Зеркало для невидимки - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 22

• Предыдущая
• 22/78
• Следующая

Потом они рядком сидели на ступеньках бытовки и чистили картошку, сбрасывая шкурки в эмалированный тазик. На взгляд Кати, картошки для них двоих что-то было многовато. Потом Ирина раскочегарила плиту. Бытовка была крошечной – два топчана, столик, пластмассовый складной стул да старый маленький холодильник. На стене на вешалке под марлей висело пальто и несколько платьев – наверное, весь ее гардероб.

– Тут и живешь? – спросила Катя.

– Что, бедненько? Нищие комедианты, – «комбинезон» снова фыркнул. – А у тебя отдельная квартира, да? С ванной?

– Я с мужем живу.

– С мужем? – «комбинезон» поднял светлые бровки домиком. – Ну и как оно, замужем?

– Терпимо.

– Скандалите часто?

– Иногда ссоримся.

– Мой папаня мать каждую пятницу лупил. Как аванс или получка, так и… Потом деньги платить перестали, ну, думаем, утихомирится воин наш. А он еще злее стал.

– Ты что, в цирк от отца, что ли, сбежала? – спросила Катя.

«Комбинезон» дерзко вскинул голову, но на сковородке затрещало, словно хворост в печке.

– А зимой как же? Холодно, наверное, в вагончике. – Катя огляделась. – Ну, если только с обогревателем. И квартиру можно всегда снять. А этот ваш Валентин Разгуляев, он что – тоже вот тут с тобой обретается?

– Вон его гардеробная. – Ира ткнула в окно на вагончик, примыкающий к львиному фургону. – А ты какие-то вопросы странные задаешь, корреспондентка.

– А что тут странного? Красивый парень. Синие глаза, – Катя усмехнулась, – львы, леопарды, мотоциклы… что же тут странного, Ирочка?

– Это он выглядит так… Ему тридцать восемь лет на самом деле. Старик. Разведенный к тому же. Две жены уже поимел. И сыну в Питере четырнадцать лет.

Она произнесла это… Катя осторожненько заглянула ей в лицо. Она ведь могла и не говорить это про Разгуляева совершенно незнакомому человеку, какой-то там корреспондентке, которую и по имени-то не называла. А вот сказала, не сдержалась. И таким тоном… «Ага, – подумала Катя, вспоминая перепалку у ворот и слезы у манежа, – вот оно, значит, как тут у вас».

– Ир, а кто эта девица была? – спросила она кратко.

– Где? – буркнул «комбинезон».

– Ну там, вы ссорились, когда Разгуляев уехал.

Катя вздрогнула: более циничного, злобного и виртуозного мата она в жизни не слыхала. «Комбинезон» процедил ругательство, как плевок сквозь зубы.

– Напиши статейку о нашей Илоночке. Она тебе за бесплатную рекламу задницы своей в ножки поклонится.

– Слушай, что ты ругаешься? Я же просто спросила. Мне ваш администратор сказал – со всеми артистами познакомиться. – Катя прикидывалась шокированной и сбитой с толку. – Мне типажи для очерка нужны, герои, понимаешь?

– Типаж шлюхи тоже?

– Нет, конечно, но… Я вот не поняла – я слышала, ее Леной окликали, а ты ее потом Илоной называла. – Катя тихонько гнула свое.

– Псевдоним: Илона Погребижская! Прямо мадам Баттерфляй. Всем говорит – у нее, мол, польские корни. Врет. Баграт, бедолага, за эти корни в нее и влюбился. А теперь землю зубами грызет.

– А кто это Баграт?

– Да муж ее. Благоверный. Баграт Геворкян – неужели не слыхала? Он даже у вас в Москве на Цветном бульваре несколько сезонов выступал – давно, правда. У него номер был уникум – дрессированный бегемот и еще разная тварь экзотическая.

– Я в цирке в далеком детстве была, – сказала Катя. – А что, у вас тут и бегемот есть? – Она и не подозревала, что этот же вопрос в свое время задал и Колосов.

– Нет. Содержать дорого. Вместо этого каждый вечер женушка выкаблучивается. Так старается, только застежки отлетают.

– То есть? – Катя внимательно наблюдала за собеседницей. Что кроется под всем этим? Ревность?

