Дамоклов меч над звездным троном - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 20

• Предыдущая
• 20/71
• Следующая

Зазвонил мобильный. Этот личный номер Кирилла Бокова знали совсем немного людей.

– Алло, да, я.

– Кирюша, здравствуй.

Боков поморщился. Сестра звонит. Сеструха Надька. Из Читы. Опять что-то в семье. Они снова от него чего-то хотят.

– Как ты, Кирюша, здоров?

– Я здоров. Как ты?

– Ничего.

– Как дети?

– Лена в первый класс у нас пошла, а Витюшка… Витюшка приболел, неделю занятий пропустил… А как там ты?

– Я же сказал – у меня все хорошо.

– Гастроли кончились?

– Да, кончились. В Москве будет концерт, – Боков сказал это и тут же пожалел. Зачем? Сейчас заканючит – пригласи, такое событие, как же без семьи – без сестры, без шурина, без племянников-сопляков, без братьев младших, бездельников, без матери?

Вообще, семья доставляла Кириллу Бокову, по его же собственному мнению, одни только неприятности. Боков родился в Чите. И до восемнадцати лет никуда из Читы не выезжал. Боковых в Чите было видимо-невидимо. И сама семья была большая, и двоюродные-троюродные братья-сватья имелись. И тетки, и дядья. Но по крайней мере эти, дальние, только надоедали звонками – как же, родственник – Кирка в знаменитости выбился. На эстраде поет, по телевизору в Москве его показывают. Дальние хотя бы денег не клянчили – знали свое место там, в Чите. А вот семья…

Боков был средним братом. А даже в сказках народных средние братья – люди умные, прижимистые. Это младшие – дураки, раздолбаи. А средние – нет, средние знают, что уж лучше синица в руках, чем какая-то Царевна-лягушка в болоте.

Семья в Чите уповала всеми фибрами души на него как на кормильца и главу – вот что было самое неприятное. Сестра, ее муж, младшие браться не хотели понять одной простой вещи: он, Кирилл Боков, вырвался из Читы, из своего прошлого окончательно и бесповоротно. Он с брезгливостью отряхнул родимый читинский прах с ног – навсегда. И он – не дойная корова для семьи. Он – не курица, несущая золотые яйца.

Да, он сейчас вполне обеспечен, даже богат, если хотите. Но он помнит и другие времена. И досыта этих нищенских времен нахлебался. Он, Кирилл Боков, должен устроить свою жизнь здесь, в Москве. Завести дом, жену, детей. Потом эстрада не такое уж и прибыльное дело. Пой, пляши, пока молодой. Потом придут другие, выбросят тебя вон, как скомканную промокашку. Надо крепить свой тыл, заводить в Москве связи, заводить прибыльный надежный бизнес – кафе, ресторан, покупать недвижимость.

А на это нужны деньги, и немалые. И если все вот так бездумно транжирить на семью в Чите, то, извините, с голым задом, можно остаться, в конце-то концов.

– Кирюша, – голос сестры звучал неуверенно, просяще.

Боков уже знал, что она скажет. Нет, надо избавляться от этого телефона. Пусть семья из Читы, как и все – продюсеры, музыканты, поклонницы звонят в его офис. А там уж секретарь решит – соединять или не соединять.

– Кирюша, родненький, такое дело…

– Что еще?

– Не знаю, как и сказать, деньги нужны. Очень, – голос сестры дрогнул.

– Сколько?

– Долларов пятьсот, семьсот.

– Прости, сейчас ни бакса не могу. Возможно, позже будет какая-то сумма – пришлю. У меня сейчас тут срочный разговор – прости. – Боков дал отбой. Вот так. Только так с ними. Сеструха Надька – тоже прорва ненасытная. Пятьсот баксов ей, семьсот! Куда, зачем? На что в Чите тратить? Муж у нее есть – инженер, на заводе работает. Зарплату там им платят. На племянников, что ли? Фрукты, правда, в Чите дорогие, но ничего, перебьются племяши его и без фруктов. Он-то в свое время мальчишкой жил на одних макаронах и тушенке. И ничего. Вон каким стал. Нет, на себя Надька хочет эти деньги потратить. Она всегда была такая мотовка – джинсы, сапоги, дубленку, все ей дай самое-самое. Теперь как же – сестра знаменитости, разве можно чалдонкой ободранной ходить? Обойдется. Боков стиснул зубы. И ведь не первый раз уже клянчит. Ну, сто баксов он ей пошлет, но пятьсот-семьсот?!

