Пятерка Мечей - Солнцева Наталья - Страница 2

• Предыдущая
• 2/100
• Следующая

– Страсть какая! – ужасалась тетя Паша и подкладывала себе еще вишневого варенья, которое очень любила и могла съесть неимоверное количество.

– Если бы я хоть немного верила в медицину, я бы ее показала врачу. Прямо наказанье мне с ней! Стася уехала со своим подводником на Севера, а мне тут хоть с ума сойди!

– Ты им телеграмму отбей, – мол, приезжайте и забирайте свою дочку, я с ней не могу сладить! – шептала, оглядываясь на Аню, – спит ли? – соседка. – В твои годы уже надо отдыхать, а ты вся в заботах! На работу бегаешь, да внучка еще на тебе… Кто ж это выдержит?

– Не может она на севере! – сокрушалась Екатерина Абелевна. – Холода не переносит. Тут, на Балтике, климат хоть и гнилой, но таких морозов и ветров не бывает. А на Северах Анюта то и дело болела, едва не померла в полтора годика! Вот Стася мне ее и подкинула. Кто ей еще поможет, кроме матери?

Тетя Паша сочувственно кивала.

– Если честно, Катюша, я тебе даже завидую, – вздыхала она. – У тебя Аня вроде игрушки, – она тебя и развлекает, и болеть не дает! А я совсем одна-одинешенька на всем белом свете… Лежу ночью, тоску свою лелею, да прислушиваюсь, как сердчишко барахлит, как печенка ноет! То в боку кольнет, то в спину вступит…Врагу своему такой жизни не пожелаешь!

К счастью Ани, ее бабушка в медицину не верила и потому по больницам водить внучку не стала, а пыталась лечить ее загадочную хворь домашними средствами, – травками, медом и прогулками перед сном.

– Знаешь что, Катерина? Может, тебе ее в театр не водить больше? Насмотрится ребенок всякого, вот и… – Тетя Паша задумчиво помешивала ложечкой чай. – Психика у нее, видать, слабая. Слишком сильные впечатления оказали на нее опасное влияние. Такое бывает! Дети, они же не понимают, что это сцена, игра, притворство; что в театре и убивают, и признаются в любви не по-настоящему. И кровь фальшивая, и свадьба понарошку, и ненависть наигранная, и клятвы заученные, и счастье показное… Все на самом деле не так.

– Эх, Прасковья Андреевна! Не то ты говоришь! – устало возражала бабушка. – Оно и в жизни бывает такое же. Разве угадаешь, где истинные слезы льются, а где пустая водица?

Женщины надолго замолкали, ели торт или печенье, до изготовления которых Катюша была великая мастерица. Негромко гудела кафельная печь, дыша теплом и покоем. За окнами бесновался северный ветер, гнал по небу темные тучи, полные мокрого снега.

Аннушка дремала под этот заунывный шум непогоды, постепенно отдаляясь от возбужденного шепота старушек, от мягкого света зеленого абажура, который висел над столом, от неясных лиц на фотографиях, от гостиной в старом доме, – и медленно, плавно погружалась в сон. Ей снилась «пиковая дама» в образе графини Анны Федотовны,[7] только не старой, а молодой и прекрасной, в бальном платье и атласных туфельках, которая весело смеялась и блестела глазами, а над верхней губой у нее была приклеена по тогдашней моде соблазнительная мушка. Анна Федотовна была красиво причесана, с розами в волосах, а ее завитые локоны спускались на гладкие, открытые напудренные плечи… Красавица легко скользила по наборному паркету дворцовой залы и манила девочку за собой.

– Идем, Аннушка, я тебе скажу что-то… Какой резон в простой и скучной жизни? С моей тайной не видать тебе покоя вовеки! Я тебе расскажу о странной силе…

На этом месте, раз за разом, сон обрывался.

Аня продолжала ходить с бабушкой в театр. Она смотрела оперу «Пиковая дама» десятки раз, замирая от звуков музыки, полных смятения, зловещих предчувствий и ожидания любви. Герману являлся призрак старой графини, Лиза ломала руки и прощалась с жизнью, деньги сыпались на зеленое сукно карточных столов…

– Меня тоже зовут Анна! – с болезненным наслаждением думала девочка, и в ее сердце рождалась блаженная и страшная истома. – Меня тоже…

Анна Наумовна качнула головой, отгоняя детские воспоминания. Она почти пришла. Одинокий фонарь освещал старый двор. Вот и дом, где они с бабушкой прожили все эти годы! Теперь Анна осталась в квартире одна. Род ее занятий давно требовал сменить жилье на более просторное, чтобы был большой холл, несколько комнат, отдельная спальня, но… жаль было расставаться с прошлым.

