Спасение Ронана - Бибби Джеймс - Страница 2
- Предыдущая
- 2/71
- Следующая
Народ, понятное дело, все это кровопролитие просто обожал, однако это не удержало людей от того, чтобы поднять Великий бунт и бросить Адриана вместе с его советниками диким зверям. Зрелище того, как ненавистного правителя рвут на куски полуголодные ленкаты, так полюбилось жителям города, что когда годом позже был в свою очередь свергнут Первый Революционный Совет, его члены вдруг с ужасом обнаружили, что народные массы волокут их к Калазею. Людям страстно хотелось повторения приятного зрелища.
Затем был избран Второй Революционный Совет, и его члены благотворно, хотя и несколько нервничая, правили Забадаем в течение года, после чего в свою очередь встретили мучительную смерть на жуткой арене Калазея. Теперь уже народ действительно начал входить во вкус. Членов Третьего Революционного Совета пришлось после выборов буквально втаскивать в здание Совета и принуждать к клятве на служение. В отчаянной попытке завоевать благосклонность электората следующий год они провели, прячась под столами и принимая довольно необычные законы вроде «Акта о бесплатных рабынях, с освобождением от всех налогов» или «Билля о неограниченных сексуальных правах для всех избирателей мужского пола». Они и впрямь оказались очень популярны среди электората (главным образом мужского), однако после Женского бунта их также бросили диким зверям вместе с жирными старыми комедиантами, несколькими особенно распутными мужьями и немалым количеством убежденных холостяков.
Затем в течение нескольких лет правил Совет Женщин, и за это время в свод законов вписали немало новых интересных страниц. Преступления, наказуемые тюремным заключением, теперь включали в себя «Использование унитаза без должной аккуратности и внимания, с оставлением брызг по всему полу», «Намеренное оставление раковины, загаженной сотнями крошечных ошметков бороды после бритья», а также «Оставление крышки унитаза в вертикальном положении, когда сто раз просили так не делать».
Однако в конце концов все устаканилось, и появилась подлинно интегрированная и демократическая система управления. Тем не менее, поведение членов забадайского Совета оставалось по-прежнему связано суровым кодексом законов, и в результате их правление было настолько милостивым, насколько это вообще возможно.
Дневное представление в Калазее понемногу подходило к концу. Миад Многоречивый развалился в кресле, с очевидным облегчением наблюдая за смеющейся, восторженной толпой. Внизу, на арене, Нуддо уже закончил обходить круг почета и стоял у открытых ворот, ставя автографы на программках и бросая их зрителям. У него за спиной укротитель, готовя финальный номер, гнал на раскаленный песок весьма разношерстное стадо перепуганных баранов, козлов и ослов. Из запертых загонов под ареной слышалось нетерпеливое рычание злобных ленкатов. Они отлично знали, что им вот-вот предстоит кормежка.
Нуддо раздраженно покачал головой. Ничто не возмущало его больше привычки цивилизованной толпы заканчивать дневное развлечение зрелищем того, как кучку перепуганных, беззащитных существ разорвут на части свирепые хищники. Он чувствовал, что это неким образом выбивается из величия и торжественности всего представления. На самом деле Нуддо очень нравилось все это гладиаторство, мужественность превосходного оружия и доспехов, низкопоклонство толпы, палящее солнце, обжигающее спину, пока он подступает к противнику, восторг толпы от всаженного куда надо меча, запах свежепролитой крови в полуденном зное…
Но сейчас он с отвращением сморщился. Запах действительно был, но вовсе не крови. Кому-то непременно следовало полить из шланга этих клятских козлов. Они воняли еще хуже, чем спрятанные глубоко под землей ямы для рабов Калазея. Нуддо бросил гневный взгляд туда, где два осла одновременно ревели, опорожняя свои внутренности.
– Как это замечательно! – пробормотал он себе под нос. – Как классно! Какой стильный способ завершить представление!
Позади него один из ослов, бурый и низкорослый, задумчиво наблюдал, как остальные животные в панике топчутся на месте. Затем осел грустно покачал головой.
