Рейтинг темного божества - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 76

• Предыдущая
• 76/77
• Следующая

– Куда вы собрались? Куда ты его? – спросил Мещерский тревожно.

– Отвезу его сам в главк. А по дороге… по дороге заедем проверить кое-что, если он, конечно, рискнет, – с Колосовым творилось что-то непонятное. – Ну как, дракон, рискнешь, нет?

Канталупов молчал. Но в глазах его появился лихорадочный блеск. Блеск торжества. Колосов надел на него наручники и подтолкнул к машине.

– Никита, что ты делаешь, куда ты его везешь? – Катя бросилась к нему. – Ты и за руль-то сейчас не в состоянии сесть!

– Я сказал, я в полном порядке.

– А что скажет следователь прокуратуры?

– Пусть идет к черту. Он все равно сейчас занят. Они встретятся завтра в ИВС.

– Но зачем все это? Чего ты добиваешься?

– Я хочу, чтобы он сам понял. Сам убедился, что это – суеверие, ложь, – ожесточенно, упрямо бросил Колосов.

Кате показалось, что последнюю злую фразу он сказал в большей степени не им, не Канталупову, а себе.

– Нам с тобой можно? – спросил Мещерский. – Давай я снова сяду за руль, а?

– Вот и ночь пролетела. Быстро-то как, ужас, – вслух поделилась открытием Анфиса.

Они въехали во двор мрачноватого с виду восьмиэтажного сталинского дома на Новосущевской, что в двух шагах от Савеловского вокзала. Адрес назвал Канталупов.

Двор-колодец, осененный кронами старых тополей, еще спал. Было пять часов утра. В глубине двора пыхтел мусоровоз. Ранние птахи – дворники-таджики в оранжевых спецовках – выкатывали новенькие мусорные баки.

Канталупов кивнул на второй подъезд – туда, на лифте на седьмой этаж. Катя поймала напряженный взгляд Колосова. Чего он добивается? Что хочет знать? Исполнилось ли желание этого парня? Но за весь обратный путь они так и не узнали, в чем оно заключалось. Тогда зачем они приехали сюда в этот ранний час? Кто живет в этом доме в квартире на седьмом этаже? Ради кого, ради чего было принесено столько кровавых жертв?

Колосов повел скованного наручниками Канталупова в подъезд. Они двинулись следом – не слишком уверенно. На пороге Канталупов замешкался. Оглянулся через плечо.

– Ну, что застыл? – жестко спросил Колосов.

И подтолкнул его вперед. Катя боялась признаться себе: оба они ведут себя неадекватно. Никита… что-то и в нем неуловимо изменилось после этой страшной ночи на кладбище. Она оглянулась на машину Мещерского, на которой они приехали. Там, в багажнике, лежал этот бронзовый ящик. Очень тяжелый ящик. Колосов не подпустил никого из них к нему. По сути, это был вещдок. А он забрал его с места происшествия с собой, причем даже не поставив в известность следователя прокуратуры, начальство и своих коллег по убойному отделу. Они даже не видели этого ящика, не знали о его существовании.

Кате было ясно: Никита не собирался оставлять это там, в чужих руках. Он забрал это с собой. И даже то, что он фактически нарушил этим закон, его не остановило.

Пришел лифт – старый, все они все равно бы в нем не поместились. Колосов кивнул Кате и Анфисе – езжайте сначала вы на седьмой этаж.

Анфиса нажала кнопку. Двери закрылись.

– Катя.

– Что?

– Ты думаешь… его желание, правда, исполнилось?

– Я не знаю, – Катя и правда не знала, что думать.

– А Никита твой, хоть и твердит, что это ложь, суеверие, кажется, верит… И мне сдается – дорого он дал бы за то, чтобы снова не верить ни во что такое.

Лифт поднимался, скрипел.

– Катя, а я ведь вспомнила, где мы его видели, – прошептала Анфиса. – Помнишь, возле Третьяковки… Я еще сценку хотела сфотографировать уличную. Сцену ревности… Ну помнишь, когда одна девица рыжая залепила пощечины сначала одному бойфренду, которого с другой в кабриолете застукала, а потом и второму… этому вот Канталупову. Мне кажется, он тогда следил за ней. А она съездила ему по физиономии.

Лифт остановился. Двери открылись. Катя ничего не успела ответить Анфисе. На площадке было сильно накурено, толпились какие-то люди – женщины, мужчины. Дверь одной из квартир была распахнута настежь. Кто-то выходил, заходил.

