Прощай, Византия! - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 39
- Предыдущая
- 39/82
- Следующая
Ну, как прикажете анализировать такую вот шифротелеграмму? Всерьез? Катя общалась с мобильником, перечитывала послание. Интересно, что Нина имеет в виду? Стиль у нее какой-то такой… уж очень эмоциональный, нет бы попроще, объяснила: что под всем этим подразумевается – «сильная душевная боль», «семья вырождается», «в чем-то он меня пугает»? Это точно так же непонятно и странно, как тот намек на портрет генерала Абаканова. «Я ведь хотела его где-нибудь отыскать и посмотреть, – подумала Катя. – Чтобы составить впечатление, понять Нинку. Ладно, где теперь его искать, вот поеду туда к ним и все увижу своими глазами».
О том, что не далее как завтра она окажется там, у них, Катя поначалу размышляла как-то отстраненно, словно это ее совсем не касалось. Словно кто-то другой, а не она должен был ехать туда и наблюдать, анализировать, делать выводы. «Кому все это нужно? – уныло думала Катя. – Никите? Но он, кажется, всецело поглощен этой новой, так неожиданно возникшей версией».
По поводу новой версии она пока не имела никакого иного мнения, кроме того, что версия эта – из всех возможных самая неправдоподобная. Но спорить с Колосовым пока было рано – слишком мало еще она знала.
Ей было известно лишь то, что и сам Колосов ищет для себя новые факты и разъяснения. За разъяснениями он, например, направился в Институт Склифосовского к гражданке Феклистовой Варваре Петровне – именно так по паспорту была фамилия матери близнецов Ирины и теперь уже покойного Федора. Катя поймала его на выходе из главка, сказала, что с Ниной все улажено и завтра она едет туда.
– Куда ты еще едешь? – хмуро спросил Колосов.
– К ним домой, ты что, забыл, мы об этом столько говорили!
– Мне кажется, пока надо повременить.
– Нина договорилась с Павлом Судаковым, он дал согласие. Потом все может измениться, и другого случая побывать там мне может уже не представиться.
– Я вообще против, чтобы ты сейчас туда ездила.
– Еще вчера утром ты был «за» обеими руками.
– А теперь против. – Колосов хмурился.
– Это на тебя так повлияла новость об убийстве в Волгограде? – прямо спросила Катя. – Ты, конечно, со своим фээсбэшником все что угодно можешь думать по этому поводу, но я, лично я, пока никакой – ну, ни малейшей связи между этим и нашими случаями не вижу.
– Связь уже в том, что им про события в Волгограде известно, и они их пугают, – ответил Колосов.
– Ну, тогда тем более мне надо там побывать, а вдруг я что-то узнаю. Что-то важное?
– Ты там будешь не жить, ты просто приедешь, побудешь недолго и уедешь как частный врач. Кстати, тебе ведь за этот визит они должны заплатить. – Он усмехнулся. – Нина твоя этот вопрос провентилировала?
По поводу оплаты Катя решила обговорить все на месте. Бесплатная консультация могла вызвать подозрения, в том числе и в отношении Нины, а Кате меньше всего на свете хотелось таким образом осложнять ее положение в этой семье. Вся эта авантюра, с одной стороны, и жутко ее привлекала, будоражила любопытство, но вместе с тем, с другой стороны, на сердце скребли кошки, и совесть была неспокойна. Подопытным кроликом во всех этих авантюрных оперативных играх, комбинациях был ребенок – больной, остро нуждающийся в помощи. «Боже, они же будут спрашивать мое мнение по поводу его состояния. Что я им скажу? – думала Катя. – Это до какой наглости надо будет докатиться, чтобы чего-то там еще советовать?»
Но в этом трудном вопросе Катя решила целиком положиться на Нину – пусть она врач-стоматолог, но она все же самый настоящий «человек в белом халате», а они, даже в авантюрных патовых ситуациях, помнят о клятве Гиппократа и мудром девизе «Не навреди».
Драгоценный позвонил в обеденный перерыв (Катя только-только оторвалась от компьютера, закончив сочинение эпохального репортажа по теме улучшения раскрываемости и проблеме борьбы с укрытием преступлений, – несмотря на то, что формально она находилась все еще в отпуске, ее шеф попросил срочно сделать этот материал для интернетовского сайта).
– Катя, во сколько освободишься? – спросил Вадим.