Он глянул на примолкшего Свирского. Что все слышал, да? Коробит тебя, Олежек? Ничего, мало ли что в семье происходит. А ты не подслушивай.

– Кира, насчет завтрашней репетиции, я…

Опять звонок. Боков так и не услышал от Свирского что там насчет репетиции.

– Да, я.

– Кирюша, – голос сестры Нади срывался, – ты извини, это снова я. Я не сказала тебе – такое дело. Эти деньги пятьсот долларов…

– Ты сказала семьсот.

– Нет, нет, пятьсот хватит на первое время. Это за обследование надо заплатить – томография компьютерная, потом еще как-то называется – я забыла – двести, сто пятьдесят и еще сто пятьдесят. Столько обследование стоит…

– Кому обследование? – Боков начал терять терпение.

– Маме. Мы не писали тебе – ты был на гастролях. Не хотели тебя раньше времени тревожить. Мама просила не говорить тебе. Она плохо себя чувствовала все лето. Пошла к врачу, ну и… В общем, ей обследование как можно скорее надо пройти, в больницу лечь. А такая аппаратура только в коммерческом отделении…

Боков закрыл глаза. Ложь. До чего может дойти сестра Надька – до такой вот лжи. Мать больна! Да мать здоровее их всех! Что он не знает, что ли – у нее со здоровьем никаких проблем не было. И как только у Надьки язык поворачивается такое городить? Для себя ведь, курва, просит, по голосу ясно, для щенков своих, для мужа-неудачника. А мать приплетает, лжет. Думает матери он даст и пятьсот, и семьсот…

– Ладно, хорошо. Я пришлю деньги, – Боков отвечал отрывисто. – До свидания, у меня сейчас репетиция.

Он снова дал отбой. И на этот раз предусмотрительно выключил телефон. Серебристый «Мерседес», вырвавшись из пробки, въезжал в уютный двор на Пречистенке. Олег Свирский вышел из машины первым и открыл Бокову дверь. На пороге салона их приветствовал швейцар.

Через четверть часа Кирилл Боков уже не помнил о звонке сестры из Читы. Не вспомнил он о нем и в последующие дни.

Участковый Иван Захарович Кукушкин, окончив прием населения в опорном пункте, зашел в отдел по его же собственному признанию Кате только с одной целью: переодеться в гражданку. У вдового участкового с некоторых пор завелась дама сердца – самостоятельная и разведенная, на которой он уже всерьез подумывал жениться. После служебных трудов Кукушкин намеревался скоротать вечерок у нее дома, совместив, так сказать, приятное с полезным.

Кате в связи с этими планами он не особенно-то обрадовался. Но долг для него всегда был вещью святой. Едва лишь Катя, захлебываясь от волнения, поведала ему о словах Камиллы и о том, что слова эти напрямую имеют связь с личностью убитой и разыскиваемой по всем Химкам Валерии Блохиной, Кукушкин сразу же отринул все личное и с ходу взял организацию дальнейших оперативных мероприятий на себя.

Катя с облегчением вздохнула. До этого она все пыталась дозвониться Колосову, сообщить грандиозную новость. Но получала один и тот же ответ: «Абонент недоступен». Увы, как раз в это самое время начальник отдела убийств находился на причале – вне зоны действия мобильной связи.

Кате не терпелось детально допросить Камиллу – по паспорту она оказалась Клавдией Остаповной Тростенюк, приезжей из Тирасполя. С ней уже начали беседовать колосовские оперативники, на время оторвавшиеся от проверки фирм. Катя сразу же поставила их обо всем в известность. Но, судя по напряженной и недружелюбной атмосфере сгустившейся в их кабинете, Камилла – она же гражданка Тростенюк – с уголовным розыском сотрудничать не собиралась.

– Ты-то как к ней подъехать ухитрилась, Екатерина Сергеевна? – полюбопытствовал участковый Кукушкин.

– Да совершенно случайно, – и Катя поведала ему про свой незамысловатый оперативный подход к задержанной. – Мы просто болтали о том о сем, а оказалось – она информацией по Блохиной располагает. Она знала ее. А я ведь, Иван Захарович, специально из-за этого убийства приехала, ждала вас тут вон сколько. Теперь на вас только вся и надежда. Уж если вы не сумеете помочь нам с раскрытием, тогда не знаю, кто и сумеет.

• Предыдущая
• 20/71
• Следующая