Улыбка химеры - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/72
• Следующая

– То есть как клянчить?

Эгле горько хмыкнула.

– Очень просто. Человек один есть. Хороший. Очень хороший. Старше меня. Несчастный он. Помогает мне всегда, когда трудно. Всегда. В общем, это та же милостыня, но… А что делать? Жить надо. Как ты сказала про чемодан? И бросить жалко и…

– Нести тяжело, – повторила Катя, – это верно.

Ей очень хотелось спросить: что это за человек, что помогает Эгле? Не Салютов ли, часом? Но она не представляла себе, как это сделать, не вызвав ненужных подозрений.

– Прочти еще раз стихи, – сказала она (авось, пока Эгле читает, нужная комбинация фраз сложится). – Про горца. Он что, правда горец у тебя?

– Из Владикавказа. Давно уже в Москве, учился здесь. Если бы ты его только видела…

– Красивый парень?

– Для меня самый-самый. Никто, кроме него, понимаешь? Я ребенка от него хочу. – Эгле отодвинула пустой стакан. – И чтобы была точная копия отца – линия к линии.

– Точная копия? – Катя улыбнулась. – Ну прочти.

Но повторить своего «горца» Эгле не успела. Тень легла на столик. Катя подняла голову – два незнакомых парня. Один высокий, крепкий, довольно приятный, если бы не перебитый нос. Второй – ниже ростом, худой, бледный и на вид гораздо моложе. Высокий одет в рокерскую куртку на заклепках. Его спутник – в дорогое коричневое пальто из ламы с роскошным меховым воротником, которое, увы, смотрится на его субтильной фигуре как прадедушкин сюртук.

– Привет, – поздоровался высокий, – ты вот где, оказывается. Э, да ты, Эгле, хороша уже. А это кто с тобой – подружка?

– Отстаньте все, оставьте нас в покое, – забормотала Эгле.

– Пьяная в стельку, – сообщил высокий своему спутнику, словно тот был слепой и сам не видел, в каком состоянии Таураге.

Катя смотрела на них: кто такие? Вроде по виду – богатенький мальчик-буратинка и его личный шофер-телохранитель. Кто они? Знакомые Эгле? Или же… судя по описанию Колосова, это…

– Филипп… Я не знаю, что делать, куда мне идти, к кому обратиться.

Эгле словно очнулась от забытья, узнала стоящих перед ней парней. Обращалась она к тому, кто был в пальто. Катя поняла, кто они такие.

– Если можешь, помоги… Он тебя отблагодарит. Он же ни в чем не виноват.

– Я бы рад, но что я могу сделать? – тихо сказал Филипп Салютов. – Эгле, я бы рад.

Она смотрела на него, смотрела, потом махнула рукой и едва не упала, потеряв равновесие.

– Надо ее домой отвезти, – сказал Филипп своему спутнику (Катя помнила, что Колосов знал его только по прозвищу Легионер).

Тот наклонился к девушке:

– Пошли, Эгле, вставай, обопрись на меня. Я ей тачку сейчас поймаю, – сказал он Филиппу, – не бросать же ее здесь такую…

– Медузу, – кивнул Филипп и вдруг сказал Кате: – Ну, а ты что так на меня уставилась, детка?

– Воротник тебе мал, не по росту, – фыркнула Катя, – еще пусть в ателье меха добавят. – Она взяла Эгле за руку. – Пойдем, ну их.

Вдвоем с Легионером они вывели Эгле на улицу. Сразу же подкатил частник – по ночам они дежурили возле бара.

– Садись и ты, я плачу, – сказал Легионер.

– Обойдусь, – ответила Катя.

Он запихнул Эгле в машину, назвал адрес, дал водителю денег. Катя куталась в шубу. Стоять в одних туфлях на снегу было чертовски холодно!

– Если желаешь – пойдем потанцуем, – улыбнулся Легионер.

– Это с тобой, что ли?

– Да.

– А студентика куда же денем?

– Это мой брат. Младший.

Катя подумала: говорит тоном Балды, предложившего чертенку «обогнать своего меньшего брата». Это была ложь, причем стандартная. Катя точно знала, что Филипп Салютов ему не брат. Легионер мог сказать – друг, приятель…

Она оглянулась: на углу соседнего дома маячила «девятка» Колосова. Там ее ждали с нетерпением. Идти сейчас на контакт с этим Легионером ей никто не разрешал. Не могли даже предвидеть, что он и Филипп Салютов приедут в этот бар сегодня вечером.

