Московский лабиринт Минотавра - Солнцева Наталья - Страница 43

• Предыдущая
• 43/79
• Следующая

Проскурову опять позвонил неизвестный, предупредил, что если тот будет вести себя неправильно, отправится вслед за братом. Все!

– Соглашаться на встречу, если предложат? – спросил Эдик, закуривая. – Черт, я же бросил! – Он смял недокуренную сигарету в пепельнице, взялся за стакан с пивом, сделал глоток, поморщился. – Горькое!

– Нервничаешь?

– А ты бы как себя вел? – вскинулся Проскуров. – Если бы твоя жена была в опасности?

Они со Смирновым сидели в баре «Червовый король», разговаривали. Сыщик заказал безалкогольное пиво, а бывший сослуживец – настоящее, немецкое. Ни тот, ни другой не пили крепких напитков.

– Знаешь, что меня удивляет? – растянул губы в улыбке Всеслав. – Брат у тебя увлекался подземными путешествиями, а ты ни разу с ним не попросился. Неужели совсем неинтересно?

– Совсем, – буркнул Проскуров. – Идиотская забава! Темень, вонища, грязь... Меня от подземелий воротит. Помнишь, нас обучали передвигаться по городским коллекторам и тоннелям, кабели различать, какой куда ведет, подключаться к линиям связи, обесточивать объекты? Поверхностно обучали, но мне хватило, чтобы зарок себе дать: под землю – ни ногой. Не мое это! Кто-то не любит с парашютом прыгать, а я – под землю спускаться. Словно живым в могилу лезешь! От такого развлечения крышу сорвет, оглянуться не успеешь.

– И Олег тебя с собой не звал?

Эдуард поднял глаза, прищурился.

– К чему ты клонишь? Говори без обиняков. Какие недомолвки могут быть между старыми товарищами?

– Да ни к чему, это я так, болтаю.

Проскуров снова потянулся за сигаретой, опомнился, чертыхнулся. Спросил:

– Ты запись прослушал?

– Ага. Только мало что понял. Туманные намеки вместо ясности.

– Глупо все. И страшно, как в кошмарном сне! Хочешь проснуться, а не получается. Хреново мне. Ох и хреново!

– А денег Олег у тебя просил?

– Нет! Он гордый был. Да и привык по одежке протягивать ножки. Человек скромных запросов. Ты почему блуждаешь вокруг да около? – не выдержал Проскуров. – Я про встречу спросил. Соглашаться или нет?

– Выбор есть?

– По телефону они говорить отказались – значит, не оставили мне выбора.

– Ты подозреваешь кого-нибудь?

Эдик угрюмо покачал головой.

– Извращенцев хватает. Они Нану не убьют, когда деньги получат?

Теперь сыщик развел руками. Откуда ему знать?

– Скажи хоть что-то! – взмолился Проскуров. – Не молчи.

– Начистоту? – Всеслав сделал глоток пива, оттягивая миг откровения. – Изволь! Ты сам просил. Я давно занимаюсь сыском, Эдик, и здорово поднаторел в этом непростом деле. У меня выработалось чутье, как у солдата, который долго воевал. Не мне тебе объяснять, какого рода это чутье – словно знаешь, куда снаряд попадет, откуда пуля вылетит, где мина заложена. Без этого чутья солдату не выжить.

– И что оно тебе подсказывает сейчас?

– А то и подсказывает, что странная история произошла с твоей женой, Эдуард. Непохожая на похищение! Иначе бы все развивалось, будь Нана заложницей. И звонки были бы не такими, и требования бы уже предъявили. Вымогатели отлично понимают, что чем дольше они держат заложника, тем больше рискуют. Жертва может запомнить голоса, внешность тюремщиков, сильно заболеть на почве стресса, как-нибудь освободиться... Мало ли в жизни непредвиденных обстоятельств? А в нашем случае злоумышленники, вместо того чтобы принудить тебя заплатить или сделать иной нужный для них шаг, убивают твоего двоюродного брата. Не абсурд ли?

– Может, запугивают? – побледнел Проскуров.

– Не тот способ. И даже после убийства Хованина требования все еще не предъявлены. Так? Последовали непонятные звонки с намеками – будешь рыпаться, тебя постигнет судьба брата. А кто же тогда будет платить? И что ждет Нану?

– Думаешь... ее тоже... убили?

– Предполагаю, – уклонился от прямого ответа Смирнов. – По крайней мере, я бы такую возможность не исключал. Что-то здесь не вяжется! Зачем было убивать Олега? Только не говори мне, ради бога, что колесо у «Хонды» отвалилось случайно!

