Дело Томмазо Кампанелла - Соколов Глеб Станиславович - Страница 58
- Предыдущая
- 58/143
- Следующая
– Уважаемые, денег у меня ни гроша! Но вот если бы вы мне подсказали, кому можно сплавить этот, совершенно лишний в моем положении фрак, я бы, безусловно, налил вам по стакану. Рохля, все, что я нес вчера – это на самом деле правда: и про эмоцию, которая есть самое главное в жизни, и про фактор времени, и про магическую роль декораций, и про эйфорию! Но я чертовски голоден. А когда я голоден, у меня от голода начинают трястись руки. Так трястись, что я даже, бывает, не могу донести ложку с похлебкой до рта, – все расплескиваю по дороге. Вот как я бываю голоден. А сейчас у меня именно такое состояние. К тому же, помимо трат на собственное пропитание, мне необходима сумма денег, добавив которую к уже имеющейся сумме…
– Ага! – встрепенулся Охапка. – Значит, у тебя все-таки есть заначка?!
– Да нет же! – воскликнул Томмазо Кампанелла. – Добавив которую к уже имеющейся в моей голове цифири расходов, мы могли бы организовать замечательный ужин в теплой компании заинтересованных лиц, – выкрутился он.
– Витиевато излагает, сволочь! – сказал Охапка. – Чувствуется, наш человек. А что-то я тебя раньше у нас здесь в Лефортово не встречал? Ты не здешний что ли?
– Нет. Я с Воркуты, – ответил Томмазо Кампанелла.
– А-а… – протянул Охапка. – Тогда понятно. Ну ладно. Давай, снимай фрак и пойдем!..
– Погоди-погоди. Как снимай? – остановил его Рохля. – Как же он пойдет? Голый что ли?
– А что же делать? – расстроился Охапка. Рохля задумался.
– Человек, которому можно продать фрак, торчит в гостинице Лефортовского рынка, – проговорил он после некоторой паузы. – Надо идти туда. Там загоним фрак, а ему… – Рохля показал на Томмазо Кампанелла, – подберем что-нибудь по-копеечнее.
– Подождите меня здесь несколько минут. Сейчас я загляну в «Хорин», и мы пойдем! – сказал Рохле Томмазо Кампанелла и убежал.
– Мне надо отдать ключ от «Хорина»! – закричал он на бегу. – Я мигом!
Томмазо Кампанелла скрылся за дверью, и у нас есть только какая-то секунда, только какое-то жалкое мгновение, чтобы пулей переместиться в номер гостиницы Лефортовского рынка (правда, вовсе не в тот, где Рохля собирался загнать фрак Томмазо Кампанелла) и вернуться обратно, туда, где на выходе из лабиринта, составленного из стендов Музея молодежи прежних лет, Томмазо Кампанелла окажется прямо в хориновском зале. Итак, туда и обратно. Мухой!
В хориновском зале частично погас свет, когда Господин Радио щелкнул рубильником в большом макете самолета, установленного на сцене среди декораций. Но свет не гас ни на минуту в маленьком номере гостиницы при Лефортовском рынке, где начиналась настоящая «ночь без сна». Там встретились два приятеля, один из которых – студент творческого вуза, который собирался в недалеком будущем стать театральным художником и которого звали Фомой Фомичевым. Будучи иногородним студентом, он поселился в гостинице временно, поскольку хозяйка неожиданно согнала его со съемной квартиры, а снимать другую или поселиться в институтском общежитии он, по определенным причинам, не спешил. Именно Фома Фомичев был автором затейливых декораций странного театра «Хорин», и именно он сейчас ужинал с приятелем и, важничая, болтал под куски говядины, под пиво и жареный картофель (приятели заказали – в эту-то убогую гостиницу! – еду из ресторана), так вот, приятели как раз болтали про учебную работу гениального (таким он сам себя считал!) Фомы Фомичева, пили пиво, ели жареный картофель с мясом и до поры нисколько не обращали внимания на убогую обстановку гостиницы при Лефортовском рынке.
– Ну, как твоя дипломная работа?.. Как там твоя дипломная работа?.. – настойчиво спрашивал Фому Фомичева его гость, которого звали Романом Романовым.
