Записки прокурора - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/73
• Следующая

Конечно, было бы проще, если бы расследование производилось у нас. А как быть в этом случае? Конечно, отыскивать ошибки у других легко…

В конце концов Емельянова свою вину признала. А детали, пробелы надо постараться восстановить в ходе судебного разбирательства.

…Интерес к процессу над Емельяновой был велик. Ожидалось, что соберётся много желающих присутствовать на нем. Судебное заседание было решено провести в одной из самых больших аудиторий города — во Дворце культуры имени Орджоникидзе.

Защищал Емельянову приезжий адвокат Лисиков. Это был серьёзный оппонент. Правда, в процессах мы с ним не встречались, но его имя я встречал часто в юридической литературе.

Перед самым выходом судей в зале появилась Емельянова. По рядам прошёл шумок. Некоторые даже встали с мест, чтобы поглядеть на неё.

Адвокат, заметив свою подзащитную, спустился по ступеням со сцены в зал. Он что-то сказал ей. Емельянова кивнула головой. Адвокат снова занял своё место.

Скамьи подсудимых как таковой, разумеется, не было. Емельянову посадили в первый ряд партера. Так она и сидела — одна в целом ряду пустых кресел.

Я украдкой разглядывал её: рост — чуть ниже среднего, хорошо сложена. Миловидное лицо. Густые тёмные волосы подстрижены коротко. В лёгком костюмчике из материала с блестящей ниткой, она чем-то напоминала испуганную птицу.

«Встать! Суд идёт!»

За судейский стол прошли Чернышёв вместе с двумя народными заседателями. Один из них — пожилой рабочий, другой — молодой врач. Началась процедура ознакомления с составом суда. Емельянова, прежде чем отвечать, бросила испуганный взгляд на адвоката. Тот продолжал писать. Отводов не последовало.

После оглашения обвинительного заключения Чернышёв обратился к подсудимой с вопросом, признает ли та себя виновной.

— Да, — ответила Емельянова, — я признаю себя виновной морально.

Председательствующий повторил:

— Признаете ли вы себя виновной по существу предъявленного вам обвинения?

Подсудимая снова испуганно посмотрела на Лисикова, но, увидев лишь его плешь, неуверенно произнесла:

— Признаю…

По залу пробежал ропот.

Емельянова рассказала, как все произошло. Не было ничего нового. Председательствующий задал несколько уточняющих вопросов. Затем право допрашивать обвиняемую получил я.

— Скажите, — обратился я к подсудимой, — во время похода, до случая с «живым» камнем, Макаров проявлял недисциплинированность, ослушание? Может быть, не выполнял ваши указания?

Емельянова, некоторое время подумав, ответила:

— Нет. Олег Макаров старался делать то, что было положено. Если говорить по мелочам, возможно, кое-что было. Но если речь шла о важном, о соблюдении правил безопасности, — нет.

— Что вы считаете мелочами?

— Бывало, говоришь ему: «Олег, иди спать, все уже легли. Завтра рано вставать». А он смеётся: «Ничего. Выдержу…» — Емельянова тяжело вздохнула.

— Скажите, у вас не возникало ссор во время похода?

— У нас были хорошие отношения, — ответила Емельянова поспешно.

— А с Галей Барченко?

— Барченко, наверное, на меня обижалась. Она не всегда понимала, что каждая мелочь в горах может грозить серьёзными последствиями. А у меня опыт. Но она быстро убедилась, что лучше слушаться…

— Скажите, чем мотивировал Макаров своё желание отправиться в горы?

— Он говорил, что хочет испытать себя на высоте.

— В горах он был впервые?

— В таких горах — да. Бывал в Карпатах. Но это ведь не то…

— Почему 20 июня, намереваясь одолеть перевал Шикша, вы подошли к жёлобу к 10 часам, тогда как четвёрка Пуркача была уже далеко?

— Мы задержались на биваке из-за Барченко. Снаряжение у неё было не в порядке.

— До перевала Шикша у вас были трудные участки маршрута?

— Были.

— Вы находились вне связки?

— Я всегда шла одна, вне связки.

Я повернулся к судьям:

— У меня больше нет вопросов к подсудимой.

Наступил черёд Лисикова:

— Олег Макаров был проинформирован, как надлежит проходить жёлоб с «живым» камнем?

— Был.

— Вы доверяли Макарову, надеялись на него?

— Да, конечно…

— У меня пока все, — сказал Лисиков.

