Шарада Шекспира - Солнцева Наталья - Страница 2

• Предыдущая
• 2/76
• Следующая

– На Вулфа работал Арчи Гудвин, – изредка повторял Всеслав. – Он выполнял все черновые поручения. А я – один в двух лицах!

– Зато у тебя есть я! – утешала сыщика Ева. – В безвыходной ситуации я всегда прихожу на помощь.

Скромность была ей незнакома. А открыто высказывать мысли Ева считала одним из своих новых главных достоинств.

– Разумеется, дорогая, – соглашался Смирнов. – Если бы не ты...

В этом была изрядная доля правды.

– Ничего себе! – воскликнула Ева, погружаясь в чтение газетной статьи. – Какой кошмар! Вот так приди к врачу... и он тебя зарежет за твои же собственные деньги!

– Причем немалые.

Она уже забыла и о новом наряде, который обтягивал ее соблазнительные формы, и о художнике Рубенсе, изображавшем на своих полотнах чувственную роскошь пышных женских тел.

– Телефон звонит, – сказала она, направляясь в гостиную с газетой в руках. – Возьму трубку.

Приятный мужской голос попросил ее пригласить господина Смирнова.

– Так всегда, – пробормотала Ева. – Если звонит мужчина, ему почему-то нужен Смирнов! Если звонит женщина, то же самое. Тебя! – вздохнула она, подавая сыщику трубку. – Клиент, наверное.

– Вас Адамов беспокоит, – после отрывистого приветствия нервно произнес мужчина. – Лев Назарович. Ну, вы знаете!

– Простите, не имею чести, – возразил Всеслав.

– Вы что, газет не читаете? Телевизор не смотрите? Ах, да... мою фамилию открыто не указывают, опасаются судебных исков. А меня и так уже все узнали! Известность иногда превращается в проклятие!

– Вы тот самый...

– Угадали. Я тот самый хирург-душегуб, зверски лишивший жизни собственную возлюбленную. Что, не будете теперь со мной разговаривать?

– Отчего же? Виновным человека может назвать только суд.

– Не надо лицемерить, умоляю вас! – простонал Адамов. – На меня в этом городе разве что ленивый пальцем не показывает. Москва была и осталась огромной деревней, где сплетни разносятся с быстротою молнии.

– Чем могу быть полезен? – поинтересовался Смирнов.

– Вы ведь сыщик?

– В некотором роде.

– Ну, стало быть, вы мне и нужны! Телефон ваш я узнал от одной своей клиентки, она у меня дважды оперировалась... впрочем, не важно. Вы ей помогли выпутаться из крайне щекотливой ситуации, и она порекомендовала обратиться именно к вам.

– По какому поводу? Я не адвокат.

– Я никого не убивал! – сорвался на фальцет господин Адамов. – Но милиция устанавливать истину, конечно же, не собирается. Даже если меня не арестуют, то я до конца дней не смогу отмыться от этой грязи! Вы понимаете? Мое доброе имя, карьера, репутация, семья... все, все будет разрушено! Распутайте этот жуткий клубок... я ничего не пожалею. У меня есть деньги!

– Вы хотите нанять меня?

– Да-да... Да! Нанять... простите! Господин Смирнов, я хочу нанять вас для расследования убийства моей... сотрудницы. Бедная Лялечка! Возьметесь?

– Кто такая Лялечка? – спросил сыщик.

– Лейла Садыкова... медсестра, которую убили. Так вы беретесь?

– Пока не знаю. Давайте встретимся, поговорим.

– Хорошо. Можно было бы в столовой нашей клиники.

– Нет, – отказался Всеслав. – Лучше на нейтральной территории. У вас есть машина?

– Да.

– Подъезжайте через час к бильярдной «Золотой шар». Я вас буду ждать в баре.

Господин Адамов коротко поблагодарил и положил трубку.

– Кто это был? – спросила Ева. – Голос заядлого сердцееда.

– Адамов... тот самый пластический хирург.

Ева поняла, что в театр ей сегодня придется идти одной. Может, оно и к лучшему.

– Ты уезжаешь? А театр?! – капризно надула она губки.

Это притворное недовольство не могло обмануть Смирнова. Он с детства терпеть не мог театр и все, с ним связанное, – необходимость сидеть несколько часов кряду без движения, уставившись на сцену и делая вид, что громкие крики актеров, их ужимки и нелепые жесты производят какое-то впечатление. К тому же уснуть и, не дай бог, захрапеть значило выдержать потом, в антракте или по дороге домой, длинную нелицеприятную возмущенную тираду Евы.