Сыщик не собирался открывать карты, он умолчал о том, что Олег и Нана могли быть знакомы и что ему об этом известно. Он также умолчал о плане подземелий, которым интересовался инженер Хованин. В конце концов, и первое, и второе, возможно, не связанные между собой факты.

– Если мою жену... убили, то за что? – подавленно опустил голову Эдуард. – И где ее тело?

– Тело – улика, без которой дело об убийстве не возбуждается. Его надежно прячут. Но я бы не был столь пессимистично настроен. Надо рассчитывать на лучшее, не упуская из виду худшее.

– Есть еще варианты? Например, что Нана сбежала от меня? Но зачем же так? Я не зверь какой-нибудь, отпустил бы ее. Ничего не понимаю, братишка, ничего! Запутался я окончательно.

– Допустим, Нана бросила тебя, – вздохнул сыщик. – Почему тогда тебе звонят, угрожают? При чем тут Олег? За что он поплатился жизнью?

Проскуров развел руками:

– Мне нечего сказать. А у тебя имеются хоть какие-то соображения?

– Пока – два. У преступника... или преступников, – поправился Смирнов, – существовал определенный план. Сплошь и рядом жизнь вносит в самые продуманные, самые совершенные планы некоторые коррективы. Избежать подобной вещи, предусмотреть все практически невозможно. Жизнь изобретательна! Она вносит свои изменения без спроса, и это сбивает с толку. В данном случае, я имею в виду исчезновение Наны, что-то пошло не так. События потеряли заданный ход и выглядят нелогично.

Он замолчал, наблюдая за реакцией товарища. Тот покрылся красными пятнами, сменившими мертвенную бледность, до хруста сжал переплетенные пальцы.

– А второе? – процедил сквозь зубы.

– Второе еще проще, – сдержанно сказал Всеслав. – История эта выглядит не такой, как нам кажется. Она – иная!

В сей момент ему в голову пришла идея, перевернувшая прежние выводы и заставившая его мысли резко изменить свое направление.

Феодора потеряла счет времени. Казалось, она попала из мира привычного, пусть шумного, бестолкового и утомительного, не дающего ей той отрады, о которой она мечтала, в мир иррациональный, хотя и обеспеченный с точки зрения материальных благ. Да, она теперь, будучи женой Владимира, не имела нужды в деньгах, не должна была работать и заботиться о еде и одежде. Домашнее хозяйство вела Матильда; шофер возил Корнеевых, куда им требовалось; тихая природа Подмосковья, чистый воздух, умиротворяющий шелест сада создавали атмосферу отдыха и покоя. Но ни того, ни другого не ощущала Феодора. Сам дом с красными шторами и черной мебелью, полный свечной копоти, запаха лаванды и курений, наводил на нее суеверный страх. Глухонемая домработница, тенью скользившая по комнатам, молчаливый водитель и угрюмый охранник – вот и все окружение, не считая то взбудораженного, то погруженного в себя мужа.

Перепады настроения Владимира происходили на каждом шагу: любая мелочь – телефонный звонок, неловкое движение Матильды или неуместный вопрос жены могли выбить его из колеи на целый день. Ночами он не спал, возмещая это дневной дремой, и не дай бог, что-нибудь стукнет, загремит посуда или чуть громче заиграет музыка – все словно вымирало. Невольно Федоре приходило на ум сравнение дома в Рябинках со склепом. Надо было что-то предпринимать, но она сама словно впала в спячку, существуя на зыбкой грани между действительностью и мрачной игрой воображения.

Раз в неделю Владимир уезжал повидаться с родителями, переехавшими из подмосковного дома в городскую квартиру. Его мать сильно болела: сдавало сердце, измотанное обидой на жизнь и болью за единственного сына. Вот незадача! – все дала Корнеевым судьба: достаток, комфорт, благополучие, красивого ребенка. А со счастьем не сложилось – Петр Данилович постоянно в делах, а сын смолоду сломал себе жизнь, разрушил материнскую мечту о достойной невестке, о внуках: взял в жены стареющую искательницу чужого богатства. Все глаза выплакала Александра Гавриловна, да разве этим поможешь? Вспоминала и своего умершего первенца, рвала сердце на части, думала, второму сыночку повезет, а он будто порченый стал, после брака окончательно похоронил себя в Рябинках. Ни карьеры не сделал, ни подруги себе равной не выбрал, ни детей на свет не произвел...

• Предыдущая
• 43/79
• Следующая