Врата ночи - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 75

• Предыдущая
• 75/80
• Следующая

Колосов выехал на место обнаружения автомобиля. Было уже два часа ночи. На шоссе, в окрестных поселках – ни огонька. Только синяя мигалка дежурных милицейских «Жигулей» и их карманные фонари освещали брошенную иномарку, дорогу и темный участок подмосковного леса.

Колосов чувствовал себя… Когда подчиненные смотрели на лицо начальника отдела убийств, они отводили глаза.

Он сейчас мог думать только о том, что Сережка… Сергей Мещерский находится в полной ЕГО власти вот уже три с половиной часа. Да, теперь он знал ЕГО имя. Но какой ценой?!

Он думал о том, как завтра утром, если они не найдут ЕГО до рассвета, он посмотрит в лицо своим коллегам, товарищам, как посмотрит в глаза Кате…

Она примчалась на работу после своего дикого звонка в дежурную часть. Она просила, умоляла Колосова взять ее с собой, включить в поисковую группу! Он наотрез отказался. Она могла им сейчас только помешать. Теперь, когда дело шло о жизни и смерти… Да и прежде ей, женщине, не нужно было вмешиваться в ЭТО ДЕЛО. Это с самого начала было делом мужчин. Но…

Никита смотрел на брошенную иномарку, на темное пустое шоссе. Он не знал ответа. Он не знал ничего, даже не догадывался, где ЕГО можно искать.

На связь вышел начальник опергруппы, посланной на проверку адреса, где ОН был прописан и где жил. Сведения оказались неутешительными: никого нет, пусто. По этому адресу он не появлялся. Возможно, по другому, который числится за ним же…

Подъехало еще несколько машин из местного ОВД, грузовик с омоном. Началось лихорадочное прочесывание леса у МКАД. Искали тело. Еще один труп. И Никита к этому был внутренне готов, потому что знал: эта жертва уже не нужна ЕМУ после звонка Мещерскому. Звонка, так искусно заманившего Сережку в ловушку. Но…

Ночь. Тихий подмосковный лес, взволнованные мужские голоса, свет фар грузовика, огоньки карманных фонарей, обшаривающих стволы деревьев, землю, кусты, лесные овраги…

Они, сбиваясь с ног, искали бездыханное тело, а нашли…

– Никита Михайлович, есть! Сюда скорее! Врача немедленно вызывайте, «Скорую»! Он много крови потерял!

Михаил Ворон лежал в кустах бузины в трехстах метрах от обочины. Скованный наручниками. Он действительно потерял много крови: обе ноги его были прострелены в коленных суставах. Передвигаться он не мог. Не мог и звать на помощь: рот залеплен лейкопластырем. Тот, кто изувечил его и сковал, фактически оставил Михаила в лесу на медленную мучительную смерть.

Когда Ворона на носилках загружали в «Скорую», он на несколько минут пришел в себя.

– Ради бога, – лихорадочно шептал он. – Не оставляйте меня здесь. Я ЕГО просил, богом заклинал не бросать меня… он нагнал меня в дороге на машине, попросил остановиться. Я думал, мы… Как я мог подумать? Как?! А он ударил меня, приставил к виску пистолет, заставил с сотового позвонить Мещерскому, сказать ему… я говорил все под его диктовку, я был парализован, напуган. Он сказал, что не тронет меня, если я позвоню и скажу все, как он прикажет… Я сделал это, а он… он выстрелил мне в ноги, затащил в лес, бросил… Господи, я же стану калекой! Не разрешайте им резать мне ноги! Я не хочу таким жить!

Никита положил на носилки его очки. Их обнаружили тоже в кустах бузины. Кто-то наступил на них каблуком.

Нет, в глубине души он не надеялся на то, что Ворона оставят в живых. Это же – важный свидетель. Свидетелем была и Катя. Но ОН и ее не тронул. Пощадил?

Странно, но мысль о том, что ОН оставил их в живых, почти не оставила Никите надежды на благополучный исход этого дела.

Все шло к концу. Он это чувствовал. Знал: ЕМУ, этому… ублюдку, бешеному ублюдку, нужен был только Мещерский. И ОН его заполучил в полную свою власть, оставив двух живых свидетелей. И это было сигналом, знаком конца.

Неужели они опоздали? Неужели ничего нельзя изменить? Спасти?!

Зазвонил мобильный.

