29 отравленных принцев - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 71

• Предыдущая
• 71/76
• Следующая

– Наш разговор не закончен, – сказал Никита, – не стоит кричать на весь двор. Успокойтесь. Я понимаю, каково вам приходится. Каково слышать то, что я сказал. Но вы должны нам поверить – мы стараемся вам помочь.

Она не смотрела на него, потом тихо сказала:

– Простите. Нервы… Мы можем поговорить завтра. Приезжайте, или лучше я сама к вам приеду в милицию – хотите, даже в эти Столбы, как в прошлый раз? В десять – это удобно? Нет, лучше в двенадцать – с утра я сына везу в поликлинику, а оттуда к вам.

– Я хотел бы, чтобы мы вместе прослушали запись допроса вашего мужа, – сказал Колосов на прощанье, – и вы бы пояснили кое-какие вопросы.

Аврора кивнула, взяла за руки детей и повела к подъезду. Глядя ей вслед, Никита был уверен – завтра она приедет. Он и не подозревал, что ничего этого завтра, увы, уже не будет.

Никакого предчувствия не было. Катя впоследствии часто вспоминала тот день и вынуждена была признать: интуиция молчала – предчувствие опасности отсутствовало. Вообще в тот жаркий августовский послеполуденный час время словно остановилось. Из открытого окна доносился шум города, изнывающего от солнца, пыли и смога. В главке был обеденный перерыв. Кате в такую жару есть совершенно не хотелось, и она занималась статьей, но без особого энтузиазма, с ленцой – уличные грабители не особенно вдохновляли полет творческой фантазии. Честно признаться, статейку писали, точнее, набирали на компьютере Катины руки, а мысли ее блуждали вдали от родного кабинета пресс-центра, вдали от раскаленного зноем Никитского переулка.

Зазвонил телефон – длинно, настойчиво.

– Алло, – нехотя отвлеклась Катя.

– Привет, – голос родной и далекий, хрипловатый и не совсем внятный, – точно из гулкой бочки. Сердце Кати радостно забилось – муж Вадим Кравченко, отделенный тысячью километров.

– Вадичка!

– Конечно я, соскучилась, да?

Вопрос был задан так, что Кате сразу стало ясно – звонит ей ее драгоценный снова сильно под мухой.

– Очень соскучилась. Ты когда приедешь?

– Сегодня ночью… точнее, завтра рано, очень рано… самолет прилетит… Ты мой зайчик ненаглядный, Катюшенька… Я тоже соскучился, эти курорты достали уже… Ты что? Катя, ты трубку вешаешь, подожди!

– Нет, это тут помехи на линии! – Как ему только мысль такая могла прийти кощунственная – это после двух недель разлуки?

– Я тебя очень люблю, слышишь? Ты меня понимаешь? Мы с Серегой тут… в баре с-сидим, с морем прощаемся… – Голос Кравченко смахивал на голос пирата, опившегося ромом, – и он тебя тоже любит… Я даже ревную…

– Вадик, во сколько вы прилетаете? – Катя заволновалась не на шутку: они там в баре, надо же! Досидятся, допрощаются с морем до того, что их с Мещерским не пустят в таком виде в самолет. – Вадичка, во сколько ваш рейс прибывает? Номер какой? Я вас встречать приеду!

– А? Что я сказал? – Кравченко обращался к кому-то. – Приедешь встречать? Серега, слышишь? – Голос его спотыкался на каждой букве и вместе с тем торжествовал. – Вот какая у меня жена… хоть ночью, хоть днем приедет ко мне моя птичка… как Василиса… это которая Микулишна… из любой передряги косами вытащит…

– Какой рейс, – надрывалась Катя, – вы куда прилетите, в какой аэропорт – в Шереметьево, Внуково, Домодедово?

– Я тебя очень сильно люблю, – заверил ее Кравченко с далекого юга, – завтра будем только вдвоем, куколка моя!

Отбой. Заунывные гудки. Катя бросила трубку. Ну что ты будешь делать, а? Что, кто, где, когда и, главное, во сколько? Зачем в Москве понастроили столько аэропортов, что мужа даже найти в них невозможно? Вряд ли они протрезвеют до регистрации на рейс – ведь бары в Сочи круглосуточные, и там море текилы и разливного абхазского вина…

Рабочее настроение было испорчено. Катя смотрела на монитор, и он ехидно улыбался ей прямо в лицо бессмысленными строками – «Уровень уличной преступности в отдельных районах области несколько снизился». Снова зазвонил телефон, и Катя алчно схватила трубку, надеясь, что вместо «драгоценного» перезванивает Серега Мещерский. Так уже не раз случалось прежде: Серега не терял нити происходящего в самых пиковых ситуациях. Уж у него-то она сейчас дознается, в какой аэропорт они прилетят.