Всеслав любил Еву, собирался на ней жениться, хотя они уже несколько лет жили в гражданском браке, поэтому долго не решался откровенно высказать свое отношение к театру. Он запасся терпением, но... Словом, Ева обо всем догадалась и перестала его мучить.

– Ладно, – сказала она. – Придется признать, что ты не театрал. Твой культурный уровень оставляет желать лучшего, Смирнов! Однако силой загонять тебя на спектакли не только бесполезно, но и оскорбительно для актеров.

– Почему они так орут? – пытался обосновать свою позицию Всеслав. – А этот жуткий грим на их лицах напоминает боевую раскраску ирокезов!

Ева устала разубеждать его. Она смирилась. Иногда, редко, ей все же удавалось затащить Славку на какую-нибудь громкую премьеру, но его непрестанная зевота и едва скрываемая сонливость только портили ей праздничное настроение. Оживлялся сыщик в буфете и в гардеробе, предвкушая в первом случае развлечение от еды и шампанского, а во втором – скорую возможность вырваться на свободу из постылых стен.

В последнее время Ева увлеклась новшествами в театральном искусстве. Один из режиссеров-реформаторов организовал в подвальном помещении некое подобие настоящего «шекспировского» театра, со всеми атрибутами английской труппы конца шестнадцатого века. Начиная от грубо сколоченных подмостков, убогих декораций до тяжелых, многослойных костюмов на тесемках и шнурках и вычурно-нарочитой манеры игры. Некоторые костюмы, в отличие от декораций, поражали чрезмерной роскошью. Этот театр господин Букчин, режиссер и директор в одном лице, назвал «Неоглобус», намекая опять-таки на Шекспира.

Трудно сказать, почему экстравагантный господин Букчин решил, что именно так должны выглядеть помещение, костюмы, драматургия и игра актеров, но такова была его творческая интерпретация. Театр завоевал популярность в нешироких кругах, и это положение дел вполне удовлетворяло амбиции Букчина. Иметь свой собственный, маленький скандальный мирок, где можно царить безраздельно, – вот к чему стремился режиссер еще со студенческой скамьи.

Именно в этот театр и собиралась сегодня вечером Ева. Именно для театральной премьеры под названием «Прекрасная злодейка» приобретался шелковый зеленый наряд.

После звонка хирурга Адамова стало ясно, что смотреть спектакль Еве придется одной.

В Москву пришли оттепели, грязь и хмурое небо. Ночью снег покрывался ледяной коркой, лужи замерзали, городские огни блестели сквозь морозную дымку. Днем на улицах стоял сырой, промозглый туман.

В баре бильярдной «Золотой шар» существовали часы затишья, когда посетителей почти не было. Один-два человека, которые заказывали себе кофе или небольшие порции спиртного, были не в счет. В такие часы разрешалось курить.

Бармен, лениво позевывая, принес Всеславу сигару и пепельницу.

На стенах бара висели картины: «Игроки в карты», «Игроки в бильярд» и «Любители аперитива». Смирнов знал каждую их деталь. Клиенты иногда опаздывали, и ему приходилось ждать их, развлекаясь курением и созерцанием сих живописных шедевров. Лампы в стеклянных плафонах под старину горели тускло. За окнами в молочной мути едва угадывались деревья.

«Как в Лондоне», – почему-то подумал сыщик и посмотрел на дверь.

Через минуту в бар вошел высокий представительный мужчина. На вид ему можно было дать от сорока до пятидесяти лет. Лицо моложавое, фигура подтянутая, зато волосы сильно тронутые сединой, с наметившейся лысиной. Он окинул помещение цепким орлиным взором и сразу направился к Смирнову.

– Адамов, – полушепотом представился он, наклоняя красивую, породистую голову. – А вы...

– Тот, кто вам нужен, – усмехнулся сыщик, делая плавный жест рукой. – Присаживайтесь. Курите?

– Пожалуй... Бросал два раза, неудачно.

Адамов подозвал бармена, велел принести сигареты и зеленый чай. Тот удивленно поднял брови, но переспрашивать не стал. Молча удалился, вернулся с пачкой «Данхилла», чаем в специальной китайской чашке с крышкой.

• Предыдущая
• 2/76
• Следующая