Точка сингулярности - Скаландис Ант - Страница 39
- Предыдущая
- 39/107
- Следующая
– Па, а можно выяснить, кто на самом деле сидел за рулем «фолика»?
– Какого фолика? – не понял Павел Игнатьевич.
– Ну, там же еще «фольксваген» долбанули, я хорошо помню. А парень этот забежал в отделение, расписался в отсутствии претензий и был таков. Странно, правда?
– Да ничего странного! Когда ущерб небольшой, многие так делают, тем более, если человек, скажем, на инофирме работает. Была ему охота с нашей волокитой связываться! Однако выяснить личность интересно. Ты молодец, Юлик!
«Юлик-то, конечно, молодец», – подумал Редькин. – А вот «фолик» нам на фиг не нужен».
Ничего интересного в личности того водителя он не видел. Вообще, все было скучно до оскомины и неутешительно. Кроме одного, пожалуй. Соловьев обещал со своей стороны навести справки о фирме покойного Игоря – той самой, что гоняла из Польши реэкспортные «Жигули».
Вербицкий ночью это известие воспринял с чувством глубокого удовлетворения и даже готов был разразиться «бурными и продолжительными».
– Это именно то, что нам нужно! – объявил он с неумеренной радостью. – Одно маленькое дополнительное звенышко – и все в ажуре! Ждите ответа. Благодаря твоему полковнику закончим все в три дня, вот клянусь тебе. Его нам просто Бог послал! Понимаешь?
Редькин понимал. Намного лучше Вербицкого понимал он это. Ведь он уже давно общался с Богом напрямую, без посредников.
По этому поводу стоило выпить. Французский коньяк – хорошо. Но мало. И дома он тихо добавил простым молдавским трехзвездочным. Тихо, но много, на бульвар-то как раз Маринка пошла, а ему велела звонить по всем делам, изрядно их что-то набежало. Ну а потом, жена и чаю толком не попила, почти сразу рухнула спать. А Тимофей до четырех сидел за компьютером, в игрушки играл и бесплатную порнуху листал в Интернете. Под это дело всю бутылочку свою и досадил, а там граммов четыреста оставалось.
В общем, наутро вставать было крайне тяжело. Он и не вставал.
– Все, – сказал сквозь сон часов в девять, когда вокруг суета какая-то началась, – вчера наработался. Сегодня сплю до полудня.
Маринка над ним сжалилась. А на улице опять развезло все, репетиция зимы получилась очень короткой. Нападавший с вечера обильный снег бежал теперь по всем мостовым и тротуарам бурными апрельскими потоками – градусов шесть или семь шарахнуло сразу в плюс. Это тяжело, не только для сердечницы Веры Афанасьевны, это даже для сорокалетнего Редькина – особенно с похмелья – невыносимо. Вместо головы – этакий здоровенный жбан с тормозной жидкостью. Пошевелить страшно – не дай Бог расплещешь – и тогда все, по тормозам… Бред.
До обеда Редькин страдал, в обед решил мужественно воздержаться от пива. Крепкие напитки тоже запретил себе, да и не было ничего открытого, кроме водки, а питье водки втихаря считал он делом презренным.
Весь день ничего не происходило. Астрал сжалился над больным Редькиным – теперь он вот так коротко называл своего безумного бога. Наконец, около восьми пополудни прозвонился-таки один из жрецов безумного бога – Майкл Вербицкий. Его сообщения напоминали теперь сводки о боевых действиях. Кого-то там замочили. Кого-то посадили. На кого-то наехали. Заместитель Мусика скрывается. Представители тибетской секты приезжают в Москву завтра утром. И зачем это все знать несчастному Редькину? Абсолютно непонятно. Но Майкл звонил еще несколько раз, настоятельно уговаривая все запомнить.
Редькин запоминал плохо. До самого вечера он мужественно боролся со своей алкогольной зависимостью, но на бульваре по случаю резкого потепления народ устроил проводы русской зимы, причем Ланка Маленькая до того расхулиганилась, что даже блинов напекла. Ну, скажите, где еще в самом конце ноября празднуют масленицу? Только на Собачьем Бульваре! Рыжикова принесла огурцов и грибов, Гоша – отличной копченой рыбы, Олег – помидоров. Водка текла рекой, кто-то уже и за пивом сбегал (понятно кто – Ваня Бухтияров), в общем гудеж пошел капитальный. И главное было – вовремя остановиться. Редькин бы, конечно, не сумел, тем более, что ему хотелось нажраться. В эйфорическом состоянии он слишком сильно возбуждался, глядя на Юльку, а это было не просто неуместно, но и опасно. Расшалившаяся после водки с пивом девушка могла себе позволить что-нибудь экстравагантное. В общем, Редькин спешил набрать дозу, и спас его от этого не кто-нибудь, а ненавистный Пахомыч.
