29 отравленных принцев - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 76
- Предыдущая
- 76/76
– Утром после того ужина Авроре звонила Потехина? – спросила Катя.
– Именно она. Аврора это вспомнила, да поздно… Дело в том, что Елена Воробьева сама была не уверена, кто именно съел тажин, – в суматохе, поднявшейся после звонка Гусарова, за столом все смешалось. Она сообщила Потехиной, и та утром позвонила Авроре – проверить. И, к своему разочарованию, убедилась, что жертва жива-невредима. Это был для Потехиной тяжелый удар. Но еще большим ударом стало для нее известие о смерти совершенно постороннего для нее человека – Студнева. Но ничего поправить было уже нельзя.
Воробьева, несмотря на промах, требовала своего, и Потехина поняла, что официантка опасна. Да и отдавать ей Симонова она вовсе не собиралась.
– Они им, как вещью, торговали, – заметила Катя.
– Как вещью, только настоящей-то хозяйкой была Потехина. После моего разговора с Воробьевой в ресторане она решила немедленно покончить с официанткой. Воспользовалась тем, что Воробьева, как и все, забирала домой остатки продуктов. В ее сумке была упаковка грейпфрутового сока. Потехина увидела ее и воспользовалась ядом, шприцем и клеем. По ее словам, про такой способ она вычитала в каком-то французском детективе.
– Но ведь она не оставляла мысли убить Аврору?
– Конечно, нет, это было самое главное. Аврора еще в больнице говорила мне, что Потехина ей часто звонила, предлагала встретиться. Затем всплыла неожиданно новость о якобы кем-то продаваемой престижной квартире и маклере Сичкине, который в действительности был уже давно покойным.
– Но как же та дача в Малаховке? – воскликнула Катя.
– Потехина приобрела эту дачу после смерти Сичкина у его племянника. Тот давно жил в Америке, и дом был ему не нужен, – ответил Никита, – именно на эту тихую дачу Потехина и пыталась завлечь Аврору, чтоб там без помех разделаться с ней. Но Аврора сначала отказывалась приехать – у нее болел ребенок. Потехина терпеливо выжидала. И тут на нее обрушился новый удар.
– Мохов?
– Точно. Он, бедняга, ни о чем конкретном догадаться так и не успел. Но, как и Симонов, он видел, что на том ужине Студнев ел рыбное блюдо, в действительности предназначенное Авроре. Видел он и то, что принесла это блюдо певице Елена Воробьева. И после того, как на глазах у всех официантка упала в обеденном зале и скончалась, Мохов…
– Все же что-то он заподозрил?
– Он тогда странно себя вел, – сказал Никита, – мы ведь говорили с ним там, в ресторане, когда Воробьеву увезли, но… Мохов своими подозрениями со мной тогда делиться не стал. Он знал две важные вещи: то, что на самом деле отравленное блюдо предназначалось именно Авроре, и то, что Аврора – фактическая совладелица «Аль-Магриба». Мохов решил проверить финансовый баланс ресторана.
Проверил и пришел к мысли, что доля Авроры такова, что, пожелай она изъять ее из оборота, ресторан не выживет. Но Мохов давно знал Потехину, уважал ее, был ее другом. Сама мысль, что Потехина как-то может быть ко всему этому причастна, была для него нереальной. Во всем произошедшем он подозревал не кого иного, как Симонова, – он ведь тоже знал, что у того с Еленой Воробьевой роман. Мохову казалось, что Симонов затеял какую-то опасную игру и Потехина сама может стать его следующей жертвой. Поэтому он решил немедленно поделиться своими подозрениями…
– С Потехиной? – быстро спросила Катя.
– Увы, да. Она же сразу пригласила Мохова на дачу в Малаховку, и там он по-дружески рассказал ей все, и его судьба оказалась решенной. Потехина не стала ждать, что он расскажет обо всем этом кому-то еще. Он получил дозу таллиума в кофе, сваренном со специями по танжерскому рецепту, прямо за столом. Ну а затем настала очередь и Авроры. Потехина шла до конца, ведь, несмотря на все жертвы и убийства, Аврора до сих пор была еще жива. И по-прежнему собиралась изъять свою долю денег. Потехина расставила Авроре западню. Как и во всех остальных случаях, она собиралась снова пустить в ход яд, дав Авроре в кофе его тройную дозу. Но когда с кофе ничего не вышло, она воспользовалась первым, что попало под руки. Аврора была на волосок от гибели. Не окажись вы с Берг вовремя на той проклятой даче, у нас в деле было бы ровно на один труп больше.
– А что она собиралась делать с трупом? – спросила Катя. – Зачем пыталась спрятать его в багажник?
– Как Потехина говорила следователю, недалеко Красковские песчаные карьеры. Она хотела столкнуть в один из них машину с трупом – она ведь была уверена, что убила Аврору, – и инсценировать несчастный случай.
– Эта женщина сумасшедшая, – сказала Катя.
– Ничего подобного. Ей провели судебно-психиатрическую экспертизу в Институте Сербского. Никаких отклонений от нормы с медицинской точки зрения у нее нет.
Этот памятный разговор произошел больше месяца назад. А сейчас Колосов снова возвращался из «Матросской Тишины».
– Привет, – поздоровалась Катя, – как дела?
– Ничего. – Он выглядел очень усталым.
– Предъявили обвинение?
– Да.
– И что? Как… она? – Катя заглянула ему в глаза.
Он махнул рукой. Несмотря ни на что, он все еще никак не мог смириться… Катя читала и сейчас это по его лицу, как по книге.
– Она просила меня вызвать ее сына Глеба и передать ему это, – Колосов медленно расстегнул куртку и извлек из внутреннего кармана незапечатанный конверт, – это письмо.
– Ты его читал?
Он кивнул. По долгу службы письма из тюрьмы читают все – и охрана, и следователь, и сыщики. Поэтому-то их и не запечатывают.
– Что она там пишет? – спросила Катя тихо.
Но он снова только махнул рукой, и Катя поняла, что об этом спрашивать не надо.
– Я на днях проходила мимо ресторана, – сказала она после долгого молчания, – там двери заперты. Окна темные. Даже как-то жаль… Мне всегда казалось, ты хотел меня туда пригласить…
Они расстались у подъезда главка. Катя отправилась домой, а Никита поднялся в розыск – его ждал еще доклад у шефа. Но не о нем думал начальник отдела убийств, поднимаясь по лестнице. И не о встрече с Катей, нет. Никита думал о голубях «Аль-Магриба», тех, что как живые игрушки содержались в клетках. Что с ними стало – с этими белыми птицами? В ходе обысков и осмотров, допросов, очных ставок, признаний и непризнаний, женских слез и истерик в тюремных стенах, слухов и пересудов, загадок и разгадок, вопросов и ответов это как-то совершенно выпало из его памяти…
И вот снова всплыло, как горькое напоминание о чем-то безвозвратно потерянном, прельщающем взор и одновременно обманчивом, словно мираж, – минареты и купола мечетей в розовой солнечной дымке, узорная мавританская плитка, прозрачные струи фонтана, образы чужедальней земли, рождающей розы и пряности, полной отравленных скорбью воспоминаний о чьих-то тщетных надеждах.
- Предыдущая
- 76/76
