Точка сингулярности - Скаландис Ант - Страница 75
- Предыдущая
- 75/107
- Следующая
Я и не заметил, в какой момент мысли мои плавно перешли в озвученный монолог.
Юрка кивал, не слишком веря этим сумбурным речам, но что-то явно мотал себе на похмельный ус, вычленял из потока откровений какой-то рациональный стержень. Он ведь так и не спросил у меня, кем же я стал в своих германиях и америках, сам факт перемещения разгоновского бизнеса за границу его не удивлял, тем более перемещения «посмертного». А я, в свою очередь, отчетливо видел, что у нашего музыкального фантаста и фантастического музыканта все более или менее по-прежнему. Юрий Булкин – звезда томской величины. Яркая, но издалека не видно, как синий станционный огонь. И все так же разрывается он между литературой и песнями, между деньгами и творчеством, между детьми (двое сыновей-школьников) и женщинами (одна моложе другой, тоже почти школьницы)…
От второй бутылки Булкина повело, он стал клевать носом и жалобно выклянчивать себе право прилечь ну хотя бы на часок, а потом, мол, сгоняем за водкой и начнем все по новой!
Я ни с чем не спорил, только попросил пустить меня за компьютер, заранее уточнив, что к интернету Юрка подключен.
– Пока ты спишь, я делом займусь. Нет возражений?
Возражений не было.
А рыженькая Зина пошла до магазина. Действительно так (просто вспомнился вдруг какой-то детский стишок). В общем, я остался практически в гордом одиночестве и с чистой совестью нырнул в виртуальный мир. Для начала, полазив по непривычным кнопкам русскоязычного меню, направил два сообщения-тире-запроса Вербе и Тополю – мог бы и позвонить, но вот захотелось изъясниться в письменном виде – писатель как-никак! Происходящее в Москве оставалось для меня весьма туманным, и я жаждал разъяснений, дабы не вляпаться еще раз, как с новосибирскими военными летчиками. На штаб-квартиру ИКСа в Майами выходил через свой запасной мюнхенский сервер, и перехват информации, проходившей по безумному маршруту: Майами – Мюнхен – Москва – Томск был крайне маловероятен, тем более, что все необходимые данные я предполагал получить в закодированном виде, а программу-дешифратор скачивал с тщательно защищенного сервера в Колорадском Центре Спрингера. Более того, включалась эта программа вообще специальной командой, вовсе нигде не записанной, существовавшей только в моей голове. Соблюдя все эти условия обеспечения безопасности, я, наконец, получил от Тополя и Вербы полное согласие на сеанс компьютерной связи, и мы перешли к общению в реальном времени по «аське», то бишь по ай-си-кью.
– Ты готов вылететь в Москву в ближайшие несколько часов? – спрашивала Верба.
– А я, как пионер, всегда готов.
– Оружие? Техника? Состояние здоровья? Все в норме?
– Абсолютно, – подтверждал я.
– Тогда получи гостинчик на дорогу и желаю удачи!
– А поцеловать? – обиделся я.
И Верба завершила наш разговор длинной виртуальной фразой, состоящей из этих дурацких клавиатурных значочков, которые используют сегодня все в мире интернетчики. За последний год я уже научился худо-бедно читать подобную абракадабру и понял, что во фразе присутствует не только обычный нежный поцелуй и цветочек в придачу, но и нечто гораздо более хулиганское под занавес – Татьяна была в своем репертуаре.
Настроение у меня резко улучшилось. В ожидании гостинчика, то есть шифровки, я поиграл в любимый простенький тетрис, он, конечно же, нашелся среди игрушек в компьютере Булкина, а потом вывел на экран сообщение, перетолмачил его в удобочитаемый вид и погрузился в изучение последних перипетий вокруг несчастного Тимофея Редькина, ставшего вдруг центром мироздания, а также вокруг моего старого друга Майкла.
