Венчание со страхом - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/107
- Следующая
– Мы говорили о ее внучке. А откуда вы знаете?
– Кто-то сказал, не помню уже. А что, девять двадцать – это была ее обычная электричка?
– Да.
– И она всегда по утрам именно на ней и ездила?
– Всегда. Если опоздать, тут перерыв до трех часов.
– А-а, – Никита склонил голову набок. – А что вас так озадачило в прошлый раз, Зоя Петровна? Собственно, это я и собирался у вас узнать сегодня. Для этого и ехал из самой Москвы.
– Озадачило? – Она облокотилась на стол. – Вы считаете, что смерть бабы Симы меня всего лишь озадачила?
– Смерть Калязиной вас опечалила. Но было и еще что-то, что вас именно озадачило, но вы попытались это скрыть.
– Вы ошибаетесь.
– Я редко ошибаюсь. А с женщинами я обычно промашек не даю, – начальник отдела убийств самодовольно улыбнулся. – Когда Соловьев в прошлый раз опрашивал вас как свидетельницу, вы что-то недоговаривали. Почему?
– Да потому, что представители вашей профессии порой делают из мухи слона! Из ничего вдруг возникает целый ком домыслов и сплетен. Версии – так это у вас называется.
– Имели случай близко познакомиться с нашей деятельностью?
– Имела, – Иванова нахмурилась, – когда моя мать с моим отчимом-дураком расходилась. Очень даже имела. Вот поэтому и не хочу я впутывать…
– Кого?
Иванова отвернулась.
– Никого. Вы ошибаетесь, – сказала она мягко. – Ваша профессиональная сверхпроницательность и то, что «не дает» промашек с женщинами, на этот раз вас подвели.
Колосов поднялся. Ах ты пышка, так ты еще и коготки показываешь, царапаешься!
– Так, значит, говорите, Калязина и близко к клеткам не подходила. Игнорировала шимпанзе ваших, – сказал он, меняя тему. – Мне вот в прошлый раз Званцев тоже близко запретил подходить. Хотя, – он уже направлялся к дверям, – я б не утерпел, запрет нарушил. Милейшие зверюшки. Я б и погулять их на травку выпустил, а то сидят как в карцере.
– Так и было раньше, – Иванова вздохнула. – Пока не произошел тот инцидент.
– Какой инцидент?
– Когда Хамфри бросился на бабу Симу. С ним что-то случилось. Он ведь совсем ручной был. Цирковой. Никогда ничего подобного себе не позволял.
Глава 8 МАМА, МАМОЧКА…
Гречко занялась подготовкой к опознанию, а Катя и Сергеев, не мешкая, двинули к родителям Кораблина на Речную улицу.
– Значит, со мной? Прежние времена решила вспомнить? – спросил Сергеев. – Не забыла, как мы с тобой за Костей Слесаренко гонялись, ну, который нумизмата в Братеевке обул на все его антикварные и юбилейные сбережения.
Катя помнила все распрекрасно – было такое дело четыре года назад, когда она еще работала следователем в Каменске.
– Мальчик этот, Стасик, насколько я помню, жил со старшим братом и матерью, – напутствовала их Ира. – Брат – так, беспутный, полнейшая пустельга. А мать – трудяга. На «Новаторе» монтажницей вкалывала. Я вместе со Строевой, помнится, обыск у них в квартире делала, так этот Стасик, ему лет семь тогда было, прямо по пятам за нами ходил. Видите ли, любопытно ему было, как тетя-следователь работает. Потом, когда брат уже у нас в ИВС сидел, тоже наведывался ко мне: передачки приносил – белье, сигареты. Тихий такой, словно мышонок. Брата, по всему видно, любил очень.
– А мать? – спросила Катя.
Ира пожала плечами.
– Я ее только раз и видела, когда допрашивала насчет старшего сына. Она простая, ну, обычная совсем. Все только о работе, о работе.
– Что ж, черт возьми, эта простая ребенка-то своего не хватилась? Ведь его четверо суток дома нет! – выходил из себя Сергеев. – Она закладывала?
– Нет, вроде не похоже было, – отвечала Ира.
На Речной улице, словно гигантские спичечные коробки, среди зелени тополей и лип теснились хрущевки-пятиэтажки, выкрашенные в салатовые и небесно-голубые цвета. Имелся здесь и старый запущенный двор с покосившимся «грибком» и развалившейся песочницей.
У дома с булочной на первом этаже Сергеев остановил машину.
