Точка сингулярности - Скаландис Ант - Страница 64

• Предыдущая
• 64/107
• Следующая

Мои друзья почему-то не стали звонить по космической связи, наверно, не хотели соседей по самолету пугать, вместо этого после всяких милых сообщений о температуре воздуха за бортом и городах, промелькнувших под алюминиевым брюхом ТУ-154-го (во, какую доисторическую колымагу мне подали!), тот же воркующий голосок стюардессы объявил – для надежности дважды:

– Господин Малин, вас просят пройти в голову салона, к служебному входу.

«Ну вот, – вздохнул я про себя. – Опять Малин. А говорили, Разгонов, Разгонов…»

А у закрытой двери ждала уже не стюардесса, а солидный такой аэрофлотовский служащий, возможно, второй пилот, я у них в знаках различия не разбираюсь, и уточнив, действительно ли я Малин, он попросил пройти непосредственно туда, откуда управляли всей этой летающей техникой. За последние годы я много где побывал и навидался всевозможной экзотики, но в пилотской кабине пассажирского самолета оказался впервые. Это романтично, доложу я вам. Яркие блестки на черном бархате неба, стеганая пуховая перина облаков внизу, и все великолепие – сквозь большой фонарь, а не через жалкий кругляш иллюминатора, в который обычно вжимаешься мордой, чтобы хоть чуточку побольше интересного разглядеть за бортом. Лайнер неторопливо парил среди холодных звезд над поистине лунным пейзажем, огромная приборная панель уютно светилась разноцветными лампочками, и в этом действительно было что-то космическое. Захотелось даже сказать: «Мужик, дай порулить». Но мужик за штурвалом выглядел слишком серьезным, даже озабоченным, и шутить с ним определенно не стоило. Он протянул мне шлемофоны и сказал:

– Послушайте, это вас.

Буднично так, как будто сослуживца позвал к телефону из другой комнаты.

– Малин! – на связи оказался сам Тополь. – Тебе нельзя садиться в Москве. Ни в коем случае.

– Почему? – глупо спросил я.

Тополь шумно вздохнул, потом тихонько зарычал и наконец совершенно бесцветным голосом полюбопытствовал:

– А что еще ты хочешь узнать у меня прямо сейчас, в эфире?

– Ничего, – я оказался понятлив. – Полетели тогда обратно в Берлин.

– Это невозможно, – вступил пилот, который, оказывается, участвовал в разговоре.

– Женева, – предложил я.

– Семен Семеныч! – воскликнул Тополь. – Это же не спецрейс. Ты летишь на обычном пассажирском самолете!

Я действительно вел себя как герой Никулина в «Бриллиантовой руке». А время шло.

– Хорошо, – смирился я, – запрашивайте посадку в Смоленске.

Пилот щелкнул чем-то на пульте и вступил в переговоры на своем птичьем языке. Но и Горбовский тоже чем-то щелкнул у себя в Майами (или откуда он там разговаривал?). И прежде чем Смоленск успел дать добро, последовало его категорическое распоряжение:

– Российские города исключаются. В любом из них нас опередят. Давай-ка ближнее зарубежье, Малин.

Я готов был лететь хоть в Монголию, если керосина хватит, но решил промолчать с очередной дурацкой шуткой.

Разблюдовку выдал пилот:

– Рига, Вильнюс, Минск, Киев.

В каждом из этих городов у меня были хорошие знакомые по писательской тусовке. Я перебирал их в памяти, прикидывая, с кем интереснее будет встретиться. Потом догадался уточнить, а смогу ли я входить с ними в контакт, ведь Тополь пока еще называл меня служебным именем, да и в Москву я летел как будто именно затем, чтобы доказывать гэбухе: Малин жил, Малин жив, Малин будет жить. Неважно теперь, что там сказала Верба перед отлетом!

– Эй, Леонид, а я смогу общаться со старыми друзьями?

– Да, – ответил он коротко.

– Тогда лучше всего – Киев.

– Хорошо. К кому ты пойдешь в Киеве? Я должен навести справки.

– Товарищи, – вмешался пилот, – у вас осталось сорок две секунды на все справки. Вы уж извините, работа такая.

– Да, да, – затараторил я, – поеду к Лешке Кречету, его зовут Алексей Иванович Кречет. О нем смешно наводить справки, это очень известный человек на Украине. Однако за два года у Алексея наверняка сменился телефон. Ты слышишь, Горбовский, найди мне его телефон. И мы летим в Киев.

