В моей руке – гибель - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 32

• Предыдущая
• 32/91
• Следующая

Ждали юбилея Бэмса. Брать всю гоп-компанию решено было демонстративно-устрашающе с максимальным шумом и громом. К штурму тихого загородного ресторанчика «У дяди Сени» привлекали бездну сил и средств: помимо сыщиков – ОМОН, спецбатальон ГАИ (на случай преследования), сотрудников прилегающих отделов милиции, линейные ОВД на железной дороге и охрану Внукова.

Колосов все эти дни оставался на работе допоздна: параллельно с операцией «Лжедмитрий» готовилась операция прикрытия источника, передававшего информацию из оружейного «подполья». И там надо было действовать так, чтобы комар носа не подточил.

И вот наконец сведения из ресторана поступили: Бэмс снял «Дядю Сеню» на весь вечер субботы 26 мая. Среди приглашенных числился и Михайлов – в меню ужина было немало наименований вегетарианских блюд, а на десерт подавалась любимая язвенником Гошей гурьевская каша. По плану «Лжедмитрий» весь шум и гром при штурме ресторана Бриллианта Гошу должен был задеть лишь косвенно – напугать. Для лидера ОПГ готовился путь отхода. Его нельзя было задерживать ни в коем случае.

Хлебосольный Бэмс собирал гостей к восьми вечера. Все начали прибывать к точно назначенному времени. Михайлов приехал один из первых в сопровождении своих людей. Они с Бэмсом уединились в отдельном кабинете потолковать за жизнь, а потом перешли в общий зал. К девяти ресторан гудел, как потревоженный улей. Гости пили, ели, произносили тосты за волю, веселились, вспоминали былое.

Сигнал к штурму прозвучал в четверть одиннадцатого. И началось! ОМОН брал ресторан словно гнездо террористов-смертников. С грохотом вылетали стекла, завешанные жалюзи, в дверь лупили кувалдой. Но когда милиция ворвалась в зал и крутила руки всем оказывающим сопротивление, один из официантов быстро и незаметно выпустил Бэмса и Михайлова через дверь подсобки на темные задворки ресторана.

Михайлов, пригнувшись, добежал до своей машины. Он был один, без телохранителей, которые остались в зале, успокоенные ударами омоновских резиновых дубинок. Бриллиант плюхнулся за руль и нажал на газ. Не обошлось без маленькой нервотрепки. Километра три его преследовала какая-то чахлая гаишная «Волга» с хрипящим от старости мотором. Но он оторвался от погони. Так ему по крайней мере в тот миг казалось. Что ж…

В этом деле была тысяча и одна случайность. Все не предусмотришь. У Колосова голова шла кругом, когда он вспоминал, как они моделировали бесконечное число вариантов возможного поведения Михайлова «после ресторана». Он мог поехать куда угодно, и каждый его возможный маршрут следовало отработать, чтобы подготовить Бриллианту Гоше на этом маршруте нежданную встречу.

Варианты перебирались даже в последние минуты перед операцией, когда они сидели в кабинете на Никитском, превращенном в «гримерную», – над внешним видом Рената колдовал один из сыщиков, за плечами которого было пять лет работы в народном театре. Халилов особенно тревожился насчет препарата, закапанного в глаза. Для достоверности превращения спортсмена и атлета Халилова в законченного отмороженного наркомана следовало добиться сужения зрачков. Ренат вертелся перед зеркалом и то и дело повторял: «Ну и рожа!» Они ждали звонка, чтобы сесть в машину и ехать туда, куда скажут сотрудники, осуществлявшие скрытое наблюдение за Бриллиантом Гошей.

Они все рассчитали правильно: Михайлов, хотя формально он и был чист, не жаждал встречи с милицией и предпочел исчезнуть с места событий. Пройдет день-два, неделя, страсти поостынут. Гостей Бэмса, как это и бывало прежде, после соответствующей проверки выпустят, ну и… Беспокойные времена лучше пережидать где-нибудь у ласкового моря, на курорте, чем в камере СИЗО.