– Я не могу, поздно, мне нужно домой, – ответила она, – в другой раз, если хочешь. Ты ничего, симпатичный. Часто тут бываешь?

– Как дорога приведет. Может, тогда телефон дашь? Я запомню – на память не жалуюсь.

И Катя дала ему свой домашний телефон. Естественно, на всякий пожарный, ради интересов дела. Не давать же было рабочий, когда вся Москва знает, кому принадлежат первые три цифры, какой конторе!

– Я позвоню, – обещал Легионер.

Катя медленно пошла по скользкому обледенелому тротуару к машине. Он вернулся в бар. Больше они никогда не виделись. Катя впоследствии часто вспоминала эту встречу. Это был упущенный шанс. Хотя тогда она этого еще не знала.

Следующее утро для Колосова началось с совещания у начальства. На Никитский прибыли следователь Сокольников, куратор областной прокуратуры, начальники областного и столичного РУБОПа, начальник спецотдела «А» Геннадий Обухов, а также… представители Генеральной прокуратуры. Подобный сбор в стенах родного главка случался только по суперделам. Колосов понял: дело «Красного мака» к таковым наверху уже причислено.

И точно, на совещании обсуждался только один вопрос – ход расследования убийств в казино. И хотя все присутствующие высказывали свое мнение, складывалось впечатление, что и РУБОП, и Генпрокуратура очень многое недоговаривают. Когда настала его очередь докладывать, Колосов ознакомил присутствующих с «мерами оперативного плана, уже предпринятыми отделом убийств», и закончил свой отчет весьма пессимистическим прогнозом: если «Красный мак» лишат лицензии и ликвидируют, это «отбросит раскрытие дела далеко назад».

– Ну а вы что предлагаете? – недовольно спросил представитель Генпрокуратуры. – После двух убийств, совершенных в помещении казино, снова открыть этот притон?

– Не такой уж это и притон был, – возразил Колосов. – Да, я предлагаю все вернуть на исходную позицию. По моему личному мнению, это единственный способ держать в поле зрения весь подозреваемый нами контингент. К тому же, как мне кажется, положительно решив этот вопрос, мы получим весьма мощный инструмент давления на гражданина Салютова в оперативном плане и с огромной перспективой на будущее.

– С какой перспективой? – «наивно» спросил представитель Генпрокуратуры, переглянувшись с начальником столичного РУБОПа.

– С перспективой более тесного нашего сотрудничества и возможного объединения в одно производство дел по убийству в казино Салютова и на улице Серафимовича, 2, в доме на Набережной, – ответил Колосов и поймал одобрительный взгляд Обухова – молодцом, пусть эти москвичи не держат нас за подготовишек!

Москвичи озабоченно переглянулись, а затем, чуть поколебавшись и поломавшись для порядка, начальник столичного РУБОПа попросил после совещания задержаться и Колосова, и начальника спецотдела «А».

Материалы, с которыми он их ознакомил, непосредственно касались Тенгиза Миловадзе-Хванчкары. Никита и Обухов увидели видеосъемки негласного наблюдения за офисом Миловадзе и его особняком, кстати, тоже расположенным на Рублевке. Ознакомились они и с последними агентурными рапортами, и с материалами спецпроверок, и даже со справками из колоний строгого и общего режимов, где в недавнем своем прошлом парфюмерный король столицы и теневик игорного бизнеса Тенгиз Тариэлович Миловадзе мотал сроки от пяти до двенадцати лет.

Колосов читал все эти справки и рапорты и думал: если это все, что у них есть на этого Хванчкару, то это – мертвому припарки для раскрытия убийства в доме на Набережной. Характеристики с прежних мест лишения свободы к уголовному делу не пришьешь. Возможно, и правда, что информация, которой обладает Салютов, является на сегодняшний момент единственным связующим звеном между Хванчкарой и этим убийством.

Он рассматривал фотографии Миловадзе, сделанные во время наблюдения, – крупный, дородный, пожилой, благообразного вида мужчина. Убеленный сединой, но предпочитающий одеваться в модные пиджаки от «Гуччи» спортивно-молодежного покроя. От рубоповцев он узнал, что Миловадзе женат уже четвертым браком, жена моложе его на двадцать пять лет и уже успела родить ему сыновей-близнецов.

• Предыдущая
• 44/72
• Следующая