– Ты мне нужен сегодня, – сказал Мурашенко неожиданно серьезным голосом, отозвав Редькина в сторону.
– В каком смысле? – опешил Тимофей.
– Давай зайдем ко мне домой, и я тебе все объясню.
– Без Маринки? – почему-то догадался он.
– Да. И без собаки. Сугубо мужской разговор.
А разговор-то получился не просто мужской. Пили они только боржоми, и Тимофей стремительно трезвел, мобилизуя все силы на последнюю отчаянную попытку понять происходящее.
– Значит, так, – сказал Пахомыч, усаживаясь поудобнее в своем любимом кресле. – Первое. Я работал с твоим тесчимом.
«Вот тебе и трепло! – мелькнуло в голове у Тимофея. – Стало быть, все-таки ГРУ. А я-то еще думал, откуда он мое отчество слышал. Что отчество, когда он знает, как я Петра Васильевича прозвал! И что же дальше?»
– Второе, – продолжал Пахомыч, будто Редькин пришел к нему на инструктаж.
А так оно и получалось, вот только что-то уж слишком много инструкторов у него возникло, особенно за последние дни: Вербицкий, Разгонов, Соловьев, теперь вот Мурашенко. Перебор, ребята.
– Второе, – сказал Пахомыч еще раз с нажимом, заметив, что Редькин улетает куда-то мыслями. – Петр Васильевич велел мне не бросать тебя. Когда мы расставались. Третье. В твоей жизни настал трудный момент, тебя сегодня пасут одновременно очень серьезные дяди из разных спецслужб. Если я не помогу, ты просто пропадешь. Четвертое. Если ты уже нашел рукопись, а ты должен был ее найти, отдай мне. И как можно скорее. В целях собственной безопасности. Подумай о семье, о детях.
– О какой рукописи вы говорите? – сдавленным голосом поинтересовался Редькин.
– Не торопись с вопросами, – спокойно отреагировал Пахомыч. – Лучше подумай сначала. И, наконец, пятое. Времени тебе осталось на все про все двое суток.
– А потом что будет? – спросил Редькин, бледнея.
– Если рукопись мне отдашь, ничего не будет. Все. Иди, гуляй.
Потом добавил уже в спину:
– А Юлька Соловьева завтра вечером дома одна сидит, будет ждать тебя.
Этим он доканал его, Тимофей развернулся резко, чуть ли не к драке готовый, но вовремя сообразил, что не на того напал. Какая, к черту, драка? Редькин и глазом моргнуть не успеет, как уже будет валяться без сознания.
– Да! – словно только что вспомнил Пахомыч. – Знаешь, зачем ты ко мне приходил? Я тебе книжку свою надумал подарить. С автографом. На вот, держи, полезная книжка, пригодится. И думаю, не стоит жене ничего рассказывать.
На книжку Тимофей взглянул уже только на улице. Г.П.Мурашенко, «Взрывные работы в горном деле» – страсть, какая полезная книжка! На что он намекает, зараза? Взорвать всех и все к чертовой матери?
Но ничего не говорить Маринке ума хватило. Тут даже не в уме дело – в заботе: она же с нарезки слетит от страха и, конечно, первая побежит отдавать рукопись зловещему Мурашенке. А Тимофею Разгонов симпатичнее, намного причем, и вообще, он первый позвонил. Редькин чуть не расхохотался вслух, когда родил такой аргумент. Детский сад, младшая группа! Но прозвучало сильно. На самом деле он верил, что от проклятого ГРУ, доставшегося их семье по наследству, его таки смогут защитить – не при советской власти живем! Может, даже Вербицкий сегодня посильнее военной разведки будет, а уж воскресший писатель Разгонов – точно. Да там еще и тибетская мафия, то есть, тьфу, секта, на подходе – прорвемся! Два года назад я и от дедушки ушел и от бабушки ушел, а ведь двух человек кокнул, сейчас вообще – мухи не обидел, мне же машину разбили, а я только рукопись какую-то прячу, но я не брал ее у чужих, я в своем доме нашел… Пошли все в баню! Разгонову она по праву принадлежит, остальным – нет!
- Предыдущая
- 39/107
- Следующая