Бриллиант Гоша поступил одновременно просто и мудро. Проехал до Внукова, потом развернулся и тихонько направился в сторону Москвы. Добравшись до Дорогомиловской заставы, оставил машину на платной стоянке. И ровно в полночь переступил порог Киевского вокзала. Мельком взглянул на табло. В половине первого с шестого пути отправлялся скорый поезд Москва–Брянск. Михайлов плотнее запахнул на себе плащ – несмотря на почти летнюю ночь, его отчего-то знобило – и подозвал носильщика. В ноль часов семь минут он уже подходил к девятому вагону – бывшему «СВ». Носильщик рысью поспешал с билетами: Михайлов приобрел целое купе по двойному тарифу. Ровно в половине первого он уже устало следил из окна вагона за уплывающими назад огнями вокзальных фонарей. Его успокаивал мерный перестук колес. Он намеревался выйти в Калуге: поезд прибывал туда в пять утра. Оттуда позвонить по мобильному телефону в Москву адвокату – солидная контора, тьма сотрудников, – готовому включиться в дело с момента задержания любого из членов михайловской группировки, – узнать положение дел. А там уж…

По вагону прошел кондуктор, проверявший билеты. Михайлов попросил принести чаю. Спустя десять минут в дверь постучали. Чай, видимо, принесли. Михайлов дотянулся до двери и открыл защелку.

– Поставь на стол и дай чистое полотенце. – Он чувствовал выступившие на лысине пот и жир, ему не терпелось умыться. При проверке билетов он дал проводнику «полтинник» и поэтому надеялся на его расторопность и внимание и даже не смотрел в его сторону – устал, нервы были словно натянутая проволока, глаза закрывались сами собой. Нет, в пятьдесят три года такие хлопоты – это уже тяжело, это уже такая нагрузка на здоровье…

Темная фигура придвинулась. Михайлов удивленно повернул голову: сверху на него глянули яростные, совершенно, как ему показалось, безумные глаза с ненормально суженными зрачками. Они казались огромными и неподвижными на бескровно-бледном лице дюжего незнакомца.

– Ну, теперь-то, гнида, мы с тобой по-свойски тут потолкуем, – прошипел незнакомец. – Думаешь, если с моим братаном в кровавую подлянку сыграл, то и платить за него будет некому? Ош-шибаешься, голубь… Давно я за тобой, сука, хожу, ну! Руки на стол, быстро!!

Михайлов сглотнул ком в горле. Эти безумные глаза, это шипение, напоминающее шипение кобры перед броском… Медленно он положил руки ладонями вниз на купейный столик. Прямо перед его лицом маячило в воздухе пистолетное дуло. Он видел, что пистолет с глушителем.

Халилов спрыгнул с подножки вагона на станции Калуга-Сортировочная в четверть пятого утра. Поезд, как ни странно, шел точно по расписанию. Скоро городской вокзал. По плану Михайлова должны были брать там – там уже дежурили сотрудники линейного отдела милиции. Что ж, сейчас взять Гошу им будет нетрудно.

Халилов достал из кармана куртки дамскую пудреницу, посмотрелся в зеркальце. Краем глаза увидел, как на него со злым недоумением смотрит станционный дворник: и что ж это делается-то, бугай бугаем, плечи, ручищи, грудь колесом, а… тьфу ты, прости господи!! Халилов вздохнул: в утреннем свете грим выглядел непрезентабельно – сплошные пороки и шрамы жизни, но зато этой ночкой…

Он швырнул пудреницу в урну. Проверил в нагрудном кармане портативный диктофон – запись ночных дебатов с Бриллиантом Гошей дорого стоила, потом впервые за эти сумасшедшие пять часов выкурил сигаретку. Эх, жизнь наша… Пожалуй, инсценировка «Лжедмитрий – Лжеакула» прошла гладко, вот только с матом он переборщил. Во время прослушивания (ежели это легализуют) в суде придется чьим-то ушам крупно завянуть, но… Только не михайловским. Он эту ночь с Акулой до смерти теперь не забудет. Халилов с наслаждением затянулся сигаретой и подмигнул злому дворнику:

– Отец, где у вас тут междугородний телефон? Нету, говоришь? Эх, да что ж вы тут как медведи прямо в лесу… А до центра города далече? Не мерил, ишь ты… Ну ладно, а где тут у вас, отец, милиция местная?

Только к одиннадцати часам дня связь с Москвой была налажена. Местные сотрудники из отдела железнодорожной милиции добросили Халилова до городского вокзала. Там с почты он и дозвонился до Колосова.

– Жив-здоров, Крестный, – произнес он условленную фразу. – Как там наши дорогие друзья? Худо? Хорошо. А самый главный дружок? Еще хуже? Отличненько. А вы? Что так? А я не пустой – с подарочком.

• Предыдущая
• 32/91
• Следующая