29 отравленных принцев - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 52

• Предыдущая
• 52/76
• Следующая

– Кошмар, – он покачал головой, – жуть какая-то. Сколько всего. Ничего в этом не смыслю и поэтому опять буду говорить с вами прямо. Яд, которым отравили Студнева в тот вечер и потом Воробьеву, имеет специфический привкус. Мы предполагаем, что для того, чтобы отбить вкус, яд подмешивают в какое-то острое, сильно сдобренное специями блюдо.

– Ясно, – сказал Поляков, взял факс с меню, внимательно проверил и быстро наставил галочек. Никита взглянул: больше половины меню. Ну что ты будешь делать, а? Как в таких кошмарных условиях работать?

– А кто у вас тут главный спец по специям? – неуклюже скаламбурил он. – Вы или Сайко?

– Мы оба пользуемся этим шкафом. Это коллекция пряностей нашего ресторана. Магрибская кухня немыслима без специй. Но если учесть, что в убийстве обвиняют только меня… – Поляков посмотрел на Колосова, не договорил.

– А кто собирает эту коллекцию? – Никита разглядывал полки. – Чье это хобби?

– Мое, – Поляков выпрямился, – я почти двадцать лет этим увлекаюсь по чисто профессиональной причине.

– Это перец, да? – Никита указал на красную баночку паприки, радуясь, что узнал хоть что-то знакомое. – А это что – горох?

– Тоже перец, только душистый.

– А это?

– Шуш эль уард. Высушенные особым способом бутоны роз. А это киннамон – имеет специфический привкус и пряный вкус. Иногда добавляется в рыбные блюда, в блюда из морепродуктов. В частности, в рыбный тажин. Это что-то вроде рагу в остром соусе, – пояснил Поляков.

Колосов посмотрел список меню и не нашел такого блюда. В меню того ужина его не было. Но отчего-то странное название «тажин» ему было знакомо. Он его явно где-то слышал. Однако, как назло, припомнить не мог.

– Ладно, и за консультацию тоже спасибо, – он вздохнул. – Честное слово, порой просто жалею, что все эти трагедии случаются именно в вашем заведении, где такая еда экзотическая, что и названия не выговорить. С нашей родной русской кухней насколько бы нам было проще работать…

– Я тоже многое бы отдал, чтобы беды обошли наш ресторан стороной, – откликнулся Поляков.

– И как идут дела? – спросила Катя. – Что видел, что слышал?

Разговор происходил в кабинете розыска. После долгих странствий Колосов вернулся в родные пенаты.

– Слова, слова, слова, – Никита поднялся, церемонно придвинул Кате стул, – как и у нас с тобой, там лишь одни разговоры на вечные темы.

– Там, это в ресторане? – Катя окинула Колосова взглядом. – А отчего ты такой кислый?

– Да оттого… Эх, вот как оно бывает: вот так побеседуешь по душам с людьми, а потом бац – веру потеряешь.

– Во что веру? – Катя лучилась любопытством.

– Да в это самое. Только и слышно со всех сторон: любовь, любовь… Этот – ту любит, та – того обожает. Просто уши вянут.

– Ну-ка, рассказывай все подробно, – приказала Катя.

И Колосов передал ей суть ресторанных откровений последней давности.

– Ну, и чем же ты недоволен? – спросила Катя.

– Да чушь все это. – Никита чиркнул спичкой о крышку стола и закурил (Имея зажигалку, он проделывал этот фокус всякий раз в Катином присутствии, потому что однажды она восхитилась, как это у него ловко получается). – Чушь это, Катя, ложь, мура.

– Любовь? Интересное замечаньице, запомним. – Голос Кати не обещал ничего хорошего. – Ах, вот как оно, значит… Значит, ты и мысли не допускаешь, что люди могут совершать некоторые вещи, исходя из чувства привязанности, симпатии и…

– Да не верю я в чувства в деле об отравлении, – простонал Колосов, – ну вот режьте меня на части. Не ве-рю. Болтают они слишком много лишнего, вот что. И кажется, все дружным хором вешают нам на уши кудрявую лапшу. И чем больше я всех их слушаю, тем больше проникаюсь мыслью, что плывем мы куда-то не туда в своем расследовании. И в это «не туда» нас вся эта ресторанная компания ненавязчиво, но очень настойчиво подталкивает своими россказнями про чувства к противоположному полу. А нам пора со всей этой чушью покончить. Отбросить сентиментальный вздор и заняться прямым своим делом – поисками настоящей, истинной причины двух умышленных убийств.