Катя хотела было ответить: «Да я уже вроде все закончила», но что-то ее остановило, и она уклончиво ответила:
– Часа через полтора, но лучше я тебе сама позвоню, Вадик, хорошо?
Он буркнул что-то нечленораздельное. Катя подумала: вот в кои-то веки муж драгоценный собрался сделать ей какой-то сюрприз, а она тянет время, юлит. Она выключила постылый компьютер, забрала дискету с репортажем (дома вечером доделаю), забрала сумку, накинула пальто и спустилась вниз, решив, что зайдет в любимое кафе у консерватории выпить кофе и уже туда вызовет Драгоценного. Но в этот момент она увидела следователя прокуратуры Пивоварова – того самого, что вел дело по убийству Евдокии Абакановой. Он только что разделся в гардеробе в вестибюле главка и причесывался перед зеркалом. Катя была с ним знакома по прежним делам, по прежним своим репортажам.
– Вы к Колосову, Александр Саввич? А он уехал, – сказала она.
– Я знаю, мы созванивались. Я – в розыск, должен подойти эксперт-нумизмат. – Следователь глянул на часы. – Сюда к вам ему ближе, чем ко мне в прокуратуру. Опаздываю, наверное, уже ждет меня у ваших ребят в кабинете.
Словосочетание «эксперт-нумизмат» произвело на Катю магическое действие: она тут же решила остаться, мысленно поздравив себя, что так умно распорядилась временем, оттянув свидание с драгоценным мужем на полтора часа.
Эксперт действительно уже ждал Пивоварова: сотрудники отдела убийств в отсутствие Колосова выделили ему просторный кабинет. Катя просочилась за следователем, он не возражал. Она ожидала увидеть в роли эксперта по нумизматике какого-нибудь пожилого профессора с бородой и в твидовом пиджаке, вышедшем из моды. Но в кабинете за портативным ноутбуком с достоинством восседал безусый ясноглазый мальчик с лицом доверчивым и разрумянившимся от волнения.
– Каховский Денис… Денис Иванович, доцент, – представился он. – Экспертиза готова, я решил не посылать по факсу, а прийти сам.
– Большое спасибо. – Следователь Пивоваров окинул эксперта оценивающим взглядом – молод, соплив, доцент, но где лучше-то взять, когда Академия наук в таком печальном положении?
– По поводу представленной на исследование монеты, – доцент Каховский покосился на Катю и еще больше разрумянился от усердия, – могу сообщить следующее. – Он открыл файл в ноутбуке с фотоснимками.
Катя увидела на экране что-то похожее на два золотых блюда с грубым рисунком. «Та самая монета, надо же, какая она в увеличенном виде, – подумала она. – Рисунок словно детский, какие-то фигурки… Здесь вот одна, а здесь целых три. Лица – точка, точка, запятая. На головах вроде венцы или короны, у одного в руке какая-то палка…»
– Перед нами, без всякого сомнения, византийский золотой солид, – сказал Каховский, – датированный второй четвертью седьмого века. Место чеканки – Константинополь, вот здесь указан вес, диаметр. Монета отчеканена в период кратковременного совместного правления императоров Константина, Ираклия и Феодора-Давида, единокровных сыновей императора Ираклия. Нет никаких сомнений, что монета абсолютно подлинная, и в связи с этим она представляет собой огромную художественную и коллекционную ценность.
– Ценность? – переспросил следователь Пивоваров. – Что, неужели такая редкая?
– Совершенно уникальная! – воскликнул доцент с жаром. – Из истории нам известно, что период совместного царствования юных детей императора Ираклия был очень недолгим и занимал всего несколько месяцев. Существуют монеты царствования самого императора Ираклия – их немало, и они весьма ценны, но золотой солид времен совместного правления Константина и его братьев – это настоящая находка. Событие для нумизматики. Вот тут видите, – он указал на снимке, – реверс и аверс монеты. На аверсе изображен юный император Константин с акакией в руках.
– С чем, извините? – перебил его Пивоваров. – С акакией?
– Так в Византии назывался свиток с прахом, символизировавший бренность человеческого существования. Император Константин правил совсем недолго и погиб в результате дворцового переворота, затеянного его малолетними братьями и сестрами – детьми его мачехи, второй жены императора Ираклия Мартины. Вот тут на реверсе монеты – видите – он изображен вместе с ними: с Ираклием и Феодором-Давидом. Они все трое увенчаны коронами. Справа на монете изображен знак креста – символ смирения и одновременно божественности власти.
- Предыдущая
- 39/82
- Следующая
