Испанские шахматы - Солнцева Наталья - Страница 34

• Предыдущая
• 34/41
• Следующая

– Остановитесь, – четко, твердо произнесла она. – Или я вас выдам. Я сообщу о вас куда следует!

– Ха-ха-ха, теперь решать буду я, – запальчиво произнес голос. – Кое-что изменилось.

– Я вас предупредила!

В трубке раздались гудки. Ольга так крепко сжимала ее в руке, что пальцы побелели. Она сделала удачный ход, теперь остается только ждать.

Глинский наотрез отказался от госпитализации, ему сделали перевязку в машине «Скорой помощи», вкололи обезболивающее и отпустили.

– Рана неопасная, – успокоил его врач. – Поверхностная и неглубокая. Кость не задета, так что до свадьбы заживет.

Во дворе Глинского ждали два сотрудника милиции. Пришлось отвечать на кучу вопросов. Он чувствовал головокружение и усталость.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Н-нет… нет, – рассеянно бормотал Глинский.

«Кому понадобилось меня убивать? – думал он. – Не Ирбелину же? Только патрон, в принципе, мог догадаться, что я в это время окажусь здесь. Он ревнует, а ревнивцы становятся дьявольски проницательными. Хотя… покушаться могли именно на Ирбелина, ведь машина-то его. Скорее всего, так и есть».

Оперативники разделяли его мнение. Они тоже полагали, что преступник охотился за Ирбелиным, а Глинский пострадал случайно. И ему очень повезло.

– Поставлю памятник этой дворняге, – пошутил Георгий Иванович. – Она мне жизнь спасла.

– Вашему шефу угрожали? У него есть враги?

Банальные вопросы, на которые у Глинского не было четких ответов. Насчет угроз он не в курсе: если и были, то Ирбелин его в это не посвящал. А враги? Заниматься бизнесом и не обзавестись недоброжелателями – нереально.

На вопрос, почему преступник поджидал Ирбелина именно во дворе этого дома, Жорж только покачал головой. Он не знает. Это интересовало его не меньше, чем оперативников.

«Видимо, патрон зачастил сюда по вечерам, – подумалось ему. – Сидел в машине и наблюдал за окнами Грёзы. Или поджидал, когда она выйдет. Странно, как я не замечал поблизости его «мерса»? Да я и не смотрел по сторонам – вечная спешка, мысли о работе и… о ней, порой ничего вокруг не видишь. На красный свет бы не поехать! Не то что оглядываться по углам и темным подворотням. А кто-то, вероятно, следил за патроном… Будет и третий! – вспомнил он слова Грёзы. – Все правильно. Варвара, Полина и…»

Подозрения Лопаткина по поводу насильственной смерти Варвары Игнатьевны, похоже, не столь уж и беспочвенны. В свете сегодняшней стрельбы они приобретают иной смысл. Полина, если тщательно разобраться, тоже покинула этот мир не совсем естественным путем – будь ее подруга жива и здорова, Полину не хватил бы удар. А теперь еще и… Ирбелин? Раз преступник задумал следующее убийство, он не остановится. Грёза! Где она, что с ней?

Глинского охватила нервная дрожь, по коже побежали ледяные мурашки.

– Мне холодно, – заявил он милиционеру. – Пойду в дом. Надо что-нибудь выпить.

– Хорошо, – сразу согласился тот. – Наш сотрудник жильцов опрашивает. Вы с ними знакомы?

– Конечно. Я занимаюсь их расселением и похоронами. Две одинокие старушки скончались, а погребение сами знаете во что обходится. Наша фирма взяла расходы и организацию на себя. А что?

Оперативник не успел ответить. Подъехала машина со съемочной группой «Криминальной хроники», и он раздраженно сказал:

– Ну вот, телевизионщики нагрянули! Сейчас будут критиковать работу правоохранительных органов.

Не желая попасть еще и в объектив телекамеры, Григорий Иванович поспешил к парадному. Как там Грёза?

Первое, что бросилось ему в глаза в коридоре, – крышка гроба и дородная фигура сиделки. Женщина просияла, но, заметив состояние Глинского и его повязку, ойкнула, всплеснула руками и поспешила ему навстречу:

– Георгий Иванович, что это с вами? Это… вас чуть не убили?! Господи! Беда-то какая! От бандитов проклятых никакого спасу не стало! Вам в больницу надо…

– Сделайте мне горячего чаю, – попросил Глинский, не слушая ее причитаний. – И побыстрее.

– Да-да, конечно, идемте.