– Да что там дипломная работа! Я создал нечто невероятное. Целый фонтан разнообразных образов. Моей задачей было передать многообразные настроения. Я наворотил в хориновском зале таких настроений, таких эмоций! Так сконцентрировал их и замесил самым густым замесом! Прибавил специй, перцу и жира, чтобы это Лефортово как можно легче проваливалось в глотку, – охотно отвечал Фома Фомичев. – Но ты думаешь, хоть какие-то декорации могут сравниться по силе воздействия да вот хотя бы с тем местом, с этой вот комнаткой, в которой мы сейчас с тобой сидим? Посмотри вокруг – хлам, старый шкаф, пыль, колченогие стулья, грязные углы, эта смятая неопрятная постель. Вот, что действует на нашу психику по-настоящему. Понимаешь, это ужасно действует на нашу психику. Все эти ужасные антуражи, вся эта нищета, все эти колченогие стулья, все эти обшарпанные столы, вся эта гадость! А все остальное… Разве эта дипломная работа – это дипломная работа? Это не дипломная работа, а дрянь! Так!.. Просто ерунда! По сравнению с тем, что мы видим в жизни хотя бы вот в этой комнатке, любая декорация – просто ничего не выражающая ерунда.
– Но ты бы мог как-то скопировать эту комнатку в своих декорациях, как-то гипертрофировать ее черты.
– Нет, нет… Скопировать – это все не то…
– Вот как?!. – удивился приятель, продолжая уписывать за обе щеки жареный картофель и время от времени делая громкий глоток пива. – А я думал…
– Да что там, что ты думал! – оборвал его Фома Фомичев. – Кому там интересно, что ты думал?! Роман ты Романов! Когда же ты наконец поймешь, что самое главное не то, что ты думаешь, а то, как успешно ты сейчас вот переваришь этот картофель, это мясо и это пиво?!
– Да, черт возьми!.. Вроде я и художник, а натура у меня приземленная, – согласился Роман Романов. – Я, знаешь, люблю писать натюрморты: стол, на столе – разделочная доска, на доске, скажем, большой кусок говядины, а вокруг – зелень. Петрушка, укроп. Позади – кувшин с пенящимся пивом, а сзади, так сказать, фоном, висят оленьи рога – охотничьи трофеи, ружье двуствольное, шляпа с пером… Уютная, аппетитная картина!
За маленьким окошком было холодно и ужасно неуютно, были видны серые здания, и рынок с разноцветными тентами, и Авиамоторная улица, и трамвайные пути, и какой-то грузовик, который вот-вот только подрулил к обочине.
Но Фома Фомичев живо представил себе натюрморт, описанный его приятелем-художником и как-то ему действительно стало много уютней, даже с учетом того, что он был уверен, в этой гостинице могут ночью и прирезать какие-нибудь торговцы с Лефортовского рынка, если он, Фома Фомичев, им не понравится.
– А как же твой приятель? – не унимался сотрапезник Фомы Фомичева. – Ну тот… Со странным прозвищем. Как его…
– Томмазо Кампанелла! Это нельзя назвать прозвищем. Это имя, которое есть у него, пока он занимается в «Хорине», – ответил Фома Фомичев и, встав из-за стола, подошел к старинному, большому и тусклому зеркалу с тумбой, с красивой резной рамой, впрочем, поцарапанной, с деревянными цветами, идущими по кайме. Фома Фомичев видел себя, свое отражение и говорил:
– Он большой любитель Лефортово. Понимаешь, у него все его настроения и эмоции вертятся вокруг Лефортово. Все Лефортово, Лефортово! Он просто обожает этот район. Он хочет создать свой собственный музей Лефортово. И просит меня оформить этот музей.
– Ну а ты? Что ты?.. Согласен? Это выгодно?
– Да какой там выгодно! Здесь работа не за деньги. В «Хорине» мне, кстати, ничего не платят. Нечто вроде творческой практики для студента художественного вуза. Ерунда… Сплошная ерунда! Мне надо подзаработать, приодеться, снять нормальную квартиру, а я трачу время на такую ерунду! И гостиница эта – ерундовая. А для него она, для этого Томмазо Кампанелла, эта гостиница – самое прекрасное место на свете. Так он мне говорил. И просил нарисовать ее образ для музея Лефортово, который он потихонечку создает в том же зале, где и этот «Хорин».
Фома Фомичев отошел от зеркала.
– Он обожает Лефортово. Он мне говорил, что настолько любит Лефортово, что никогда и ни за какие коврижки отсюда не уедет.
– Это кто? Это этот Томмазо Кампанелла, что ли? Это он, что ли, такой любитель Лефортово?! А чего он здесь нашел?
– Нашел что-то.
- Предыдущая
- 58/143
- Следующая
