Спроси у Ясеня - Скаландис Ант - Страница 66
- Предыдущая
- 66/125
- Следующая
Я, правда, совсем забыла, что теперь буду обслуживаться на другом уровне: Четвертое управление Минздрава, Кунцевская ЦКБ, наблюдение персональное у каких-нибудь академиков. И все ровно тошно сделалось. Даже плюнуть захотелось на всю эту бодягу, но ты уже знаешь, я страсть какая упрямая. Если чего решила…
– Не все в порядке у вас с гормонами, милочка, – солидно и чуть иронично заметило светило, изучив все мои анализы.
– Да ну?! – изобразила я удивление и, стараясь нахамить ему, добавила. – А почему же трахаться хочется постоянно?
Светило было невозмутимо.
– Это, милочка моя, разные вещи: сексуальная активность и способность к репродукции.
– К чему, к чему? Ах, ну да! Так и где же будем брать необходимые гормоны?
– Найдем, – успокоило оно. – Попьете лекарства, милочка, посидите на диете, снова пройдете обследование…
– А спортом можно заниматься?
– Даже нужно. Нервничать только не надо, психовать. Вот это самое дрянское дело.
Я улыбнулась грустно. Подумала: "Не получится". Но промолчала. И начала пить какую-то гадость. Маленькие такие таблеточки в желто-голубых пузырьках по нескольку штук в день. Кажется назывались они клостилбегит и в качестве побочного действия сулили мне близнецов.
А вообще-то этот академик Шнайдер был большой спец по бесплодию, и если он говорил, что случай не безнадежный – значит, так оно и было.
В мае Сергея осенило.
– Слушай, – я планировал послать тебя в Израиль на обучение осенью. – Так ты поезжай сейчас. Во-первых – климат, море, во вторых, фрукты, витамины, в-третьих, у них там шнайдеров больше, чем у нас бесплодных женщин – лучшая в мире медицина.
Мне было грустно расставаться с Сергеем, тогда – как-то особенно грустно, но в целом идея была прекрасная. Он приезжал ко мне несколько раз. Лечение-обучение шло нормально, но результата пока не давало. То есть лечение не давало результата, обучение совсем наоборот. К концу июля, когда я приехала в Москву на каникулы и на Девятнадцатую партконференцию, я смачно ругалась на иврите и с гордостью ощущала себя шпионом, готовым внедриться куда угодно. Тут-то и появился человек, знакомство с которым переменило очень многое в нашей жизни.
Как-то после одного из заседаний в Кремле, возможно, даже заключительного заседания той судьбоносной конференции Сергей притащил к нам в дом Леню Вайсберга. Леня был настоящим штатным гэбэшником высокого уровня, и я поначалу сильно напряглась в отношении дружбы с ним. Помню наш разговор с Сергеем в тот вечер, после ухода Тополя. Не Тополя, конечно, даже еще и не Горбовского для нас, а просто Лени Вайсберга.
– Не может полковник ГБ, прошедший всю эту проклятую лестницу, лизавший зады и хладнокровно убивавший, не может он стать врагом системы! – почти кричала я. – Неужели ты хочешь сделать его Причастным?
– Да! Хочу! – орал Сергей. – Потому что такого уникального человека мы еще сто лет не встретим. Он просто создан для службы ИКС.
– "Интеллигент может стать спецназовцем, спецназовец интеллигентом – никогда". Твои слова? – выпрыгивала я из штанов.
– Мои! – соглашался Сергей. – Так он и был сначала интеллигентом, а потом спецназовцем. И мне плевать, сколько он там убил паков. Мне важно, что он сегодня хочет всем добра.
– А я в этом не уверена. Не уверена! – гнула я свое.
– А ты в себе уверена?! – снова орал Сергей. – Во мне ты уверена?! Ты ведь сама убивала моджахедов. А я убивал унитовцев! А Дедушка убивал вообще всех подряд…
– Не надо про Дедушку, – сказала я. – Давай прекратим сейчас этот спор.
И мы действительно перестали спорить. Я помню, как у меня вдруг и очень сильно заболела голова. Может быть, от слишком большого количества выпитого "Амаретто" (принес Леня, а я такого напитка раньше не пробовала, мне дико понравилось, и по серости своей я пила его, что называется, стаканами), может быть от нервного напряжения, а может быть… Не знаю. Но уже через три дня Леня Вайсберг стал полностью нашим человеком, и на Варшавку мы стали ездить вместе. Кстати, это он придумал называть Причастных именами деревьев. И тут же заявил, что сам будет Тополем, потому что с детства любит это самое городское и живучее из деревьев.