Обычно догадываешься, для чего адвокат задаёт тот или иной вопрос. Яснее становится линия, какую он будет вести. В данном случае я не совсем уловил, куда гнул мой оппонент. Впрочем, делать прогнозы было ещё рано. Предстоял допрос свидетелей.

Первой вызвали Людмилу Пясецкую.

В зал вошла высокая, светловолосая девушка с удлинённым лицом, крепкими руками. Пясецкая почти слово в слово повторила свои показания, данные на предварительном следствии.

— Вы доверяли Емельяновой как инструктору? — спросил у девушки председательствующий.

— Конечно, доверяла.

— А другие участники группы?

— По-моему, тоже.

— Вот вы обычно шли в связке без Емельяновой. Чувствовали ли вы нерешительность, неуверенность, что руководитель ваш идёт отдельно?

— Ничего такого не было. Наоборот. Ирина Сергеевна старалась быть всегда в таком месте, откуда легко нас в любой момент подстраховать.

Судья о чем-то поговорил с заседателями. Тот, что постарше, задал вопрос свидетельнице:

— Вы вошли в жёлоб второй. Скажите, где находился этот, как вы называете, «живой» камень?

— У входа в жёлоб, с правой стороны.

— Его легко можно было коснуться?

— Простите, я не понимаю ваш вопрос…

— Поясню. Чтобы войти в жёлоб, может быть, надо было обойти этот камень, или он находился в стороне?

— Как вам точнее рассказать… Вот перед нами выемка в горе. Она спускается вниз. Слева — небольшой откос, справа — «живой» камень. Надо было чуть-чуть податься влево, обойти немного камень, а потом уже спускаться по жёлобу. Это совсем не трудно.

Адвокат ограничился только одним вопросом:

— Когда Олег Макаров и Галя Барченко сорвались в пропасть и вы вместе с Балабановым и Емельяновой остались на площадке втроём, был ли поблизости безопасный путь вниз?

— Нет, не было. Спускаться оттуда на дно ущелья — безрассудство. Спасательная команда сделала крюк в несколько километров, чтобы добраться до погибших…

Вызвали Балабанова. Весь зал обернулся к входным дверям. По проходу на костылях прошёл Балабанов, поддерживаемый двумя друзьями.

Альберт Балабанов был крепыш, с широкими плечами, крупным, несколько угрюмым лицом. Давал он показания, опираясь на костыли и выдвинув немного вперёд больную ногу в гипсе. От стула отказался.

— В каких отношениях с погибшими вы находились? — спросил судья.

— В походе мы очень подружились с Олегом. Он был отличным парнем…

Из зала донёсся всхлип. Это не выдержал кто-то из родственников Макарова. Они сидели во втором ряду. Отец, мать, сестра. Говорят, что мать Гали Барченко до сих пор лежит в больнице после сердечного приступа.

Альберт Балабанов, услышав рыдания, сделал паузу. Потом продолжал:

— Он был добрым, весёлым. Может быть, излишне серьёзно относился к походу, инструкциям. С маршрута не свернёт ни на сантиметр. Я как-то сказал ему: «Ты что, отдыхать в горы забрался или зарабатывать спортивный разряд?» Он ответил: «Горы, высота — это серьёзно!» Я ему в шутку: «Трусишь, что ли?» А он смеётся: «Я не трус, а боюсь…» Да, трусом он не был. Рассказывал, через какие пороги ходил на байдарке, мне прямо страшно стало…

Балабанов рассказывал о Макарове с теплотой и любовью. Мне показалось, что к Барченко он относился с меньшей симпатией. Натянутые отношения Олега с Емельяновой отрицал (этим поинтересовался я). Об инструкторе (вопрос адвоката) сказал:

— Если бы мне надо было преодолеть самое опасное место в горах, в инструкторы я бы выбрал Ирину Сергеевну. И мне стыдно своего поведения, когда я попытался, ослушавшись её, спуститься в пропасть… Это было безумием. Ещё мне хочется, чтобы суд понял, что я действовал вопреки её приказу… Я был сам не свой.

Балабанов был, что называется, свидетелем защиты. Он пытался во что бы то ни стало выгородить Емельянову. И видно было, что парень говорил искренне. Наверное, его мучила совесть: его поведение там, в горах, сразу после гибели Макарова и Барченко, бросало тень на авторитет и власть руководителя группы.

• Предыдущая
• 41/73
• Следующая