Прощание с кошмаром - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 87

• Предыдущая
• 87/92
• Следующая

ДИКИЙ ЖИВОТНЫЙ ВОПЛЬ. Они – и Катя, и даже страдающий старческой глухотой Максим Платонович – ясно услышали его и поняли: кричит женщина. Истерически. Ужасно.

Потом за дверью гостиной раздался какой-то грохот и…

Катя побежала в холл. Впервые в жизни она пожалела, что так слепо и доверчиво относится к моде: в туфлях с девятисантиметровыми каблуками, которыми она всегда так гордилась, бегать было просто невозможно. На лестнице она увидела Белогурова. Он бежал наверх, на второй этаж. Катя еще секунду была в оцепенении, он скрылся за дверью. Что же это так грохотало? Столик сервировочный на колесиках – Белогуров, видимо, налетел на него на бегу и опрокинул. И коричневая лужа горячего кофе уже ползет, ползет по голубому ковру… И кто так страшно, так дико кричит там наверху?

Катя ринулась было к лестнице вслед за Белогуровым. Но у входной двери замешкалась: надо отпереть дверь, позвать Никиту на помощь! Немедленно позвать. Тут происходит что-то такое…

Дверь не открывалась! Чертовы эти запорные устройства – эти сенсорные замки, видеодомофоны, фотоэлементы, засовы, задвижки, вся эта проклятая дверная броня! Секунды были потеряны – Кате они показались целой вечностью. А наверху кричала и рыдала женщина. И слышались еще какие-то глухие страшные звуки – удары, грохот. Катя, спотыкаясь, наконец-то вскарабкалась по лестнице (ей казалось, что она карабкается на Монблан). Старик Горский, выбежавший в холл следом, тоже пытался подняться, но вдруг замер на середине лестницы, схватившись за сердце. Катя бежала по коридору – двери, двери. Сколько же комнат в этом доме, богатом и стильном?

Дверь в спальню была распахнута настежь. Посреди комнаты – кровать. Постельное белье смято, истерзано, замарано кровью. В углу кровати кто-то скорчился в три погибели, голый, скулящий от боли, страшный в своей животной наготе. Катя с трудом узнала в этом существе ту девчушку, что встречала их с Кравченко здесь, в галерее, в то их самое первое посещение. Дикие, полные ужаса глаза, растрепанные космы русых волос, руки в крови – одна как-то безжизненно вывернута, висит как плеть, а лицо… Господи Боже мой, распухшее, окровавленное, изуродованное побоями.

Порыв ветра ворвался в спальню. Шторы вздулись парусами. Катя увидела разбитое вдребезги окно, и тут… Сильный удар отшвырнул ее от двери к кровати. Тот парень, тот самый, что мыл ту призрачную машину, промчался к двери словно вихрь. Катя и его сейчас узнала с трудом – тоже полуголый, тоже весь какой-то истерзанный, страшный. Его шаги звучали уже на лестнице. А с пола с противоположной стороны кровати с трудом поднимался Белогуров. Его, видимо, жестоко ударили, сбили с ног. Кровь текла ручьем из его разбитого рта. Но он словно и не чувствовал боли. И словно не видел уже ничего – ни остолбеневшей от испуга и неожиданности Кати, ни той девчонки в кровати – ничего…

Девчонка, захлебываясь криком, тянула к Кате руку (другая висела плетью), пытаясь что-то сказать. Катя разобрала с трудом – речь была дикой и невнятной, как у паралитика, – видимо, была повреждена челюсть:

– Да помогите же, пожалуйста… спасите ради Бога… он и его убьет… Он ненормальный, ненормальный псих… Он хотел мне глаза выколоть… Он меня изнасиловал, подонок. Я не хотела, не давала, он сам, са-ам!

Она вцепилась в Катю как клещ, тряслась от истерических рыданий, скулила от боли. А Белогуров… его уже не было в комнате. Грохот опрокидываемой мебели, звон стекла, дикие крики, ругательства, звуки жестоких ударов, проклятия и угрозы – отголоски битвы, в которой мужчины, входя в боевой раж, превращаются из богоподобных существ сначала в животных, а затем в зверей и скотов, слышались уже где-то внизу, на первом этаже дома. Катя прижала к себе девчонку. Пыталась успокоить, правда, язык ей не повиновался. А та прижималась к ней, словно раненый зверек, и все пыталась спрятать в Катины колени распухшее, изуродованное, окровавленное лицо и плакала, плакала, плакала… ЧТО ОН СДЕЛАЛ С НЕЙ, ТОТ ПАРЕНЬ? ЗА ЧТО ТАК ИЗБИЛ? ЧТО ТУТ ПРОИСХОДИТ, В ЭТОМ ДОМЕ? И снова были потеряны секунды. И Кате снова показались они часами, днями, годами. Где же Колосов?

Старик коллекционер наконец-то одолел лестницу.

– Бог мой, что тут стряслось?

– Побудьте с ней, – Катя сорвалась с кровати к двери. – Ради Бога, побудьте, вызовите «Скорую» – телефон найдите, он тут где-то… Милицию я сама позову!