– А я что же, буду Незнанским? – поинтересовался Сергей.
– Нет, – сказал Леня, не приняв шутки, – Ты будешь Ясенем.
– Почему Ясенем? – удивился Сергей.
Леня ничего не ответил, а я сказала зловещим шепотом Никулина из "Операции "Ы":
– Чтоб никто не догадался!
Наступила короткая историческая пауза, после которой все рассмеялись.
Так Сергей Малин стал Ясенем.
А еще через минуту я сделалась Вербой. Причем должна признаться, что самой мне хотелось быть Пальмой, но неумолимый Вайсберг сказал свое последнее слово, и мы поняли, что он прав.
А вот четвертого Причастного нашла я. Уже осенью того же года, когда вновь отправилась в Тель-Авив, так сказать, на повышение квалификации. Общение с Тополем заставило меня пересмотреть слишком высокую оценку собственного мастерства. Я провела там еще два месяца напряженных тренировок и непростых для понимания лекций на только что выученном иврите, но это были и еще два месяца интереснейших знакомств, экскурсий по древним святыням, отдыха на прекрасных пляжах. Лечение как таковое в тот период напрочь вылетело у меня из головы. Может быть, поэтому в конце года я наконец и забеременела?
А одним из новых знакомых стал Женька Жуков, мастер спорта по боксу в весовой категории до девяноста килограммов, уроженец Калуги, окончивший в восемьдесят третьем психфак МГУ, сразу понявший, что никакой психологии (как науки) в этой стране нет, женившийся на еврейке Любе Гуревич (по любви, а не по расчету) и уехавший в восемьдесят четвертом в Израиль. В Тель-Авиве он довольно успешно занимался научной работой и преподавал в Университете, на иврите говорил совершенно свободно, но жутко тосковал среди иудеев и арабов, мечтал об Америке, а более всего о свободной России, куда можно будет вернуться для нормальной работы. Россию эпохи Первого съезда народных депутатов он вполне справедливо свободной не считал. О чем мы только не говорили с Женькой, и когда однажды полунамеком я рассказала ему о некой вроде бы существующей международной службе всеобщего контроля, он необычайно возбудился и, чуть ли не взяв с меня страшную клятву никому не разглашать услышанное, поведал свою сокровенную мечту – создание всемирного общества психологов в виде некой секретной спецслужбы для выявления на очень раннем безобидном этапе социально опасных людей. А надо заметить, что системы тестов, разработанные Жуковым, котировались весьма высоко не только в Израиле, но и в Европе, и за океаном тоже. Собственно, благодаря тому, что его тесты использовал "Моссад" для отбора кадров, я и познакомилась с Женькой. В общем, я поняла, что Женька – наш человек.
Жуков, нареченный здесь в Москве Кедром (кличку, конечно, как всегда, выдал Вайсберг), очень быстро стал всеобщим любимцем, а жена его Люба Гуревич, спустя какое-то время сделалась Пальмой ("Вот она Пальма-то настоящая, из Хайфы, а в Верхней Пышме, деточка моя, пальмы не растут", – пояснил мне Леня). Так нас стало пятеро. И это было уже серьезно. Формировался потихонечку наш "теневой кабинет": премьер – Ясень, Тополь – министр внутренних дел и безопасности, Кедр – министр информации, печати и науки, я – министр культуры и спорта, Пальма – здравоохранения (Любаня прекрасный врач-кардиолог и, кстати, кандидат в мастера по теннису). Но это все, разумеется были шутки. По жизни каждый из нас пока занимался всем. Мы создавали агентурную сеть, знакомились с зарождающимся в стране легальным бизнесом и коммерцией, чтобы получить собственные источники финансирования, устанавливали контакты на разных уровнях реальной власти, ездили по городам Союза, искали людей, мотались в загранку для обмена опытом с коллегами, нащупывали пути для внедрения в отечественную мафию, копались в архивах КГБ, учились у них методам работы, учились у всех, учились друг у друга, учились, учились, учились и снова искали людей.
- Предыдущая
- 66/125
- Следующая
