Печать фараона - Солнцева Наталья - Страница 25
- Предыдущая
- 25/86
- Следующая
– Простите, вы, кажется, ошиблись, – произнес Леонард, когда она подошла к нему в условленном месте, у Исторического музея.
Вокруг было полно туристов и прогуливающихся москвичей, звучал разноязыкий говор, щелкали фотоаппараты. В Москве стояло лето – солнце в зените, на небе ни облачка, от брусчатки шел жар.
– Пилигрим? – прошептала дама одними губами.
Она сняла большие черные очки, закрывающие пол-лица, и Войтовский обомлел.
– Придите в себя, – грубовато сказала она. – На нас смотрят.
Он был шокирован и... заинтригован. Склонился в полупоклоне.
– Герцогиня?
Дама с облегчением вздохнула:
– Ну, наконец-то.
Так они познакомились. Войтовский был в смятении, он сразу почувствовал нарастающее желание, как только женщина сняла очки. Можно подумать, она разделась перед ним, оказалась в одном бикини! Что-то исходило от нее... даже не эротическое, а... как бы это правильно выразить... затаенно-сексуальное, замешанное на тяжелом, тлеющем темпераменте и необычной, откровенно вызывающей внешности. Она была похожа на... впрочем, Леонард не ожидал увидеть того, что предстало перед ним в ее облике.
– О-о! – вырвалось из его губ.
Сколько он ни подбирал подходящих слов, таковых не нашлось ни в одном языке, на которых он говорил.
Они по молчаливому соглашению в шутку продолжали называть друг друга Герцогиня и Пилигрим – для обоих за этими условными именами скрывалось что-то свое, глубоко запрятанное, придавая общению некий привкус тайны, полунамек на истинное положение вещей. Они играли, балансируя на невероятно тонкой грани между ложью и опасной правдой, между забытым прошлым и призрачным настоящим.
С женщиной постоянно происходили метаморфозы, которые держали Леонарда в напряжении. Она будто служила проводником, по которому шел мощный электрический ток, питавший его. Она менялась, как меняется погода в тропиках: ее чувства обрушивались грозой и ливнем, за которыми внезапно наступал полный штиль. Однако безмятежность сия была обманчива, полная мощных разрядов, она грозила в любой момент вызвать новую бурю, новое неистовство.
– Мне не терпится, – говорил он. – Я должен увидеть это.
– Не сейчас, – уклончиво отвечала она. – Слишком опасно.
– Кто-то еще знает?
– Мы можем навести на след.
Они стали любовниками через два месяца после первой встречи. Их знакомство долго было виртуальным и распалило воображение, жажду обладания друг другом, подстегиваемую жгучим ожиданием чуда, страшного и захватывающего приключения. Их интимная связь была странной... незавершенной, сдерживаемой... словно они боялись дать ей волю. Словно они понимали всю неосуществимость любви полной, безусловной и безраздельной.
– Я ощущаю себя как Синдбад-мореход, сошедший с корабля на зачарованный остров, – признавался господин Войтовский.
– Да, Леонард...
– Ты существуешь наяву или только в моих снах?
Она смеялась, выскальзывала из его объятий и отворачивалась, уходила в себя.
Ева стояла перед зеркалом уже одетая, когда зазвонил телефон.
– Славка! – крикнула она. – Возьми трубку, я опаздываю на занятия.
Она все еще давала уроки иностранного языка. Один-два клиента, желающие научиться говорить и читать по-испански, развлекали Еву, не давали потерять форму, попутно пополняя ее бюджет.
Сыщик сидел за кухонным столом в мрачных раздумьях. Поиски Марины Комлевой зашли в тупик – в принципе, нормальный ход событий. Он же сам отвергал легкие дела, где было заранее понятно, что к чему. Ему подавай интригу! Сложную загадку для недюжинного интеллекта! А кто ищет, тот, как поется в известной песенке, всегда найдет.
– Ты слышишь? – крикнула из прихожей Ева. – Телефон звонит!
Он нехотя поднялся, стряхнул оцепенение.
– Всеслав, это вы? – взволнованно спросил мужской голос.
– Стас? Что-то случилось?
Господин Киселев со свистом вдохнул в себя воздух.
– Ужас... кошмар! – выдохнул он. – Мы должны немедленно встретиться. Немедленно! Куда мне ехать?
– Погодите...
– Нет! – взвизгнул молодой человек. – Я не могу ждать! Это невозможно. Я вам звоню из машины.
– Где вы сейчас? – сдался Смирнов.