– Девушки, вы из музея? С работы ее, да? Вы Иришины подруги? – спросил Катю пожилой мужчина в спортивном костюме.

– Мы… нет, то есть да, – она не понимала, что происходит. Откуда столько людей – ведь всего шестой час утра!

– Несчастье, какое несчастье, – мужчина покачал головой.

Лифт привез Колосова, Канталупова и Мещерского.

– Мы-то соседи, – продолжал мужчина. – И саму Иришу, и Веру Ильиничну, мать ее, с самого первого дня знаем, как переехали с женой сюда. Такая хорошая семья была и вот…

– Что случилось? – хрипло, громко крикнул Канталупов.

– Да что? Беда. И ведь чуть ли не прямо у самого подъезда. Двор-то у нас тихий, а выезд на улицу опасный, хреновый. Она, значит, вечером-то шла, домой, значит, возвращалась, а он – черт-то этот пьяный, образина, ехал на полной скорости, ну и подшиб спьяну-то…

– Кого? – страшно крикнул Канталупов.

– Да Иришу-то, Иру. Наши из дома все видели, кто с собаками-то допоздна гуляет. Они и «Скорую» вызвали, и милицию. Этот-то паразит машину с испугу бросил, скрыться попытался. Но задержали его, в отделение увезли. А Иру-то в больницу на «Скорой», благо больница тут вон у нас, через два переулка… Мать-то, когда узнала, как сказали ей – чувств лишилась. Лежит не поднимается. А это все родственники ее, подруги понаехали. Всю ночь мы тут вот так, без сна…

Катя увидела лицо Канталупова.

– В какой она больнице? – спросил он.

Мужчина тревожно глянул на его обожженные руки в наручниках, на растерзанную, запачканную одежду Колосова.

– Да вы кто такие? – спросил он. – Откуда вы взялись-то?

И была обычная городская больница. Реанимация. Все остальное Катя помнила как-то смутно. Колосов разговаривал с дежурным врачом. Разговаривал долго. Врач был молод, очень молод. Но все же что-то он понял. И возможно, поэтому их пропустил. Не всех – Мещерский и Анфиса остались ждать в ординаторской.

В реанимационной палате Канталупов бросился к кровати, на которой лежала опутанная проводами, датчиками, подключенными к компьютерам, до пояса прикрытая простыней рыжеволосая девушка. Глаза ее были закрыты.

– Ира, – он опустился на колени, снова позвал, – Ира!

Ее ресницы дрогнули.

– Ира, я здесь, с тобой, – он губами припал к ее руке.

– Приехал… все-таки приехал. Любимый, единственный, – она смотрела на Канталупова. Шепот ее был еле различим.

– Ира, я здесь, мы теперь всегда будем вместе. Всегда.

– Я все ждала, ждала… если бы ты знал… как я тебя люблю, – она улыбнулась. – Если бы ты знал, Максим.

– Я не Максим, – Канталупов отпрянул, точно его ужалили, – я не Максим, слышишь ты? Я не он! Я это я!

– Прекратите кричать, тут больница! Не понимаете, что ли, она вас не узнает, – шикнул на него врач. – Все, хватит, достаточно, прошу покинуть палату.

– Я Иван, взгляни на меня – я не он! Ты должна любить только меня!

Она смотрела на него. Взгляд ее тускнел.

– Уйдите отсюда! Все вон! – крикнул врач. – Светлана Павловна, кислород быстро!

Они ждали у закрытых дверей. Время остановилось. Потом врач вышел. По его лицу они поняли – все кончено.

И был пустырь – недалеко от больницы на задворках Савеловского вокзала.

Город просыпался. Гудело, смердело выхлопными газами, сигналило шоссе.

Колосов выволок из багажника бронзовый ящик.

– Возьми канистру, – велел он Мещерскому. – Бензин есть?

– Есть.

Они отошли в глубь пустыря. Канталупов остался в машине – по-прежнему скованный наручниками, но без охраны. Там, в больнице, Колосов спросил его: «Это твое желание? Теперь ты доволен?» И не получил ответа. В словах уже не было нужды – они как ненужный сор отлетели от Ивана Канталупова прочь. Навсегда.

А где-то не здесь, а там, там, в сыром и мрачном горном ущелье, догнивал, превращаясь в ничто, труп некогда могучей крылатой сказочной твари. Дракон, дракон, дракон… А впрочем, был ли он? Появлялся ли на свет божий из драконьего яйца?

• Предыдущая
• 76/77
• Следующая