В Москве творилось нечто немыслимое. В Шереметьеве-2 приземлился самолет из Катманду с официальной религиозной делегацией тибетских лам во главе с неким Джадхи Прамандарухи. Под этим странным, я бы сказал, слегка издевательским именем скрывался непосредственно гуру Шактивенанда, и по его указаниям группа пресловутых лам рассредоточилась в городе с целью наблюдения. Тибетцы какими-то своими способами вычислили не только местонахождение Грейва (подумать только, через несколько часов он намерен был переместиться из Эль-Кувейта в Шарджу!), но и уточнили ключевую персону, через которую старый грушник Игнат Никулин действует в Москве. И этот давний его сослуживец полковник Мурашенко Геннадий Пахомович оказался соседом и случайным(!) знакомым Редькина по собачьему бульвару. Никаких объяснений, кроме мистических, быть этому не могло, и я невольно зауважал экстрасенсорные методы наших друзей с Гималаев. Впрочем, Верба предлагала проанализировать и другой вариант – о том, что Мурашенко был специально приставлен к зятю сразу после исчезновения Грейва из Москвы, то есть еще в декабре девяносто пятого. Справка на грушника Мурашенко давалась объемистая и подробная. Читать ее целиком представлялось безумно скучным. Но Верба специально для меня выделила главное – из недавних событий: именно Геннадий Пахомович руководил в августе операцией по расшибанию «фольксвагена» господина Шульце «волжанкой» с гражданином Кусачевым за рулем (а получилось, что двумя автомобилями ни за что пострадавшего Редькина). Да, они вовсе не собирались убивать так сразу бывшего своего соратника, вступившего на скользкий путь самостоятельной игры: как максимум, Хансу Шульце планировали перебить ноги, а как минимум, просто напугать, заставить дергаться, бегать, и в итоге, уже поздней осенью нелепо напороться на тамильских фанатиков в Гамбурге.
Оставалось не до конца ясным, что же именно совершил Ханс, ведь занимался-то он поисками все той же дискеты, хранившейся в личном Татьянином сейфе, закрытом на десятки кодовых замков и, хотелось верить, по-прежнему недоступном Грейву и его команде. Но в любом случае дело представлялось более чем серьезным, ибо разлад в стане врагов скрывался виртуозно и с непомерными затратами. Летняя операция по изяществу сопровождавших ее вспомогательных ходов и дерзкому взлету идиотизма сравнима была разве что с печально знаменитым «Тройным тулупом», когда Фернандо Базотти руками все той же гэбэшно-грушной банды убирал Чистяковых, а после, заметая следы, устраивал сердечные приступы, теракты, сталкивал лбами могучие спецслужбы и небрежно ронял в океан самолеты с сотнями пассажиров на борту.
На этот раз цепочка заказных убийств протянулась в мелкий и средний бизнес Москвы, до полусмерти напугала Редькина, крепко зацепила столичную эзотерическую тусовку, и слегка – наркомафию. Кровавый след уводил любых официальных и частных детективов в сторону от истинных причин происшествия, как птица уводит хищника от своего гнезда. Мурашенко не поленился даже подредактировать репортаж журналистов «ТВ-6» в «Дорожном патруле», выкинув из него всякое упоминание о «фольксвагене» и все кадры, где мелькала эта иномарка.
Не мудрено, что только великому гуру Анжею Ковальскому с его интуитивным подходом и оказалось по силам распутать столь темную историю. Шактивенанда пришел к парадоксальному выводу: задерживать Мурашенко для дачи показаний бессмысленно, есть резон лишь понаблюдать за ним. И Анжей, как всегда, оказался прав.
Самой свежей информацией был разговор Мурашенко и Никулина, то бишь Грейва по спутниковой связи, удачно перехваченный нашими доблестными спецами. Мурашенко сообщал, что беседа с сынком (читай – Редькиным) успеха не имела, и передача ключа, скорее всего, возможна только по личной просьбе Грейва. Однако согласно оперативным разработкам ФСБ, Тимофей Редькин являлся обладателем лишь одной бесспорной ценности – моих рукописей. Некоторые косвенные сведения заставляли предположить, что именно их и выманивал Мурашенко. В этом контексте представлялся абсолютно загадочным термин «ключ», так как до сих пор во всех шифровках Грейва ключом неизменно называлась дискета Сиропулоса. А значит… Да здесь и думать не о чем! Все складывалось примитивнейшим образом. Как дважды два. Команда Грейва имела какие-то основания предполагать, будто вожделенная дискета спрятана именно в моих рукописях, в маленьком шкафчике на задней стенке туалета «нехорошей» квартиры в Лушином переулке.
- Предыдущая
- 75/107
- Следующая
