Зеркало для невидимки - Степанова Татьяна Юрьевна - Страница 32

• Предыдущая
• 32/78
• Следующая

Однако говорить комплименты и восхищаться профессиональным рвением было одно, а прокручивать и шуровать по картотеке сначала двести тридцать, а затем еще сто пятьдесят задержанных (только из кабаре после рейда привезли семьдесят пять человек) – было совершено другое. Около трех ночи Колосову показалось, что он вот-вот свалится со стула и что утро уже никогда не наступит.

– Итак, триста восемьдесят морд… из них трое активных членов Бутовской ОПГ, двое находятся в федеральном розыске, один состоит на учете как без вести пропавший, а он, поди ж ты, живехонек… Двое скрываются от уплаты алиментов… А ранее судимых от этого числа… Сколько-сколько? Пятнадцать морд… – Свидерко лично и скрупулезно подсчитывал на калькуляторе данные проверок. – Знаешь, Никита, можно процент вывести плотности нарушителей правопорядка на каждую тысячу добропорядочных обывателей и… Слушай, я на этих вот пятнадцать гавриков данные сейчас запрошу, и если ничего для нас интересного – все, финита. Сворачиваемся на сегодня.

Выборка по этим последним фигурантам давалась особенно трудно – глаза слипались, хоть спички вставляй.

– Слушай, погоди-ка… знакомый вроде. – Колосов великим усилием воли стряхнул с себя оцепенение, уставился в компьютер, остановив молодого оперативника, помогавшего им с выборкой данных.

Сделали распечатку.

– Георгий Миндадзе, 1961 года рождения, уроженец Батуми, ранее судим… Ах ты, какой иконостас! – он зачитал вслух длинный послужной список скромного с виду красавца, смотревшего на них со снимка. – Кличка – Горный Гога. Так, получил кличку… Первый срок получен за серию угонов легкового автотранспорта в Тебердинском заповеднике и Домбае у отдыхающих и горнолыжников. И московские дела следом пошли – нападение на пункт валютного обмена в Армянском переулке, итог – шесть лет лишения свободы. Отбывал… Освобожден в мае 1998 года. Слушай, а где его взяли?

Свидерко сверился с книгой задержания – «Тысяча и одна ночь».

– Ну-ка, давай сюда эту горную Шехерезаду, – скомандовал Колосов.

И коллега его враз оживился. После утомительной рутины наступал час яркой импровизации, которая (это уж как карты лягут) могла обнадеживать или разочаровывать.

Георгия Миндадзе – личность, облаченную в дорогой белый летний костюм, – извлекли из «обезьянника» и привели в бывшую «ленинскую комнату». Это был хрупкий, изящный брюнет средних лет, более похожий на испанца, чем на грузина. Никаких там диких усов, кинжалов, бород, бакенбардов, скрежетания зубовного и пламенных взглядов – презрение, скука, ирония, вежливая цивильность и правильный литературный русский язык.

– Послушайте, господа, на каком основании меня взяли под стражу? Я заехал в бар по пути в аэропорт, я даже шоу не смотрел. У меня в шесть утра самолет в Сочи, еду на отдых. – Горный Гога разыгрывал из себя обладателя высокооплачиваемой коммерческой должности.

– Никита, нет, ты слыхал? На каком основании! Ни фига себе. – Свидерко пускал свой излюбленный пробный шар. – На самолет билеты и документы при тебе?

– Вот, пожалуйста. – Миндадзе, все еще не выходя из роли «господина», надменно протянул им кожаное портмоне. – На каком основании вы мне грубите?

– На таком, что не улетишь ты в Сочи, Гога, ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра, – резюмировал Свидерко.

– Почему? – Миндадзе исподлобья глянул на него.

– Потому что я не разрешу. Устраивает? И не корчи из себя банкира. Я не только про пунктик знаю, где ты зелень хапнул, но и про твои юные художества в Теберде.

– Ах, вот оно что. – Горный Гога усмехнулся, и Колосов в который уж раз стал свидетелем того, как меняется вор – настоящий вор – прямо на глазах. – Святая Нина, не оставь меня милостью своей… Граждане начальники, а я уже свое, между прочим, отсидел. Могу я узнать, в чем меня снова обвиняют?

– В убийстве.

– Круто. И кого же?

– Случайного посетителя в баре «Каравелла». Это недалеко, Флотская улица, пять остановок всего на троллейбусе, – не моргнув глазом, выдал Свидерко.

– Но я никогда в жизни не был в баре «Каравелла».