– На Шаболовской... я плохо соображаю. Веронику убили! Понимаете, что это значит? Следующий – я!
– Ка-ак? – опешил сыщик. – Не паникуйте, говорите спокойно. Кого убили?
– Вы что, оглохли? Грушину! Веронику! Ве-ро-ни-ку! Зарезали...
– Ева! – крикнул Всеслав, надеясь остановить ее. Но в ответ раздался хлопок двери. – Черт! Не успел. Это я не вам...
– Я... не знаю, куда мне бежать! – завопил Стас. – Сделайте же что-нибудь!
– Хорошо. Успокойтесь, остановите машину и посмотрите вокруг. Что вы видите?
В трубке раздавался шум, прерывистое дыхание.
– Светофор... – хрипло произнес Киселев.
– Отлично. Сверните с дороги в какой-нибудь переулок и ждите меня. Алло!
– Да... я понял.
Через минуту Киселев доложил, где он находится.
– Я выезжаю, – сказал сыщик. – Если не попаду в пробку...
– Лучше на метро, – умоляюще прошептал молодой человек. – Я просто... умираю от страха. Мне даже не стыдно признаваться в этом.
– Ладно.
Смирнов в мгновение ока оделся и выскочил из квартиры. Белое небо сливалось со снегом, которым замело город. В холодном воздухе клубились облака пара. По пути к метро сыщик позвонил Еве.
– Когда ты освободишься?
– Часа в три. Потом перекушу в кафе и поеду на «Щелковскую», надо расспросить, кто арендовал помещение. Это тепличное хозяйство не дает мне покоя, – сказала она.
– Будь осторожнее.
Он не стал сообщать Еве о смерти Вероники. Сначала следует самому выяснить, что произошло. Может быть, Киселев поднял ложную тревогу?
Но Киселев ничего не придумал. Он сидел в машине ни жив ни мертв – бледный, с трясущимися руками.
– Не знал, что у вас есть автомобиль, – улыбнулся Всеслав, наклоняясь к приоткрытому окошку.
Молодой человек вздрогнул, повернулся.
– Это папин. У вас есть сигареты? Дайте...
Смирнов сел на переднее сиденье, они закурили. Стас рассказал, как он узнал о смерти Вероники.
– Я ей вчера вечером звонил – поболтали о том о сем. Чувствую, Вероника никакая: вялая, безучастная, отвечает только из вежливости. А сегодня рано утром отец собрался уезжать на соревнования по плаванию, в Венгрию... там у них какой-то турнир, – и попросил проводить его. Это у нас вроде доброй приметы: если я везу отца в аэропорт, его пловцы обязательно вернутся с наградами. Я в банке заранее предупредил, что приду позже, и мы поехали.
– Когда отца нет в Москве, машиной пользуетесь вы?
– Да, – кивнул Киселев. – По доверенности. Я его в аэропорт доставил, попрощались... еду на работу, а Вероника из головы не выходит. Как она там? – думаю. Решил позвонить: набираю ее номер... длинные гудки. И так раз за разом. У меня, честно, сердце екнуло. Не дай бог, случилось что-нибудь! Мысли плохие забегали, все из рук валится. И понимаю, что она могла выйти в магазин, например, или прогуляться... а тревога не унимается. Едва дотерпел до одиннадцати, плюнул на все, оставил дела – меня будто магнитом потянуло туда, к ее общежитию. Забежал по дороге в аптеку, купил успокоительного, потом в супермаркет, за продуктами, – и к ней. Приехал часам к двенадцати, а там уже... милиция, «Скорая»... в общем, у меня волосы на голове зашевелились. Я сразу догадался: что-то с Вероникой. Увидел ее соседку... она бросилась ко мне, рыдает, трясется вся... «Веронику убили!» – бормочет.
Стас замолчал, сделал несколько глубоких затяжек – дым сизоватым облачком потянулся в приоткрытое окно.
– Кто вызвал милицию? – спросил сыщик.
– Соседка и вызвала. Она иногда заходила, хлеб приносила, молоко. Знаете, Марина и Вероника были очень друг к другу привязаны, больше, чем родные сестры. Они выросли в детском доме, а там люди умеют ценить родство – кровное или душевное, – потому что жизнь их лишила этого с самого детства. Когда Марина однажды не вернулась домой, Вероника восприняла ее исчезновение как глубокую личную трагедию, которая повергла ее в депрессию. К горю прибавился страх, ужасная смесь. Вероника затворилась в комнате, никого не хотела видеть... Нам с вами не понять.
- Предыдущая
- 25/86
- Следующая