Она привела его к знакомым дверям, которые оказались открыты.

– К ней милиционер заходил, расспрашивал, – пробормотала сиделка, пропуская вперед раненого. – Грёза, девочка моя, с тобой все в порядке?

Грёза, ни жива ни мертва, белая как мел, сидела в кухне, забившись в угол. Ее глаза, красные и припухшие, болезненно блестели. При виде Глинского с перевязанным плечом она вздрогнула и медленно начала клониться вправо.

– Ох ты боже мой! – закудахтала сиделка, бросаясь к девушке. – У нее обморок. Дайте воды, или нет, лучше нашатырный спирт.

Пока она приводила Грёзу в чувство, Глинский, не обращая внимания на онемевшую руку, приготовил чай.

– Коньяка нет? – спросил он. – Или водки?

Сиделка пожала плечами.

– Вам алкоголь только повредит, – заметила она.

Глинский саркастически усмехнулся. После того как его чудом не застрелили, вред, который мог нанести ему алкоголь, казался ничтожным.

– Черт, я совсем забыл!

Глинский сходил к злополучному «Мерседесу», возле которого суетились криминалисты, и вернулся с пакетом сластей и бутылкой вина. Жизнь продолжается!

– Предлагаю отметить мое спасение, – мрачно пошутил он, выкладывая на стол шоколадные конфеты, пирожные, виноград и клубнику со сливками. – Надеюсь, вы не против?

Грёза немного порозовела, согласилась поесть. Ее ни о чем не спрашивали, просто угощали вином, виноградом и кусочками «наполеона».

«Потом поговорим, – решил Глинский. – Нам обоим надо подкрепиться».

Девушка не допила вино, отказалась от чая и, попросив извинения, встала из-за стола. Ей хотелось подумать. Визит милиционера, который задавал жуткие вопросы, и особенно ранение Жоржа привели ее в ужас. Неужели это все шахматы? Ей было не по себе от деревянного сундучка с фигурками, как ни в чем не бывало стоявшего на журнальном столике в гостиной.

Глинский и сиделка остались в кухне. Женщина, с наслаждением поглощая конфеты и пирожные, рассказала, как прошел день. Не очень-то весело.

В доме, которому не позднее чем через год предстояло стать клубом для избранных, царили уныние, скорбь и страх. Даже предпохоронная суета не могла разрядить эту угнетающую атмосферу. Катафалк еще днем привез из морга тело Варвары Игнатьевны, и сотрудники ритуального бюро установили гроб в квартире покойной для прощания. Распорядитель сначала пытался согласовывать ход процесса с Грёзой, как ему велел господин Глинский, но убедился в бесполезности сего действия. Девушка молча плакала и не понимала толком, чего от нее хотят. Сиделка осталась еще на сутки, чтобы присматривать за ней. Мертвые больше не нуждались в ее заботах, а вот девочка, как она горюет, бедняжка! Близкие родственники и те воспринимают смерть стариков спокойнее. Что поделаешь? Таковы законы бытия – все живое рождается, развивается, угасает и умирает.

Курочкины до вечера были на работе, поужинали и сели смотреть телевизор. Дети, предоставленные самим себе, разбрелись кто куда. У двери в квартиру Варвары стояла ужасная крышка от гроба. В квартире Полины после отъезда врачей и милиции все было разбросано, и сиделка, привыкшая к чистоте, навела кое-какой порядок.

Грёза затворилась в кухне, прилегла на угловой диванчик и застыла, уставившись в одну точку. Сиделке с трудом удалось уговорить ее пойти к себе, выпить успокоительное и поесть.

– Мне страшно, – повторяла девушка. – Я боюсь.

«Ничего удивительного, – подумала сиделка. – Два покойника за два дня! А девчушка славная. Добрая и впечатлительная. Видать, успела привязаться к пожилым соседкам. Только нервы ей подлечить не мешает, уж больно близко к сердцу она приняла кончину старушек. Вон как кинулась к Полине Прокофьевне, когда я сказала, что та умерла. Так и приникла к изголовью покойницы, словно пыталась уловить, есть дыхание или нет. Смотрела и смотрела! А потом прошептала: «Нет перышек». И отошла прочь, заплакала».

Сиделке показалась странной эта фраза: «Нет перышек». Но она промолчала. За годы, проведенные у постели умирающих, она всякого навидалась и ко всему привыкла. Горе и вид смерти по-разному на людей влияют. Порой такое услышишь и увидишь, что волосы на голове шевелятся.

• Предыдущая
• 34/41
• Следующая