– Алло, я слушаю!

– Катя, это я! Это я, Катя.

Это был голос не Мещерского, а Анфисы. Странный какой-то голос – испуганный и тревожный.

– Катя, ты у себя? Ты одна? – И вопрос тоже звучал странно – ведь Анфиса и звонила Кате на работу.

– Анфиса, привет. – Катя была раздосадована, ожидая очередного вопроса от подруги, уже ставшего привычным: какие новости по этому делу? Но вопроса не последовало. Катя слышала только взволнованное прерывистое дыхание в трубке.

– Что случилось? Ты откуда звонишь?

– Я из дома. Катя, тут такое дело… Я не знаю, с чего начать, чтобы ты правильно меня поняла и решила, как нам следует поступить…

– Да что произошло? Ты не волнуйся так, говори по порядку!

– По порядку – это как раз самое сложное… Тут ни порядка, ни смысла вроде бы… Я просто… Катя, я после смерти Пети себя не узнаю, понимаешь? – Голос Анфисы дрожал. – Я стала какая-то другая – вся как бритва и как локатор одновременно… В самых простых, обычных вещах мне иногда мерещится такое… В общем, это все из-за страха – панического страха, что я испытала там, в больнице, когда сказали, что Петя отравлен… Он же не рыбой отравился? Ты ведь знаешь точно – ну скажи мне, прошу тебя, он отравился не рыбой?

– Его отравили таллиумом сульфатом, – ответила Катя.

– А я это знала еще там, за столиком в ресторане, когда он ткнулся головой в тарелку прямо у меня на глазах. Я знала, что… – Анфиса задохнулась от волнения, – …он откуда-то приехал, понимаешь? Весь взмыленный, точно торопился и проделал большой путь. Сказал, что в пробке на Кольцевой застрял. А он ведь в Центре живет, и офис редакции его тоже в Центре. Я все думала эти дни – зачем он оказался на Кольцевой? Откуда он приехал в Серебряный Бор? Может, из загорода? Я почему все это тебе сейчас говорю… Ты должна просто понять, какая я сейчас – как локатор, в самом обычном мне представляется нечто подозрительное, страшное и…

– Анфиса, я совершенно ничего понять не могу. Ты скажи коротко – что случилось? Что тебя так напугало?

– Мне позвонила Аврора. – Анфиса говорила быстро, сбивчиво. – Мы с ней давно, еще на том ужине в «Аль-Магрибе» условились, что я сделаю с ней несколько пробных снимков для журнала – там какая-то рекламная акция… А сегодня как раз мой день работы на фотостудии… Я совсем об этом позабыла, а сегодня глянула в органайзер – там запись: в четыре съемка с Авророй. А только что она мне позвонила и сказала, что встретиться сегодня никак не получится. Я подумала, что она сниматься не хочет, потому что из-за всех этих переживаний плохо выглядит. Но она сказала, что не может ко мне сегодня в фотостудию приехать, потому что у нее за городом еще одна важная встреча… По поводу покупки квартиры, встреча с агентом по недвижимости…

Катя слушала подругу и пока ничего не понимала – при чем тут какая-то встреча? И какие-то бритва и локатор?!

Аврора вела машину нервно и неуверенно. Вот что значит редко садиться за руль. Прежде она тоже водила машину от случая к случаю – Гусаров всегда ездил с личным шофером, и она привыкла полагаться на него и на своего верного дядю Кешу с его стареньким, но все еще приличным «Вольво». Как назло дядя Кеша слег в больницу с приступом желчно-каменной болезни. А ехать сегодня Авроре было просто необходимо: звонила Марья Захаровна Потехина – верная, заботливая Марьяша. Напомнила, что насчет квартиры наступает крайний срок. Агент по недвижимости Марк Наумович Сичкин, которого Потехина знала добрые четверть века и на добросовестность и честность которого можно было положиться с закрытыми глазами, не мог больше придерживать ту самую квартиру, которую планировал предложить Авроре.

• Предыдущая
• 71/76
• Следующая