– Это, конечно, только догадка, – заговорил серый, – но полагаю, если бы тебя собралась разорвать на куски стая голодных ленкатов, у тебя бы тоже наверняка разжижение внутренностей произошло. – Нуддо изумленно уставился на осла, а тот продолжал. – Но для вас, людей, все устроено в лучшем виде… Да-да. У вас есть меч и всего один противник. Вот вам бы туда выйти, когда у вас только зубы да копыта имеются. Вы понятия не имеете о том, что в такую минуту мы, копытные, отдали бы за то, чтобы в темпе отрастить большие пальцы.
– Ты можешь говорить! – выдохнул Нуддо. Осел поднял голову и внимательно посмотрел на гладиатора.
– Ну, особой пользы мне это не приносит, – пробормотал он. – Или у тебя есть предложения? Может, стоит попытаться отвлечь ленкатов парой забавных анекдотов? Я должен до смерти им надоесть? Или я должен их уговорить? Может, попробовать уговорить их стать вегетарианцами?
Тут осел склонил голову набок и уставился на гладиатора примерно так же, как голодающий смотрит на целую тарелку кремовых кексов. По спине у Нуддо вдруг побежали мурашки. Он невольно подался назад.
– Между прочим, – продолжил осел, – никаких хитромудрых комментариев по поводу моих несчастных собратьев я больше выслушивать не намерен. Много на себя не бери. Очень трудно будет держать в руке меч, когда у тебя совсем пальцев не останется. Компренэ?
Затем осел повернулся и засеменил на арену. Нуддо Болтливый раскрыл было рот, но ни звука не издал. Впервые в жизни он не знал, что сказать.
Взволнованный гул на трибунах достигал апогея, пока громадные металлические ворота закрывались за перепуганными животными, а массивная железная клетка медленно, но верно поднималась через потайной люк в противоположном конце арены. Внутри клетки шесть крупных ленкатов в лихорадочном возбуждении бросались на толстые прутья. Их гладкая маслянистая шерсть агрессивно топорщилась, а острые, как бритвы, клыки клацали от голода. Все звери носили узкие ошейники разных цветов.
Зрители торопливо делали ставки на результат грядущей бойни. Неделю тому назад ленкаты установили новый рекорд, когда в течение трех минут разорвали и стрескали всю добычу. Сегодня немалые деньги ставились на то, что этот рекорд будет побит.
– Пятьдесят шаблонов! – крикнул кто-то. – Пятьдесят шаблонов на то, что зеленый ошейник убьет первым!
– Сотню! – крикнул кто-то еще. – Сотню на то, что красный убьет троих!
– Восемьдесят на то, что они побьют рекорд! – выкрикнула хилая старушенция в переднем ряду. Пылая от возбуждения, она яростно махала в воздухе пачкой пяти-таблонных купюр.
– Две сотни! – произнес четвертый голос. Хотя голос этот звучал невнятно от выпитого и не громче остальных, всем показалось, будто он как-то расплылся во влажном воздухе, достигая каждого уха. – Две сотни на то, что вон тот осел убьет ленката!
На мгновение над стадионом повисла тишина, и все головы повернулись к жалкому шибздику, который предлагал столь смехотворное пари. Шибздик сидел в первых рядах и был изрядно пьян, однако в руках он сжимал толстенную пачку купюр. Прямо на глазах у всех он громко рыгнул, а затем любезная, хотя и сильно нетрезвая, улыбка расплылась по его физиономии.
– Есть желающие? – поинтересовался он.
«Две клятских сотни? – дружно подумала толпа. – На ОСЛА?! Что он убьет ЛЕНКАТА?! Клят, ну и мудак! Валяй, валяй!»
Считанные секунды спустя шибздик оказался окружен плотной людской массой, которая размахивала деньгами, выкрикивала предложения о пари и толкалась как целый пчелиный рой, стремящийся добраться до одного и того же цветка. В жадном стремлении получить прибыль никто не заметил, что у насквозь пропитого парня оказалась замечательная способность быстро и точно считать деньги.
С арены за всей этой суматохой со смутно удовлетворенным видом наблюдал низкорослый бурый осел. Он просеменил к задней части клетки с ленкатами, тогда как остальные бараны, козлы и ослы ревели от страха в другом конце арены, как можно дальше от клетки. Там, заслышав звуки стартового барабана, осел замер и буквально слился с песком.
- Предыдущая
- 2/71
- Следующая