Горбовский молчал, казалось, секунд десять, наконец, проговорил глухо:

– Добро, летите в Киев.

– Борисполь не принимает. В Жуляны будем садиться? – решил уточнить пунктуальный командир экипажа.

Второй пилот вытаращил глаза:

– А может, лучше на Антонова?

– Нет, – решительно возразил первый, – там у нас будут совсем другие ненужные проблемы.

– Но ведь Жуляны… – бормотал второй потерянно, – покрытие… полоса…

– Знаю. Справимся, – рубанул первый пилот.

Это был какой-то полнейший сюр. Они спорили о своих непонятных нам предметах, хотя только что поторапливали самого Горбовского.

– Ребята, – встрял я робко, – садитесь, где вам удобно. Главное, чтоб это был Киев.

– Аэродром значения не имеет, – согласно проворчал Горбовский и отключился. Или его отключили.

А мне и вовсе было наплевать. Я еще не знал, в какую часть города ехать и вообще очень плохо знал Киев. Аэропорт Жуляны, как объяснил пилот, место потише, чем Борисполь, а значит, в принципе, все к лучшему. Я же не торжественной встречи жду – наоборот, хочу тихо прокрасться и залечь на дно.

Потом я вышел в народ. Хорошо, что они не знали, по чьей вине летят вместо Москвы в Киев. Салон гудел, как растревоженный улей. Я не слышал, что им там объявляли и, честно говоря, не особо стремился услышать. Я ощущал себя очень важной персоной и по-мальчишески радовался столь дурацкому повороту событий. Да не такой уж он и дурацкий, если вдуматься: в конце концов, чем в родную Москву под пули, лучше в неродной Киев поболтать со старым приятелем – кто ж не согласится с подобным утверждением? («Девочка, ты хочешь на дачу или чтобы тебе оторвали голову?»– вот она классическая дилемма из старинного фильма «Подкидыш»!) Сто пятьдесят пассажиров, конечно, не согласились бы. Многие из них собственноручно и с удовольствием оттяпали бы мне голову. Представляю, сколько деловых встреч сорвалось, сколько радостных ожиданий закончилось звонкой оплеухой облома, сколько проклятий обрушилось на и без того горячо любимый всеми и абсолютно неповинный в данном случае «Аэрофлот». А сколько нервотрепки доставила эта авантюра встречающим! Ведь не у всех же, как у меня, космическая связь под рукою. Ну, извините, ребята! Ну, работа у нас такая. Ну, такой уж у нас мир корявый! Что поделать – планеты для жизни пока еще не выбирают…

До этого случая я был в Киеве всего один раз и даже не ночевал в городе. Поездка случилась летом девяносто первого, за какой-нибудь месяц до путча. Родное издательство «Текст» командировало меня в типографию «Молодь» с ценным грузом целлофота – это такие неподъемные листы для изготовления печатных форм, коих я пер на себе кажется четыре упаковки общим весом килограммов восемьдесят. В Москве, от машины до вагона столь жуткую тяжесть помог тащить водитель – Виталик Нестеренко, а вот в Киеве, от вагона до машины, я волок все это сам и чуть не умер. Так что когда сдал груз с рук на руки встречающим работягам из офсетного цеха, даже не расстроился, что в их «пирожке» (по-нашему, по-московски – «каблучке») места не оказалось и придется ехать на метро и трамвае – так легко сделалось в руках и на душе.

Нежаркая летняя погода, метромост через Днепр, золотые луковки церквей над широкой водою, а Крещатик остался в памяти, только крупными буквами названия на стене перронного зала. Вот и весь Киев. Нет, вру, была еще типография, замечательная тетка зав. производством, из благодарности за московское подношение напоившая меня чаем с тортом и не пожалевшая каких-то личных талонов на приобретение голодному москалю целого круга украинского сыра килограмма на четыре с лишним. Не целлофот, конечно, но на обратном пути тоже руки оттягивал, зато уж как мои радовались в Заячьих Ушах нежданному гостинцу! Вот ведь какое странное время было…

Плохое забывается быстро. Отсутствие жратвы и обилие талонов на все, что только можно, как-то не вспоминается теперь, а вот как билет обратный покупал, запечатлелось в памяти навсегда. Билетов не было, а уехать надо – работа. Стою, канючу, а девушка в кассе, чуть ли не извиняясь, наконец, сообщает: «Есть только СВ». «Господи, что же ты молчала, милая!» «Так они ж дорогие, по шестьдесят рублей…»

• Предыдущая
• 64/107
• Следующая