Рейтинг темного божества - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 58

• Предыдущая
• 58/77
• Следующая

– Присаживайтесь к огню, – граф Головин оглянулся на секретаря, и тот подал ему кожаную папку. – Мне звонили по поводу вас и вашего вопроса в Вену. Этот снимок, копию которого мне переслали… Как он попал к вам, позвольте полюбопытствовать?

– Совершенно случайно. Видите ли, Владимир Всеволодович, у меня есть знакомая. Она подруга одной девушки…

– Девушки? Судя по тому, как вы говорите, – это ваша невеста? – старик улыбнулся.

– Не совсем…

– Что значит не совсем, молодой человек? Вы потомок такого славного рода! Вам надо непременно жениться.

– Я не против вообще-то.

– У вас серьезные отношения – понимаю.

– Мы просто друзья. Она замужем за моим другом детства, – Мещерский поник.

– О, – старик покачал головой, – это драма, понимаю. Это такая драма… Я тоже в свое время… Все говорили, что ты нашел в ней? Кругом столько других женщин. А она – чужая жена. Я и сам все это отлично понимал. Но… прошло более полувека, а мы, а я… Вот приехал сюда из Вены повидаться с ней. У нее двое сыновей, шестеро внуков. Но для меня она нисколько не изменилась с нашей первой встречи. Правда, теперь мы говорим в основном о болезнях и докторах.

– Эта девушка – журналист, криминальный обозреватель, – сказал Мещерский, – а ее знакомая – фоторепортер. Случайно в руки к ней попала эта странная фотография. И на эту девушку дважды покушались с явным намерением убить ее. И вообще, это фото имеет отношение к весьма темной истории с убийствами. Я связывался с Петром Кабишем из Русского зарубежного фонда. Он навел справки, но смог узнать только двух человек на снимке – некоего Мамонова и одного барона, которого убили красные в двадцатом году в Крыму.

– Кабиш слушал мои лекции в Париже. Толковый молодой человек. Так, значит, вами движет не праздное любопытство, а желание помочь близкому вам человеку?

– Да, – тут Мещерский совсем и не слукавил.

– Ну что же, это меняет дело. Тут у меня копия, – старик показал на папку. – Оригинал с вами?

– Вот, пожалуйста, – Мещерский достал фото.

Старик поднес его близко к глазам. Бдительный секретарь тут же подал ему очки. Мещерский наблюдал, как старый граф внимательно изучает снимок – каждую деталь.

– Я не доверяю компьютерным копиям, – промолвил он веско. – Только подлинники должны фигурировать в таких вопросах, – его худые пальцы скользили по снимку. – Ну что же, молодой человек, всех я вам, конечно, не назову, но некоторые лица мне знакомы… Боже мой… кто бы мог подумать, что они рискнули пригласить фотографа…

– Кто эти люди? – тревожно спросил Мещерский.

– Это вот адъютант генерала Маевского штабс-капитан Довлетов. Это некая Лизавета Абашкина – она пела в цыганском хоре в Екатеринодаре. Известная личность была в определенных кругах в то время, – палец старика остановился на темноволосой женщине, снятой на переднем плане. Потом медленно двинулся к ее соседке – красавице с больными странными глазами и хрустальным бокалом. – А это… это княжна Полина Сереброва-Слащова… Боже мой, я видел ее, когда был мальчишкой. После бегства из Крыма она приехала во Францию и жила в Блуа. Все считали ее сумасшедшей. Она такие дикие вещи порой говорила… Бедная, бедная княжна, – его палец скользил дальше, по рядам окружавших тот странный невиданный банкетный стол офицеров. – Это вот ротмистр Ипполит Фендриков, он служил в контрразведке. Это Аркадий Неверовский, который не умер от своих смертельных ран…

– Как вы сказали, Владимир Всеволодович? Неверовский?! – воскликнул Мещерский.

– Да, это он. Старший офицер штаба главнокомандующего войск юга России, храбрец, первопоходник, любимец барона Врангеля, – палец старика застыл на фигуре высокого военного с полковничьими погонами – третьего в первом ряду. Он стоял как раз рядом с уже опознанным Викентием Мамоновым.

– Но кто этот, на столе? Вы его знаете? Кто этот мертвец?

Палец старика медленно спустился вниз и на секунду замер на лежащем на богато накрытом столе среди хрусталя и канделябров покойнике во фраке и лаковых ботинках, а потом отдернулся, словно обжегся.

