Все оттенки черного - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 12
- Предыдущая
- 12/138
- Следующая
Глава 4
КРАСНЫЙ ЛАК
Она красила ногти как ни в чем не бывало. И алый с перламутровым отблеском лак так и переливался на солнце.
А он стоял перед ней, как школьник перед классной доской с уравнением, которое для него – труднейший ребус.
Процесс окраски элегантно наманикюренных ногтей, казалось, захватил ее целиком и полностью. И это было в день похорон ее мужа. Гражданскую панихиду в офисе завода по производству стройматериалов назначили на два часа дня.
Никита Колосов часто потом вспоминал и свой вопрос, заданный этой женщине, и ее ответ. И всегда чувствовал при этих воспоминаниях горечь: привкус полыни был у слов, прозвучавших тогда в доме, в который им со следователем прокуратуры Карауловым в тот день приходить было не нужно.
Собственно, никакого продолжения расследования дела о самоубийстве Михаила Ачкасова так и не получилось. Судмедэксперт поставил в этом происшествии жирную точку. Приехавший из Москвы компаньон Ачкасова по бизнесу, отрекомендовавшийся также и его ближайшим другом, забрал тело из морга и договорился насчет похорон. Он действовал, по его словам, «исполняя волю безутешной вдовы». А на вопросы следователя он отвечать наотрез отказался.
Бедняжка-вдова – Елена Львовна Ачкасова – стала за эти дни в Старо-Павловске самой популярной личностью. Многие «первые лица города» в эти дни навещали ее, высказывали ей соболезнования, а заодно и… Вопрос «ПОЧЕМУ ОН ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ?» по-прежнему волновал всех. И языки мололи без устали.
С точки зрения процессуальных формальностей, «опрос» вдовы следователю прокуратуры был не нужен: дело не возбуждалось, все закончилось на уровне прокурорской проверки, и происшествие автоматически перешло в разряд несчастных случаев, от которых, увы, никто не застрахован. Однако на том, что разговор с вдовой все же должен состояться, причем незамедлительно, с редкой настойчивостью настаивал именно следователь.
Вечером, по возвращении из морга, когда Колосов уже собрался возвращаться в главк, Караулов вдруг отвел его в сторонку, цепко ухватил за рукав куртки, и…
– Что же это такое получается, Никита Михайлович? Так вот мы все это и оставим, да?
Колосов прикинул возраст Караулова – годика двадцать три, только-только пацан с институтской скамьи. Его однокашники сейчас в адвокатуру, в нотариат, в фирмы по продаже недвижимости косяками прут денежку зашибать. И этот, видишь ли, «яко недреманное око» тут в районе. На бюджетных хлебах – едва-едва только чтоб ноги не протянуть. Идейный, что ли, по молодости? Да нет, скорее просто мальчик без блата, без сильной руки. А может, и просто – банальнейший неудачник.
– Вам, – секунду он мучительно вспоминал имя-отчество «сосульки», как продолжал именовать про себя прокурорского, – э… Юрий… Юрий Алексеевич, вам что, собственно, от меня… Что ваш непосредственный начальник – прокурор по этому поводу сказал?
– Чтоб я не усложнял, раз экспертиза дала такое заключение… Чтобы текущими делами занимался, в общем… Переключился…
– Ну, и что же мешает переключиться?
– Но я… Никита Михайлович, ведь только час назад, там, в морге, вы были согласны со мной, точнее, абсолютно не согласны, что это дело всего лишь… – Караулов окончательно запутался. И покраснел с досады.
– Короче, Юрий Алексеевич, что ты от меня-то хочешь?
– Мы обязаны поговорить с вдовой Ачкасова! – «Сосулька» еще пуще зарделся то ли от колосовского полушутливого, полупренебрежительного тона, то ли от собственного упрямства.
– Смысл?
– Вам ведь тоже это интересно, Никита Михалыч!
– Интересно? – Колосов хмыкнул. – Вы считаете, что мне… интересно? Что?
– Что с некоторых пор такое творится в нашем городе. Произошло, произойдет – ну, не знаю! Я еще там, в парке у карусели, как на вас взглянул, сразу это понял.
Колосов усмехнулся. Прокурорский начинал его забавлять. Какой настырный мальчик! Прежде Колосов испытывал сильное недоверие и выказывал большую осторожность в общении с представителями этой конторы. На это имелись кой-какие причины. Но этот вчерашний студиозус…
– Ты за Полунина до сих пор переживаешь? – помолчав, спросил Колосов.
– Он был… Да вы знаете, какой он был человек!
– Он тебя на работу брал?
– Да, точнее… Я тут практику проходил в прокуратуре, он куратором моим был, а потом… Не мог он так вот ребенка своего, жену ни с того ни с сего расстрелять. Это же дикость просто. И потом себя тоже… И этот тоже, Ачкасов… Это же не случайность, не может все это быть случайностью! Не бывает такого в жизни!
Всего несколько часов назад, там, на поляне за каруселью, Колосов был железно уверен, что непременно встретится с вдовой самоубийцы. А теперь ему было как-то чудно: этот мальчишка с таким жаром уговаривает его сделать то, что он хотел и сам. Откуда такая апатия? Отчего наши чувства и намерения подвержены таким необъяснимым и мгновенным метаморфозам?
Метаморфоза чувств. Именно об этом он думал, наблюдая, как ОНА, сидя в гостиной своего дома, как ни в чем не бывало красит алым лаком ногти. Она даже не надела траура. На похороны своего мужа-самоубийцы Елена Львовна Ачкасова собиралась идти в элегантном сером костюме-букле. А может, она и совсем туда не собиралась?
Вопрос, заданный «безутешной вдове» следователем Карауловым, показался Колосову чуть ли не по-детски наивным:
– Елена Львовна, что все-таки произошло с вашим мужем? Почему он…
Колосов вспомнил впоследствии всю эту «картинку». Их приход в дом самоубийцы. Просторные, залитые солнцем комнаты новенького еврокоттеджа казались полупустыми не от недостатка мебели, а от тишины, в них царящей. Открыла входную дверь на их звонок с парадного какая-то молчаливая изможденная женщина в черном – видимо, домработница Ачкасовых. В холле-прихожей было полно траурных венков с лентами. Огромные букеты роз, гладиолусов, хризантем, лилий, гвоздик и георгинов лежали на ящике для обуви и на креслах.
Домработница проводила их к вдове. Елена Львовна, узнав, кто они такие, и терпеливо выслушав слова соболезнования, кивнула холодно и вежливо, а затем вернулась к прерванному занятию, за которым они ее и застали.
- Предыдущая
- 12/138
- Следующая