– Квартиру Ира не помнит, ничего, нам сейчас горсправка информацию выдаст. – Он уверенно направился к группе старушек, сидевших на лавочке у подъезда. Вид у них был как у галок на заборе – любопытный и выжидательный.
Кате сразу вспомнился садистский стишок о том, как какая-то старушка «недолго мучилась в высоковольтных проводах». Особенно ее умиляла в этом стишке строчка о «поджаренном брюшке».
– Гражданочки, где у вас тут Кораблины проживают? – осведомился Сергеев.
Старушки переглянулись.
– В сорок шестой квартире, – ответила одна в цветастом байковом халате и белом платочке.
– А вы хто ж Любови нашей будете? – поинтересовалась другая – в толстой вязаной кофте. («И как не испечется! В такую-то жару!» – подумала Катя.)
– А мы, бабушки, родственники. Дальние, – ответил Сергеев, направляясь в подъезд.
– Хахаль ейный, – скрипнула старушка, поясняя мысль другим – более глухим и недогадливым товаркам.
– Хахаль? А вторая-то хто ж? Эта, в длинной юбке, на каблучищах?
Катя поняла, что обсуждают ее, и поспешила следом за начальником Каменского розыска.
Сорок шестая квартира располагалась на пятом этаже под самой крышей. Сергеев долго звонил в обшарпанную дверь. Наконец за ней послышалась какая-то возня.
– Кто? – спросил заспанный женский голос.
– Милиция. Откройте, пожалуйста.
Прошло минуты две. Затем дверь приоткрылась. В щель выглядывала всклокоченная женщина, придерживавшая на полной груди расходившийся полосатый халат.
– Вы Любовь Кораблина?
– Ну. А что?
– Где ваш сын?
– Как где? Срок отбывает. Он сбежал? – ее глаза округлились.
Катя отметила, что женщина – босая, и еще, что у нее под халатом явно ничего больше нет. Заметил это и Сергеев, засопел.
– Я спрашиваю вас о вашем младшем сыне. О Стасике.
Женщина дернула плечом.
– Где ж ему быть? Во дворе небось шлындрает.
На скулах Сергеева заиграли желваки.
– Когда он ушел из дома?
– Да позавтракал и ушел.
«Вот те на, Ира-то обозналась, шли, значит, впустую», – подумала Катя и невольно вздохнула с облегчением: слава Богу, что этот Стасик жив.
– А вы почему не на работе? – сухо спросил Сергеев.
– Любань, кто там? Чего надо? – За спиной женщины зарокотал хрипловатый баритон, и возник его обладатель – низкорослый, кряжистый и волосатый мужик в застиранной майке и весьма нескромных плавках.
– Из милиции тут, Коля.
– Ну? – Колян уперся в Сергеева мутноватым взглядом. – Штой-то?
– Вот отчего мы не на работе, интересуются, – хихикнула женщина.
– А мы в отпуске. В бессрочном. Что ж, это теперь властью запрещается? – Колян оттер Кораблину татуированным плечом. – Зарплату не плотят, зато личной жизнью жить дают. Ну, что надо-то?
– Вы кто такой? – спросил Сергеев.
– Прохоров Николай. На слово поверите или паспорт предъявить?
– Войти позволите? – Сергеев шагнул вперед.
– Отчего ж. Только на «корочку» вашу взгляну прежде.
Он долго и придирчиво изучал удостоверение Сергеева, наконец сказал:
– Ишь ты, май-о-ор. Ну, майор, заходи – гостем будешь, пузырь поставишь – хозяином станешь.
Катя хотела было пройти следом за Сергеевым в полутемный коридор, как вдруг сбоку открылась дверь сорок пятой квартиры. В щель высунулась белобрысая головка – мальчишка лет восьми смотрел на Катю снизу вверх.
– Вы к кому, тетя? – спросил он тоненько.
– К Стасику Кораблину.
– А его нет.
– А где же он? Во дворе гуляет?
Мальчишка шмыгнул курносым носом.
– Его мать из дома выгнала.
Катя наклонилась, снизила голос до шепота:
– Ты точно знаешь?
– Ага. Он колбасу какую-то съел и банку кокнул с огурцами. Так его дядя Колян выпорол, а он его водку в унитаз вылил. Ну, чтоб в расчете быть. Тогда мать его выбивалкой по голове и вон. Я все видел и слышал. Он сказал, что больше домой не вернется.
- Предыдущая
- 18/107
- Следующая