В холле входная дверь уже была распахнута настежь. Но Катя в горячке даже не заметила этого. В гостиной тоже грохотала мебель, казалось, стены рушились. Если бы Катя хоть на мгновение туда заглянула, то увидела бы наконец того, кого так ждала. В гостиной был Колосов, и ему там приходилось ой как несладко.

Когда на втором этаже дома вылетело стекло и пора было, выражаясь языком служебной инструкции, «принимать экстренные меры реагирования», Никита понял, что сделать это не так-то просто. Мужчина у двери – то был Егор Дивиторский – внезапно оказал Колосову яростное сопротивление. Ситуация, конечно, не располагала к церемонным предъявлениям служебного удостоверения, а пушки, увы, под рукой не было, но и одной только негромкой фразы, сказанной незнакомцу, – «уголовный розыск», оказалось достаточно, чтобы привести этого типа, выражаясь опять же языком инструкции, в «состояние повышенной агрессивности». Дивиторский, ни слова не говоря, звезданул «уголовный розыск» локтем в лицо, а затем…

Затем много чего еще между ними было, Колосов плохо помнил в горячке этот обмен ударами. Дверь открылась – ключ все еще был в замке. И драка переместилась сначала в холл, а затем дальше в гостиную. Колосов все еще не мог понять, что тут происходит, отчего этот тип, которого он и видит-то первый раз в жизни, так старается его прикончить. Это был очень серьезный и беспощадный противник. И он отчего-то готов был лечь костьми на пороге этого дома, словно сторожевой пес, но не допустить «человека из уголовного розыска» в здание. Только в фильмах-боевиках герои-супермены не чувствуют боли. У Колосова же от ударов железных кулаков и ног – в грудь, живот, в бок, под дых – темнело в глазах и дыхание прерывалось. Мощный удар ногой в живот сбил его на пол, но и противник (Колосов рванул его за щиколотки) грохнулся следом. У Колосова еще хватило сил прижать его спиной к ковру, оказавшись в более выгодном положении.

И последнее, что помнил Егор Дивиторский, прежде чем погрузиться в беспамятство нокаута, – было искаженное гневом и болью лицо чужого, совершенно незнакомого человека, крикнувшего ему там, у открытой двери, – «уголовный розыск» (крик этот показался Егору отголоском трубы – последней, траурной, возвещавшей конец, конец всему). Чужое лицо над собой – все, что увидел в сумраке задернутых по случаю жары штор. А потом его с силой ударили затылком об пол. И долбили до тех пор, пока он не затих.

ТО, ЧТО В ЭТОМ ДОМЕ ИМЕЕТСЯ ПОДВАЛ, Катя поняла по звукам битвы, доносившейся уже с лестницы, ведущей из холла куда-то вниз. Темной, крутой лестницы. Потом там внизу вспыхнуло электричество. И она увидела и ПОДВАЛ, и ТЕХ, КТО ТАМ БЫЛ, – Белогурова и того парня, некогда напомнившего ей кудрявого купидона, а ныне НЕУЗНАВАЕМОГО, схожего видом и с животным и, как ей в тот миг показалось, с демоном одновременно.

Ненормальный. Сумасшедший. Безумный. Одержимый. Эти слова, которые кричала там, в спальне, эта девчонка и которые впоследствии повторялись на разные лады разными людьми – следователями, сыщиками, врачами, экспертами, – ВСЕ ЭТИ СЛОВА НЕ ГОВОРИЛИ ОБ ЭТОМ СОЗДАНИИ РОВНЫМ СЧЕТОМ НИЧЕГО. ЕГО НАДО БЫЛО ВИДЕТЬ ТАМ, В ПОДВАЛЕ. А УВИДЕВ, ПОПЫТАТЬСЯ НЕ ИСПУГАТЬСЯ.

Катя же сильно испугалась. Трусость такой же смертный грех, как уныние. Она это знала, однако… Колени ее подгибались. А сердце замерло. ОНА БЫЛА ОДНА В ПОДВАЛЕ С НИМИ, КАЖДЫЙ ИЗ КОТОРЫХ ПЫТАЛСЯ ПРИКОНЧИТЬ ДРУГОГО, БРОСАЯСЬ НА ПРОТИВНИКА, КАК ВЗБЕСИВШЕЕСЯ ЖИВОТНОЕ.

Дикий и молниеносный переход от вполне благопристойной картины «посещения антикварного магазина» к этому вот бешеному побоищу в спальне и подвале казался страшным, нелепым и неправдоподобным… ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО? Отчего Белогуров, этот холодный, апатичный ко всему на свете (так казалось Кате еще четверть часа назад по дороге в галерею) человек, в мгновение ока превратился в яростного, обезумевшего, крушащего все на своем пути одержимого? Этот парень, которого он пытался убить и уже, уже убивает – душит, бьет, рвет на части, – этот парень изуродовал, избил и изнасиловал ту девчонку, в этом, что ли, одном вся причина такой ужасной метаморфозы? Выходит, она так дорога Белогурову, что за нее он готов либо убить, либо умереть?

• Предыдущая
• 87/92
• Следующая