Хищники Аляски - Бич Рекс - Страница 44
- Предыдущая
- 44/54
- Следующая
– Конечно! Немедленно! Я готов отдать жизнь за эту радость. Но я не могу отказаться от мести даже ради тебя. Я должен его убить.
Она стала умолять его.
– Все против него, Кид. Он борется безнадежно. Он все отдал ради этой девушки, а я все отдала ради него.
Бронко яростно прорычал:
– Он получил свое вознаграждение! Он воспользовался…
– Не говори глупостей. Уж я это знаю. Ты не имеешь права так говорить о честной женщине.
В его глазах появился луч надежды, и он слегка задрожал. Он облизал сухие губы и заговорил:
– Ты хочешь сказать, что он не… что она не…
– Да, разумеется же, нет.
Он сел в изнеможении, закрыв руками лицо, задергавшееся так же, как в ту ночь, когда его месть не удалась.
– Я знаю, что она честная и хорошая девушка. Поэтому я и была вне себя, когда ты явился. Она сейчас находится в опасности; она рискнула всем, чтобы обелить себя перед Роем и его друзьями и возместить им потерянное. Она отправилась со Струве в гостиницу «Солей».
– Со Струве! – игрок ринулся с места. – Одна со Струве в такую ночь! Зачем? Говори скорей!
Черри рассказала причину, побудившую Элен пойти на это приключение; лицо слушателя ее исказилось и потемнело.
– Ах, Кид, я виновата в том, что отпустила ее! Я боюсь. Я боюсь.
– Гостиница «Солей» принадлежит самому Струве, а управляющий ее – мерзавец.
Бронко, с налитыми кровью глазами, с выражением загнанного дикого зверя взглянул на часы.
– Уже восемь часов. Десять миль – слишком поздно.
– Что с тобой? – спросила она, не понимая его странного поведения. – Ты сейчас говорил мне, что любишь меня одну, а теперь…
Он повернулся к ней:
– Она – моя сестра.
– Твоя сестра? Ах! Я, я рада! Но не стой ты, как деревянный, торопись! Проснись! Она в опасности!
Он овладел собою.
– Надевай пальто. Скорей! Возьми мою лошадку.
Она вместе с ним выбежала в бурю, как тогда с Роем, и говорила, пока он вскидывал седло на лошадь:
– Теперь я все понимаю. Ты слышал сплетни о ней и Гленистэре, но это вранье. Я лгала, хитрила и интриговала против нее, но теперь все это кончено. Надо думать, что и во мне есть хоть капля добрых чувств.
Он заговорил, сидя в седле:
– Больше, чем капля, Черри. Ты похожа на людей, с которыми я жил в молодости.
Она слабо улыбнулась, освещенная фонарем.
– Я хочу быть похожей на твою сестру, Кид, – сказала она.
Гленистэр и его друзья крались в темноте, избегая освещенной части города; ветер несся к морю из пустыни; дождь хлестал в лицо.
Путь их лежал к хижине, находившейся на западной окраине города. Там они остановились и прикрепили что-то под полями своих шляп.
Тут проходило узкое полотно железной дороги, пролегавшей через болотистую тундру и направлявшейся к горам и приискам. Ходил неуклюжий маленький паровоз, который тяжело кряхтел и двигался черепашьим шагом, таща две высоко груженные товарные платформы.
Шпалы были связаны продольными досками, положенными на болотистом грунте и местами выступавшими кверху, так что горбатый, короткий локомотив часто спотыкался, наклонялся и вопил, как пьяный. Ночью он, задыхаясь, кашляя и шипя, тащился в парк и там успокаивался до утра.
Машинисты и дорожные рабочие вставали и ложились рано; в этот вечер они уже ушли домой, когда их вызвали неожиданные гости.
Машинист открыл дверь и увидал то, что показалось его испуганным глазам настоящей пушкой Круппа, направленной на него человеком в клеенчатом плаще и с белой маской на лице. Револьвер уставился на него неподвижным и ужасающим круглым глазом; за циклопом этим стояло двое незнакомцев.
Кочегар встал с места, со стуком уронив на пол башмак, но как житель дальнего Запада, привычный к чрезвычайным обстоятельствам, немедленно подняв руки над головою, балансируя на одной ноге. Он отстегнул перед этим пояс, и теперь одежда его грозила вся упасть на пол; он конвульсивно хватался за нее одной рукой, продолжая держать другую руку кверху и подскакивать на одной ноге, изображая из себя таким образом еще неведомый семафор.