– Это Арман Дюкло, – тихо произнес граф Головин. – Боже мой… нет никаких сомнений… это, конечно же, он!

Ничто не предвещало грозы в этот субботний день. Солнце светило ярко, с утра на небе не было ни облачка. Радужную бухту с ревом рассекали мощные катера и скутеры. Берега были усеяны отдыхающими, старавшимися поймать первый летний загар.

Но на вилле за высоким кирпичным забором царила сонная тишина. Негласное наблюдение откровенно скучало: ни новых посетителей, ни самих хозяев – господ Стахисов не видно, не слышно. Фигурант по фамилии Брагин рано утром уехал на автомашине «Вольво» черного цвета. И с его отъезда автоматические ворота наглухо закрыты. Если бы наблюдение могло проникнуть за эти ворота, то ничего подозрительного на первый взгляд оно опять-таки не зафиксировало бы. Вот стол накрыт на веранде к завтраку. На ступени крыльца выставлены горшки с комнатными растениями – навстречу солнцу. На спинку плетеного кресла-качалки брошена белая шаль. В проеме окна – хрупкая женская фигурка в белом шелковом халатике.

– Будет гроза, будет буря. Обязательно будет. Я боюсь, я спущусь в подвал.

– Прекрати. Что ты заладила? В июне грозы – обычное явление.

Голоса, голоса… Если бы наблюдение зафиксировало бы этот разговор, то отчет о его содержании был бы краток: гражданка Анна Стахис, находясь на веранде дома, выразила тревогу по поводу возможности грозы. А ее брат Стефан Стахис, находящийся на лужайке перед домом, ответил, что… в общем, ничего страшного. Гроза в июне – это пустяки. Однако наблюдение вряд ли бы обратило внимания на интонацию этих реплик. А в напряженной интонации и была некая особенность, странность…

Но в общем-то со стороны могло показаться, что хозяева виллы просто отдыхают – каждый по-своему. Анна Стахис вернулась в кресло-качалку. Она прислушивалась к чему-то. Из глубины дома доносился монотонный голос – бу-бу-бу. Одно и то же, одно и то же, словно это прокручивали, выверяли чью-то аудиозапись. Вот звук сделали громче, и можно было уже разобрать отдельные фразы: «Люди никогда еще не были так одиноки в этом мире… Старые боги изжили себя. В них мало кто верит всерьез. Они покинули нас. Они навсегда покинули нас… Мы погрязли в фарисействе и лжи. Нас терзает ужас ночи и безысходность… Кто поможет нам, кто укажет нам путь? Наступает новое время новых богов, их поступь уже слышна… И самый первый из них уже близко…»

Это действительно звучала запись с последнего сеанса во дворце культуры завода точной механики. В гостиной Иван Канталупов смотрел видео. Прослушивание видеопроповедей было частью его повседневного аутотренинга, своеобразной эмоциональной подпиткой, без которой он практически уже не мог обходиться.

Анна Стахис встала и закрыла дверь на веранду. Вот теперь настоящая тишина… Она видела своего брата на лужайке перед домом. Он стоял на солнцепеке с непокрытой головой – вот уже целый час. На нем не было ничего кроме старых льняных брюк. Кожа на плечах и груди покраснела от загара. Руки были вытянуты вперед, ладони обращены вверх. Глаза его были закрыты.

В кустарнике, густо разросшемся по забору, тенькала какая-то пичуга, перепархивая с ветки на ветку. Анна Стахис следила за ней взглядом. В их доме никогда не было никаких домашних животных. Отчего-то животные не выносили его присутствия. Убегали, улетали прочь. Но эта пичужка, видно, была не робкого десятка. Анна Стахис увидела, как тело ее брата внезапно выпрямилось, напряглось. Он резко вскинул руки вверх. Медленно плавно опустил. И обернулся. Взгляд его был прикован к маленькой красногрудой птичке на ветке. Она нахохлилась, встопорщила перышки, но не улетала. Он не отрывал от нее взгляда. Прошло несколько минут. И вдруг птичка вспорхнула и полетела низко над травой, ныряя из стороны в сторону, словно была больна или ранена. И села ему на плечо. Он накрыл ее ладонью. Сгреб в горсть. Когда он разжал кулак, пичуга была мертва. Он размахнулся и с силой швырнул этот мертвый комочек пуха в кирпичный забор.

• Предыдущая
• 58/77
• Следующая