– А эту забегаловку, «Шехерезаду» эту, ты часто посещаешь? – спросил Колосов.

Горный Гога пожал плечами.

– Иногда… Редко… Если по пути.

– В аэропорт?

– Ну да, редко, я и говорю.

– Кому принадлежит кабаре, тебе известно?

– Нет. Да мне-то какая разница? Тихо, культурно, бар хороший, никогда никакой шушеры. Я не люблю бардак, – вздохнул Миндадзе, – устаю от него.

И тут Колосов задал тот самый вопрос. Просто так, на авось. Ведь не случайно же адрес кабаре был в записной книжке Яузы…

– А когда последний раз ты видел там Клинику?

Миндадзе мог усмехнуться, мог пожать плечами, мог даже покрутить пальцем у виска: «О чем вы толкуете, граждане начальники? Что еще за Клиника, Святая Нина?!» Но он лишь нахмурил черные шнурочки бровей, равнодушно припоминая…

– Давно, весной еще, наверное…

– Точная дата, – рявкнул Свидерко.

Колосов едва удержался, чтобы не расхохотаться. В четвертом часу утра, когда за окнами «ленинской комнаты» брезжили первые робкие лучи зари, все это выглядело, как… ну, полный дурдом!

– Слушайте, ну откуда я помню дату? Ну, после праздников майских, кажется…

– Ты сам-то хорошо Макса знаешь?

– Встречались.

– Они встречались! – Свидерко всплеснул руками. – При каких обстоятельствах вы виделись?

– Да ни при каких. Столкнулись в зале чисто случайно. Я с земляками был, провожал их в аэропорт, решил вечер провести теплый. А Макс…

– Кто с ним был? – спросил Колосов.

– С Максом? За столиком пара сидела, он к ним подсел. Они ждали его.

– Что за пара?

– Ну девица, мужик… Девица… яркая русская женщина. Блондинка.

– Что за мужик? – грозно спросил Свидерко. – Не пудри мне мозги, в этот ваш гадюшник чужие не ходят.

– Значит, ходят. Времена меняются. – Горный Гога печально улыбнулся. – Мои земляки послали на их стол бутылку «Хенесси», спросили имя красавицы, чтобы выпить по обычаю за ее здоровье. Она ответила, что ее зовут Илона. Красивое имя… Когда мои земляки запели «Мравалжамиэри», она встала и даже помогла пианисту подобрать на рояле мелодию нашего древнего застольного гимна.

Колосов смотрел на Гогу. А еще говорят – чудес в жизни не бывает. На часах стрелки показывали четверть пятого утра.

– Я думаю, вы вполне еще успеете на свой самолет, генацвале, – тоном великодушного начальника произнес он. – Николай Сергеевич, будь ласков, верни гражданину Миндадзе его документы.

А потом… Потом снова адски хотелось спать. Этот жалкий промежуток в два с половиной часа, который они со Свидерко урвали для себя в дежурной комнате отдыха, – отдыха как раз и не принес. Одну только боль в спине от продавленной раскладушки. Колосов брился в кабинете коллеги, бритвой коллеги. И то и дело поглядывал на часы: сейчас в Стрельненском ОВД как раз развод, и можно позвонить в дежурную часть и уточнить кое-какие данные.

«Куй железо, не отходя от кассы!» – избитая фраза, но именно сущие банальности в решающие моменты особенно охотно лезут нам в голову. То, что он уже «кует», чудилось воодушевленному нежданной удачей начальнику отдела убийств на всем протяжении пути в Стрельню (он поставил рекорд скорости по случаю еще пустынного в этот ранний утренний час шоссе). Рядом на сиденье лежал переданный из ОВД по факсу список артистов труппы цирка-шапито, зарегистрированных в паспортно-визовом отделе для получения временной прописки (многие были из стран СНГ), а также программа циркового представления. Из всего списка указанных фамилий (а их всего насчитывалось сто десять) Колосова сейчас особенно интересовали две – Илона Погребижская и Баграт Геворкян.

В том, что такой фрукт, как Аркаша Севастьянов, соскочив с нар и устроившись на новой работе, сразу же завел себе покладистую теплую бабенку, для Никиты не стало уж таким великим открытием. Он лишь досадовал, что несколько припозднился с выяснением подробностей личной жизни Аркана – за четыре сумасшедших дня, прошедших с его смерти, до «интима» все как-то руки не доходили. Правда, в цирке, в беседе с Кохом, он попытался прощупать ситуацию на этот счет, но наткнулся на насмешливый отпор и решил не настаивать.

• Предыдущая
• 32/78
• Следующая