– И какой же, по-твоему, может быть эта причина? – спросила Катя.

– Этого я пока не знаю. Но в одном уверен, голову даю на отсечение – чувства в нашем деле ни при чем. Есть только жесткий, холодный расчет. Или я ни черта не смыслю в умышленных отравлениях.

– Просто ты вбил себе в голову, что это не кто иной, как Гусаров заказал убийство Студнева, и действовал он через официантку Воробьеву, – сказала Катя. – Ведь в этом твоя личная версия о холодном расчете заключается? А теперь ты стремишься подогнать под нее факты.

– Настоящие факты у нас, Катя, будут только тогда, когда мы будем точно знать, кто и каким образом достал яд – таллиум сульфат.

– Ну, кто языком треплет, а кто и себя не жалеет – узнает, – раздался от двери сиплый возглас.

Катя обернулась, на пороге кабинета маячил Константин Лесоповалов. Пахло от него бензином, пылью и пивом.

– Бонжур, – он бухнулся в сломанное «вертлявое» кресло. Кресло угрожающе затрещало под его девяноста семью килограммами. – Ну и жарища на улице. А вы тут хорошо устроились: кондишн пашет, шторки от солнца. Завели, блин, интим.

– Ну, я, пожалуй, пойду, – сказала Катя. Лесоповалов как никогда действовал ей на нервы.

– Как, вы нас уже покидаете? – Лесоповалов всплеснул руками. – А я так спешил, старался… А может, я лично вас поразить хотел достижениями в профессиональном плане? Чтоб вы потом где-нибудь черкнули в газетке небрежно – есть, мол, такой Константин, бог не обидел его талантом…

– Костя, не испытывай моего терпения, – бросил Никита.

Лесоповалов покосился на него, посмотрел на Катю, потянулся через стол за бутылкой минеральной воды, выпил из горла чуть ли не литр, затем остаток плеснул себе в лицо – освежился, что называется, с дороги.

– Можно прямо сейчас ехать. У них рабочий день в шесть кончается. Но они, как правило, еще на месте торчат, с Интернетом шалят, интимничают, – сказал он небрежно, – в этой своей, ешкин кот, лаборатории. Вот данные, – он достал из папки бумаги, – ознакомься. Вот еще. Я проверил – практически все сходится. Если тебя интересует мое мнение, выдергивать его на допрос надо прямо сейчас, пока у нас свежая информация. Чуть что – задержанием припугнуть. У меня как раз в изоляторе камер полно свободных.

Колосов погрузился в документы.

– Кого вы имеете в виду, Костя? – спросила Катя. Она не только не «покинула их», но и даже в забывчивости назвала грубияна Лесоповалова по имени, то есть чуть ли не как близкого друга.

– Кого? Да Юрку Воробьева, брата нашей официантки. – Лесоповалов неожиданно и вполне дружески подмигнул ей: а? Знай наших! – Между прочим, с меня семь потов сегодня сошло, и это не мои обязанности – такую информацию проверять, а Москвы! Слышь, Никита? Я сейчас позвоню на Петровку и так и скажу им: «За вас работу делаем, хвосты подчищаем».

– Катя, знаешь, где, оказывается, работает брат Воробьевой? – сказал Колосов. – В НПО «Сатурн». Попал туда после окончания оптико-механического факультета Института инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии. Трудится в лаборатории высокоточной фотоэлектрической техники, предназначенной для аэрономических навигационных систем летальных аппаратов. Не хило, да?.. Что тут дальше написано у нас? Лабораторию возглавляет член-корреспондент Академии наук профессор Марусин. А Воробьев всего только пока лаборант у него. А это что? Костя, ты справку о его зарплате получил? Да, негусто, на такие деньги и лаборанту не прокормиться. А самое-то главное, Костя, как? Прояснил?

– Обижаешь, Никита, вот, – Лесоповалов извлек из своей бездонной папки еще какую-то бумагу. – Между прочим, визу пришлось получать в соответствующем отделе у коллег с Лубянки. Они этим делом тоже теперь сильно заинтересовались.

• Предыдущая
• 52/76
• Следующая