Венчание со страхом - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 41
- Предыдущая
- 41/107
- Следующая
Катя с подозрением уставилась на него: что за умильная подлиза! Но не выдержала – фыркнула, засмеялась. Засмеялся и Кравченко.
– Смилуйся, государыня рыбка, – он протянул к ней руку. Катя подошла и… его волосы цвета спелой ржи были такие чудесные. Их так хотелось перебирать, трогать. Пальцы сами собой запутывались в этой ржаной гуще, в этой золотистой чаще…
– Перед ней усердные слуги. Она, не помню, что делает, но за чупрун их таскает, – шепнул Вадим.
Катя закрыла глаза. С ним она всегда чувствовала себя маленькой, несмотря на весь свой рост, на всю свою стать.
Когда примирение состоялось по полной форме, они приняли душ и отправились завтракать.
– Катька, а что вчера случилось? – спросил Кравченко. – Ты какая-то встрепанная, нервная. На работе что-нибудь?
– Ты же в отпуске, отдыхаешь. И ни своей, ни моей работой не интересуешься.
– Брось, я серьезно. Что случилось?
Катя взглянула на него: и правда хочет знать. И ее снова прорвало. Очевидно, ей, как некогда Колосову, просто не терпелось выговориться. И она быстро выложила все, что узнала от Никиты. Кравченко слушал с непроницаемым лицом. Не ухмылялся – и то слава Богу.
– Ну? – спросила Катя, окончив рассказ. – И что ты на все это скажешь?
Он молча пожал плечами.
– А что я могу сказать?
– Что, вообще, что ли, ничего?
– Ну убийства происходят, понял.
– А база, обезьяны?
– А Колосову твоему, часом, все это не приснилось?
– Во-первых, он не мой, – Катя поморщилась, как от зубной боли. – А во-вторых, ему такое присниться просто не может. Он реалист. У него фантазия бедная. Он как акын: что видит, то поет.
– Да? – Кравченко сделал себе и ей бутерброды. – Но я-то этого не видел, следовательно, о чем же я тут тебе буду петь?
– Значит, ты не веришь в то, что шимпанзе мог сбежать с базы и убить человека?
– А ты сама-то в такое веришь?
– Нет. Ну, один раз – еще куда ни шло, но три! Там же три убийства зверских.
– Ты умная девочка, я утром это тебе доказал, – Кравченко задумчиво жевал, – бесспорные факты только одни: убийства старушек. Остальное – чушь. А ты что, и этим делом теперь заниматься собираешься?
– После всего, что я услыхала, я просто не могу не заниматься. Это же, – Катя взмахнула рукой, – из ряда вон выходящее происшествие. Сенсационный материал!
– А как же убитый мальчик?
– Когда я работала следователем, Вадечка, у меня на руках по двадцать дел бывало. И по всем я все успевала.
– Но ты не убийства расследовала. Впрочем, слава Богу. – Кравченко допил кофе и вытер губы салфеткой. – Ладно. Сделаем так. Я сейчас вместе с Сережкой перевезу Павлова с пацаном на дачу, потом приволоку Мещерского сюда. Два ума хорошо, два с половиной, считая твоего любезного опера, – тоже, а три с половиной – еще лучше. К тому же Мещерский обожает тайны.
– Может, и Павлову сказать, а? – неуверенно предложила Катя.
– Твой Колосов поведал все это тебе – раз, – Кравченко усмехнулся. – Ты рассказала мне – два. Святое дело, ибо: да прилепится жена к мужу и будут двое плотью единой. Затем все узнает Сережка – три. А если разболтать еще и постороннему… Что получится у нас?
– Секрет полишинеля.
– Во-во. А попросту, по-русски: длиннющий бабий язык. Увольте меня от этого.
– А все-таки Павлов, если бы захотел, сумел бы нам помочь, – заметила Катя. – Он всех в этом институте знает. С этим Ольгиным, я заметила, дружит.
– В общем, пусть решает князюшка, – предложил Кравченко. – Он в эту тайну, как клещ, вцепится, его хлебом не корми. Ого, уже пол-одиннадцатого, – он бросил взгляд на часы. – Пора отчаливать.
– Знаешь что, – Катя медленно поднялась из-за стола. – Я тоже с вами поеду.
– Зачем? Что на даче…
– Я не на дачу. Ты довезешь меня до школы, я покажу, где это. Я ну просто какая-то лихорадочная сегодня – дома сидеть совсем не могу. – Катя уже доставала из шкафа летнее платье. – Мне с одной девицей побеседовать надо, с женой старшего брата Стасика.