– Да стриптиз, – фыркнул «комбинезон». – Весь вечер на манеже… У Геворкяна в номере удав, крокодил, попугаи да родная жена. Сам он – индийский факир, а для публики, особенно для мужиков, жена его раздевается под музыку. Как шоу, но только на вечерних представлениях. Второй гвоздь программы, после львов Разгуляева – Илонкина задница. Здешние с ярмарки слюни пускают каждый вечер. Особенно кавказцы. Эти неистовствуют просто. А Баграт… Да на него смотреть больно! Вот оно как теперь деньги-то достаются. Один раз знаешь что было? Пришли какие-то азербайджанцы. А он же армянин, понимаешь? Ну, начался номер. Они ему что-то и крикни с места, ну насчет Илонки-то… А он… Мы думали – зарежут друг друга! Палыч его Христом Богом потом просил в руках себя держать, не доводить дело до ментов. А то номер закроют. И совсем тогда сборов не будет.

– Слушай, а я вот что спросить хотела, пока не забыла. – Катя решила круто поменять тему. – А чего это Разгуляев с леопардами так настойчиво добивался? Ну они рычат, бросаются, а он их все равно заставляет.

– Так не в Валькиных правилах уходить с манежа, как тут у нас говорят, под стук собственных копыт. Он же мужик. Уважает себя, публику, цирк. А потом, на манеже – он хозяин. Ну, картошка готова, садись. Я сейчас наших кликну.

«Кликала» она подобно пионерскому визгливому горну:

– Ромка! Ро-ом-ан! Где тебя носит? А Гошка где? Эй, садитесь жрать, пожалуйста.

Романом, оказывается, звали того самого жонглера-невидимку, что переговаривался с Катей в темноте. И тут он тоже вынырнул из темноты.

– Эх, хорош уже, готов, – засмеялась Ирина. – Где набраться-то успел, Ромка?

– Д-девчонки, я пас… Чего ты кричишь, бутончик ты мой, – «невидимка» был пьян-распьян. Но тем не менее попытался приобнять Ирину. – Д-девчонки, я есть не буду, мы там сейчас с ребятами… рыбу идем ловить. Во! – в руке у него действительно была удочка.

– Это кто же такой? – полюбопытствовала Катя, когда пьянчужку унесло.

– А, коверный наш. Ромка Дыховичный.

– Коверный?

– Ну, клоун. Смейся, паяц, – «комбинезон» пропел это шутовским контральто. – Только сам Ромочка не поймет, какой он – белый или рыжий.

– Я видела, он жонглировал такими штуками.

– Да, он как гуттаперчивый мальчик у нас. Эквилибристом был, канатоходцем, акробатом. Но там трезвая голова нужна. Ну и стал комиком. На репризы выходит. Дырки им между номерами затыкают.

– Слушай, Ира, я вот еще что хочу спросить… Заместитель вашего администратора Севастьянов Аркадий, я сегодня в хронике прочла, убитым найден тут, неподалеку. А ты не скажешь…

Стоп. Вот это уже интересно. Катя замолкла. «Комбинезон» смотрел на нее выжидательно и остро, как сорока на стекляшку. На мальчишеских скулах даже желвачки играли.

– А ты что, корреспондентка, вынюхивать, что ли, приехала сюда?

– Я в газете утром прочла. У администратора вашего поинтересовалась – он только отмахнулся. Словно и не вашего сотрудника убили, а муху прихлопнули. – Катя пожала плечами. – Мне-то, конечно, плевать, но согласитесь, неужели не интересно узнать, как убили, за что, кто?

– Он мало у нас работал, залетная птица, – ответ был ледяным.

– Что за человек был?

– Падаль.

– Такой разэтакий?

– Дерьмо. – Ирина снова вышла на порог бытовки. – Гошка, два раза, что ли, повторять?! – Потом обернулась к Кате: – Будто не знаешь, что одних людей бог из глины сделал, а других из дерьма?

– Поясни, пожалуйста.

– Порядки у нас начал устанавливать. То не так, это… А когда мимо клеток проходил, аж с лица слинял. Нервы-с.

– Ну, мне кажется, с такими зверюгами любой струсит.

– Я не трушу. Каждый день вон с ними.

Катя решила не нажимать на девчонку после такой ее реакции на заместителя администратора. И, вспомнив о вычитанном в сводке ЧП, хотела было поменять тему и заодно насытить любопытство – отчего это лев бросился на человека, но…

– Ира, я вот он, тут. Сейчас только отнесу и вернусь. – На пороге показался тот, уже знакомый Кате, паренек. Он крепко прижимал к груди туфли-лодочки – белые, на изящной шпильке.

– Я больше подогревать не буду, – устало сказала Ира.

– Да я крем искал! У ребят только темный, а тут бесцветный нужен, – паренек бросил на Катю быстрый любопытный взгляд – так глядят волчата. – Приветик.

• Предыдущая
• 22/78
• Следующая