Анна Наумовна Левитина вздохнула, отряхнула с пальто и шляпки сырой снег и вошла в полутемный подъезд.

Аврора… Богиня утренней зари!

Когда усталая, тяжелая тьма ночи отступает, восточный край неба начинает медленно светлеть, пробуждаясь ото сна. Таинственное розовато-лиловое сияние возвещает о приходе ее, – Авроры, – юной и прекрасной, подобной цветущему миндалю на синем бархате небесной долины…

– У девочки должно быть нормальное имя, – говорил отец. – Над ней будут смеяться, начиная с детского садика! Почему бы не назвать ее Светой или Мариной?

Намерение супруги дать дочери имя Аврора, привело Евгения Николаевича Городецкого в ужас. Он работал старшим инженером на крупном оборонном предприятии и был твердым материалистом, начисто лишенным склонности к лирическим фантазиям. Романтическая и несколько рассеянная натура жены Леокадии выводила его из себя. Он был прагматиком до мозга костей, и «блуждающие в тумане иллюзий» взгляды супруги не на шутку его раздражали.

– Аврора! – возмущался он. – Ты только подумай, Лео! Это же девочка, а не крейсер Балтийского флота!

– Фу, Женя! При чем тут крейсер? Тебе нужно побольше читать. Аврора – это все равно, что Эос![8]

– Час от часу не легче! – вздыхал Евгений Николаевич и хватался за сердце. – Ладно! Называй, как хочешь. Дай мне таблетку!

Он был уже немолодым человеком, утомленным работой, жизненной суетой и нервотрепкой. Леокадия долго не могла родить, лечилась, ездила на курорты и в санатории, и, наконец, ее старания увенчались успехом. У Городецких появился ребенок, – прелестная девочка, пухленькая, румяная и голосистая, как колокольчик. По поводу ее имени и возникли разногласия между супругами. Услышав про Эос, Евгений Николаевич решил, что из двух зол лучше выбрать меньшее. Пусть уж будет Аврора! Мало ли, что еще взбредет в голову жене? Придумает Артемиду…[9] какую-нибудь или Венеру[10] В конце концов, дело не в имени, – было бы счастье!

Аврора Евгеньевна Городецкая выросла настоящей красавицей. В их старинной квартире на Васильевском острове было много зеркал, и она с удовольствием в них смотрелась. И стоило любоваться! Стройная, гибкая фигурка в сочетании с пышными рыжими волосами, нежной кожей и классическими чертами лица делали ее восхитительно прекрасной. Правда, особенно счастливой Аврора себя назвать не могла.

Когда ей едва исполнилось восемь лет, отец неожиданно ушел из семьи. Это казалось необъяснимым! Безупречный семьянин и любящий супруг, серьезный, основательный мужчина вдруг увлекся молоденькой продавщицей из универмага, в котором время от времени покупал себе разные мелочи. Кто бы мог подумать! «Безмозглая девчонка», «вертихвостка» свела его с ума! Он забыл приличия, забыл свой долг перед тещей, женой и дочерью, и… женился на Люсеньке, которая была очарована его сединами, солидной должностью, умом, элегантным внешним видом, а главное, тем восхищением, которое он ей демонстрировал. Так у Авроры появилась «вторая семья». Она ездила в гости к папе и тете Люсе, и постепенно ей это даже понравилось. Детей у Евгения Николаевича во втором браке не было, и Аврора оставалась его единственной, горячо любимой дочерью, которую он баловал, брал с собой в отпуск на морское побережье Крыма, которой дарил подарки, внимание и заботу. Тетя Люся тоже привязалась к девочке и полюбила ее, как родную.

Аврора окончила школу, и отец, используя свои связи, помог ей поступить на юридический факультет университета. В Санкт-Петербурге было множество высших учебных заведений, и девушка смогла выбрать одно из лучших. Евгений Николаевич сделал неплохую служебную карьеру. Оборонное предприятие, на котором он работал, перешло на коммерческую деятельность. Дела шли в гору, соответственно выросла и зарплата, так что господин Городецкий мог оплачивать учебу дочери в самом престижном ВУЗе.

• Предыдущая
• 2/100
• Следующая