– Делай как знаешь, только быстро. – Кравченко не стал возражать. – И смотри, не запутайся. Два убийства, не связанных между собой, – это два кубика Рубика. Их вертеть одновременно не каждый способен.
Катя тут же вспомнила Никиту, его замечание насчет того, что убийства пока не связаны. Интересно, что это начальник отдела, называемого «убойным», имел в виду?
Кравченко уже звонил Мещерскому, сообщая: «Есть важные новости».
– Я сейчас Катю отвезу в Каменск, а затем подскочу к Витьке на дачу. Или, может, на Автозаводскую приехать? У вас там вещей много?
– Да нет, Павлов сказал – две сумки спортивные. Он же спартанец, – ответил Мещерский.
– Спартанец. Чего машину-то не купит? Неужели менеджер и совладелец турфирмы настолько нищ, чтобы не приобрести себе завалящую какую?
– У него была машина. И какая! Я же тебе рассказывал. Забыл, что ли? – удивился Мещерский. – Он в самый первый год, как стал совладельцем фирмы, купил себе «Вольво» черную. Ну, мечту бандита.
– И куда же мечта делась?
– Продал. Как у них финансы лопнули, он ее сразу сбыл с рук. Деньгами дырки в бюджете заткнуть пытался.
– Ладно, черт с ним. Вези разорившегося дружка. Короче, ждите меня.
– Вадь, а что случилось? Что еще за новости? – забеспокоился Мещерский.
– Услышишь.
– Катя здорова?
– Здорова, здорова. Привет передает. Ждет тебя вечером.
– Приеду. Приеду обязательно!
В Каменске Кравченко высадил Катю у здания школы.
– Тебе точно моя помощь не нужна?
– Точно, езжай в Братеевку. – Катя все оглядывалась на окна флигеля, задернутые кружевной занавеской. – Ну, езжай же скорей!
Вадим уехал, и она, поднявшись на крыльцо, громко постучала во входную дверь. Никто не ответил. «Вот тебе на. Где же учительница-то?»
К школе по асфальтовой дорожке неторопливо ковыляла полная женщина в ярком ситцевом платье. Подошла к школьному подъезду, вынула ключи, собираясь отпереть висячий замок.
– Простите, пожалуйста, – обратилась к ней Катя. – Я к учительнице Кораблиной, а ее нет. Она не уехала куда-нибудь на лето?
– Нет, всего лишь в магазин отошла. Там молоко привезли и творог свежий. Мы с ней встренулись там. Погодите, она сейчас.
– А вы тоже учительница? – вежливо осведомилась Катя.
– Я-то? Сторож я здешний. Вон в том доме напротив живу. – Толстуха указала через двор на ветхую пятиэтажку. – Слежу вот, смотрю. Летом-то у нас затишье.
– Да, тихо, – согласилась Катя.
– А вы Светлане нашей подруга, что ли? – спросила сторожиха, окинув собеседницу быстрым взглядом. Так смотрят сороки на блестящую стекляшку, прежде чем умыкнуть ее к себе в гнездо.
– Нет, не совсем. Я из милиции.
– Вона, из милиции! Такая молодая. Это по мальчику-то убитому? Слыхала. Он ведь, почитай, племяш Светкин – царствие ему небесное, маленькому. Убийцу-то не нашли?
Катя покачала головой. Сторожиха вздохнула.
– Чтоб ему лопнуть проклятому, тому, кто руку на него поднял, чтоб его электричка пополам переехала, – пожелала она истово. – Паскуда такая! Ведь заведется же среди людей!
– А вы этого мальчика не встречали здесь?
Сторожиха отерла рот большим и указательным пальцами.
– Конечно, встречала. Он же тут у нас учился. Только разве вспомнишь? Их у нас тыща тут. Учителя знали, а я… Мимо меня они только в раздевалку летят сломя голову. Орава оглашенная.
– Скажите, пожалуйста, а вот возле школы взрослые какие-нибудь в последнее время не околачивались?
– Знаю, насчет чего беспокоитесь. Это у нас – нет. Это – строго. Следим. Никого подозрительного за весь учебный год. Да вокруг школы и не повертишься особо, а вот… – сторожиха замялась.
– Вокруг учительниц, да? – быстро спросила Катя. – Вокруг молоденьких?
Сторожиха снова остро взглянула на нее и как-то не то подмигнула, не то прищурилась.
– А вокруг Кораблиной?
- Предыдущая
- 41/107
- Следующая