– Никита, тут Скуратов с тобой говорить рвется. – Звонил зам Колосова – Королев. Он вместе с опергруппой перевез Скуратова из прокуратуры в главк на случай, если понадобятся показания. – Я сам с ним пытался говорить, но он требует только тебя. Срочно. Вот он настаивает, трубку берет, хочет что-то тебе важное сказать.

Никита услышал в трубке шорох, потом хриплый голос Скуратова.

– Кто? – спросил он.

Колосов назвал фамилию, не колеблясь ни секунды.

ПАУЗА.

– Ну?! – Колосов взорвался. – Что, сразу язык проглотил?! Не ожидал такого?! Он ранил Ворона, забрал Мещерского заложником, убил Алагирова, задушил Мелеску, убил еще четверых, а может, и больше, подставил тебя…. Он же на тебя все это повесить хотел, этот проклятый бешеный ублюдок!

– Так вы его все равно не возьмете. – Скуратов говорил очень тихо, медленно, словно обдумывая каждое слово. – И не смей на меня орать! И везти меня к тебе не нужно… мы встретимся в другом месте, я покажу, куда ехать. Если ОН не там, то… Значит, я ошибся. А ты, опер, крупно проиграл. Вы ЕГО больше никогда не увидите. И Мещерского тоже.

Мещерский попытался выпрямиться. ТО, что он видел на видеокассете… Вот оно и наяву. «Ты остро чувствуешь боль. Пока чужую. Что будет, когда она станет твоей?»

Он смотрел на человека с пистолетом. Надо же… Это ОН. Вот ОН и передо мной.

Мещерский закрыл глаза. Ждал выстрела. Долго.

Легкое прикосновение – чужие жесткие пальцы коснулись его щеки.

– Я часто представлял, как мы с тобой встретимся.

АСТРАХАНОВ – Василий Астраханов подошел к нему вплотную. Нагнулся. Положил пистолет на землю, потом содрал пластырь с губ Мещерского. Достал из кармана носовой платок, промокнул с его лица кровь. Бережно, очень бережно. Потом поднял пистолет, засунул его себе сзади за ремень черных джинсов под куртку.

– Сволочь, – Мещерский с трудом шевелил разбитыми губами. Он чувствовал себя униженным, беспомощным. Связанным, как овца.

Астраханов отошел в дальний угол, нашарил выключатель, зажег полный свет.

Это был не подвал, как поначалу почудилось Мещерскому. Просторный железный ангар из тех, в которых обычно зимует сельхозтехника. Правда, в ангаре техника отсутствовала. Было пусто, гулко, и виднелись следы каких-то странных ремонтных работ. Весь дальний конец, например, был оборудован деревянными «лесами». Получалось нечто вроде подвесного этажа-балюстрады или капитанского мостика. Там, наверху, на деревянном настиле, находился один-единственный предмет: удобное кожаное кресло, из тех, что украшают самые престижные кабинеты.

Под «лесами» стояли вместительный металлический шкаф, ржавое корыто, рулон полиэтиленовой пленки. Пол под «лесами» покрыт куском желтого пластика. Чуть дальше в железной стене находилась и та дверь, к которой вели семь самодельных ступеней из кирпича.

Мещерский оглянулся, с трудом ворочая шеей. Каждое движение отзывалось болью, головокружением. Раз это ангар, здесь должны быть большие въездные ворота. И он их увидел. Они были наглухо заварены. Сюда можно было проникнуть только через эту боковую дверь. Фактически – лаз.

Он смотрел на пол: пластик занимал всего несколько квадратных метров, прикрывая лишь небольшую площадь под «лесами». А все остальное – черная утрамбованная земля.

Астраханов отошел к «лесам», достал из шкафа большой китайский термос. Два пластмассовых стакана. Мещерскому было дико на все это смотреть – на его неторопливые уверенные движения, на его лицо – абсолютно нормальное с виду, спокойное, сосредоточенное. На нем не было и тени безумия.

Астраханов налил что-то из термоса в стаканы. Подошел к Мещерскому. Пахло хорошим крепким кофе.

– На-ка, выпей. – Он приподнял его за плечи, поднося к разбитым губам стакан.

– Пошел ты… Не трогай меня!!

– Пей.

Мещерский поперхнулся, закашлялся. Астраханов терпеливо ждал, когда он отдышится. Снова поднес стакан к его губам. Сам отпил глоток из своего стакана. Потом извлек из кармана куртки маленький пластиковый пакетик. Поставил стаканы на землю. Высыпал что-то из пакетика себе на ладонь. Вязкое бурое вещество. Скатал два шарика. Один положил себе в рот, другой протянул Мещерскому.

• Предыдущая
• 75/80
• Следующая