный желудок может обеспечить человеку исключительно раздельное питание. Именно такой системы придерживался сам Задвигайло, неустанно пропагандировал ее и свое лошадиное здоровье ставил всем в пример. Атеист Кирюхин еще раз выступил с позиций несокрушимого материализма, заявив, что астральному организму раздельное питание противопоказано. Терентий обиделся, а Дрынов мечтательно порассуждал о проблеме размножения ангелов и ангелиц, раз уж они такие материальные. Наконец, бригадир Фон Зюдов глубокомысленно предположил, что ангелы зримо являются лишь тем, кто в них верит.

– Ну, это ты махнул, Фон! – подал свою первую реплику Африканыч. – Тут ты совсем не прав…

И все невольно отметили, что разговорчивый всегда Африканыч на удивление молчалив сегодня. Да, старый шахтер не принимал участия в споре: он тоже мог бы кое-что рассказать, да не хотелось почему-то…

Никита Африканович появился на свет аккурат в день и час полного солнечного затмения. Роды у его матушки проходили тяжело, не обошлось и без щипчиков, коими в те годы считалось не зазорным ухватить младенца за голову. Может быть, с этого все и началось?

А первый звоночек прозвенел в пять лет, когда Никитушка ходил в детсад имени товарища Песталоцци. Ветреный осенний день, уютный дворик, посредине веранда с жестяной крышей. Никита копался в песочнице и вдруг почувствовал, как сильнейший порыв ветра поднял его над землей. Было очень здорово, он смотрел вниз и видел себя в песочнице, а себя, болтающегося в воздухе, не видел, только чувствовал. Потом глянул наверх – там было еще интереснее: ветер срывал с веранды железо, и один здоровенный лист уже летел ну в точности туда, где Никитушка лепил свои куличи… И как это он сообразил самому себе крикнуть: «Беги!» И тот, внизу, услыхал и за долю секунды до падения смертоносной жести выскочил из-под удара. Все потом говорили: «Везунчик!», а он-то хорошо помнил, что это душа, вылетевшая наружу, уберегла от смерти собственное тело. Однако его рассказам не поверили даже родители. Да и с какого перепуга верить? Никто же, кроме самого мальчика, ничего особенного не видел.

Вторая история приключилась лет на десять позже. Жили они тогда в коммуналке, длинный коридор был общим, и вместо сломавшегося ничейного выключателя болтались не стене два провода, соединив которые на ощупь в темноте, можно было зажечь лампочку. Никита давно приноровился делать это и даже любил смотреть как искрит в первую секунду тонкая медная проволока. Но в тот день то ли не выспался он, то ли задумался о чем-то – в общем, взялся обеими руками аккурат за оголенные концы. Ладони его тут же отбросило, но от сильнейшего шока вновь произошло то самое – отделение души от тела. Душа воспарила к потолку и начала летать по квартире.

Во мраке таинственно мерцали зыбкие очертания его собственных рук, напомнивших крылья. Ну а потом он обнаружил, что темно-то лишь в коридоре – в остальных помещениях мышуйская ночная жизнь била ключом. Никита мигом понял, что стен для него теперь не существует, и решил побывать во всех комнатах: интересно же! А и впрямь интересно оказалось. За достаточно короткий период времени Никита фантастически пополнил свои знания о мире и людях, его населяющих.

Сосед справа Игнатий Лаялов строчил доносы на всех обитателей квартиры; сосед слева, Агафон Сявкин, известный в городе попрошайка, вывалив на стол огромный ворох мелких грязных купюр, увлеченно перекладывал и пересчитывал их; в комнате возле кухни бабка Степанида маленьким ковшиком подливала брагу в булькающую над примусом колбу видавшего виды самогонного аппарата; ее ближайший сосед – семинарист Николаша, стоя в углу перед образами, замаливал грехи, излагая их господу в мельчайших и увлекательных подробностях; но интереснее всего было в клетушке молодоженов Титькиных: ночь-то выдалась жаркая, одеялом супруги не накрывались, и у них Никита погостил до упора, запоминая на будущее небывалые позы и прочие выкрутасы. Что значит «до упора»? А то и значит, что Люба Титькина внезапно взвизгнула, заметив колыхавшееся над постелью облачко, и Никита наш со страху вернулся в тот же миг в собственное тело в коридоре, уже вполне пришедшее в себя.

С той поры много воды утекло, и Никиту уже не первый год величали по имени отчеству, а чаще просто Африканычем, и уж казалось теперь, что давние те истории лишь сон или выдумка, да вот заговорили мужики об ангелах, и вспомнилось все – ярко, убедительно, жизненно. К чему бы это?

Африканыч услышал пока еще далекое, тихое журчание воды, и понял, что смертельная опасность в третий раз дышит ему в затылок. Неужели третий станет последним? А душа и впрямь не стремилась спасать свое бренное тело, похоже, просто не знала, каким образом. Зато видел Африканыч в темноте совсем не плохо, и себя, и все вокруг, ну и полетел проведать, как там остальные.

По-разному вели себя сослуживцы.

Покоритель женских сердец Митька Дрынов решил не терять времени даром. Он тихонько включил фонарь на каске, выудил из глубокого кармана куртки глянцевый порножурнал и, увлеченно листая его, уже расстегивал другой рукою ширинку. Вот кем оказался великий мышуйский бабник! Уж не придумал ли он всех своих однодневных подружек? Африканыч в задумчивости подлетел совсем близко, попал в луч света от фонаря и только в этот момент осознал, что видит предельно отчетливо: и руки свои, и ноги в ботинках, и туловище в шахтерской робе. А в следующую секунду Митька, словно почуяв что-то, задрал голову кверху и прошептал вслух:

– О, Господи! Это знак. Видно, пора мне жениться…

Африканыч поспешил ретироваться. И тут же наткнулся на другого персонажа. Атеист Кирюхин перепуганный до смерти кромешной тьмой, достал невесть откуда маленькую иконку, запалил перед нею свечку и молился истово, как послушник. Увидав Африканыча, и он совсем не испугался, а наоборот расплылся в блаженной улыбке да и продолжил молитву, обращаясь теперь непосредственно к душе старого шахтера.

Африканычу сделалось неловко, и он полетел дальше.

И кто ж это такой скрюченный сверкает голыми ягодицами? Ну, конечно, самый здоровый на свете передовик производства Терентий Задвигайло. Африканыч вспомнил, как тот частенько отлучался куда-то, стараясь исчезать незамеченным, а теперь вот воспользовался темнотой, да и присел почти там, где стоял, видать, невтерпеж стало – о как схватило живот от раздельного питания! Терентий тоже увидал ангела, но посмотрел жалобно и равнодушно, не до того ему было…

И тогда Африканычу сделалось как-то совсем грустно. И полетел он обратно, к собственному телу. А тут и свет дали. Опасность миновала.

• Предыдущая
• 34/36
• Следующая