Другой человек, еще новичок на Севере, стал отступать к самой стене, согнувшись и прикрыв середину тела руками; он убедительно повторял:
– Не направляйте мне эту штуку в самый живот.
– Ха, ха! – неестественно громко засмеялся кочегар.
– Что, братцы, вздумали пошутить?
– Мы не шутим вовсе, – ответила передняя фигура. Дыхание ее вырывалось клубами пара из-под маски.
– Ну, как же не шутите? – настаивал кочегар. – Ведь у нас нет ничего такого, что стоило бы украсть.
– Одевайтесь и идите с нами. С вами ничего дурного не случится.
Машинист и кочегар послушались и были отведены к бездействующему локомотиву с приказанием развести пары в течение получаса. В случае неповиновения они должны были стремительно покинуть царство прикладной механики. В виде стимула к деятельности над ними поставили двух людей. Наконец локомотив стал неохотно вздыхать и клокотать.
Они видели в окружающем мраке и другие фигуры, молчаливо влезавшие на платформу за ними.
Когда манометр дошел до требуемой точки, поезд выкатился из-под навеса, и резкий свист локомотива на стрелке и у шлагбаума затерялся в шуме и грохоте бури.
Сленджак остался с ружьем в руках на локомотиве, а Дэкстри перелез назад к Гленистэру. Он нашел его в бодром настроении, несмотря на неудобство езды на открытой платформе. Гленистэр старался разжечь трубку под прикрытием пальто.
– Динамит с нами? – спросил старик.
– А как же. Хватило бы на целый броненосец.
Поезд выполз из лагеря и прошел мост через реку в полнейшей темноте; компаньоны сидели на ящиках и тихо разговаривали. До них долетал сдержанный говор людей, которые рисковали своим будущим, свободой и жизнью ради того, что считали справедливым.
– Мы боремся хорошо, – сказал Дэкстри, – будь что будет.
Рой ответил:
– Я бой уже выиграл.
– Как так?
– Для меня самая тяжелая борьба была не борьбой за прииски. Я победил самого себя.
– Ночь уж очень сырая для философских рассуждений. Пожалуй, они скиснут, как молоко в грозу. Попробуй нарядить эти свои бостонские фантазии в непромокаемую одежду и представь их мне на осмотр. Тогда, авось, разберусь.
– Я хочу сказать, что был дикарем до встречи с Элен Честер, а она в два месяца сделала из меня человека. Мне нравится свободная жизнь не меньше прежнего, но я понял, что человек имеет обязанности перед самим собою и перед другими людьми. Кроме того, я узнал, что правый путь обыкновенно самый тяжелый. О, да, я порядочно исправился.
– Вот как! Ты очень доволен собой? Однако выглядишь ты не особенно хорошо. А кроме того… разве это помогло тебе? Она все равно выйдет за это важное чучело.
– Знаю, и это-то и обидно, так как он ничуть не более достоин ее, чем я сам. Впрочем, кто знает, быть может, она сумеет и его переделать. Переделала же она меня, мои образ жизни, мои манеры…
– Какие такие манеры… – прервал его Дэкстри. – Ты и так, кажется, не имел привычки есть с ножа. Когда дело доходит до приличии, ты ни в чем не отстаешь от восточных. Я наблюдал за тобой в гостиницах Сан-Франциско. Ты разбирался в разных штучках, в столовом приборе не хуже старшего кельнера, и мне придавало самоуверенности одно лишь твое присутствие. Помню, как я сначала лил молоко и клал сахар в бульон. Он был подан в чашке и поэтому напоминал мне чай. Но ты!.. Ты знал, что надо делать…
Рой хлопнул товарища по мокрой спине; он был возбужден и весел; сознание, что опасность близка, опьяняло его, как вино.
– Вот что, – сказал он. – Если мы вернем свой прииск, то мы в следующий раз поедем прямо в Нью-Йорк.
– Нет, на мой вкус, цивилизации достаточно и в Сан-Франциско. Конечно, я достаточно элегантен и для Пятой авеню, но мне больше нравится Запад. В Нью-Йорке мой старый костюм, пожалуй, произвел бы слишком большой фурор.
Общая опасность вновь сблизила немного отошедших было друг от друга приятелей. Они по-прежнему разговаривали, не стесняясь, полушутя и полусерьезно, причем под шутками скрывались взаимная привязанность и взаимное понимание, скрепившие их дружбу.
- Предыдущая
- 44/54
- Следующая
