Небесные очи - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 51

• Предыдущая
• 51/56
• Следующая

Этим утром она угрожала Бородину. Он решил уничтожить ее – как маму, Марию. Вот почему он убил тридцать лет назад маму – она грозилась разоблачить его. В те времена, в семидесятые, все было иначе. О войне помнили, предателей ненавидели, и человека, решившего воспользоваться дневником доктора Менгеле, подвергли бы всеобщему осуждению...

Вот так, в одно короткое мгновение, Саша поняла, из-за чего погибла ее мать.

Теперь настала ее очередь.

Из-под двери валил дым.

Саша бросилась к перилам, перегнулась вниз. Как далеко до асфальта... Этаж второй, но этажи бывшего Дома культуры – совсем не то, что этажи обычного дома... Лететь метров двенадцать. В принципе можно выжить.

По улице, размахивая сумочкой, шла Лиза Акулова, в другой руке держала у уха сотовый.

– Лизка... – просипела Саша и зашлась в приступе кашля. – Лиза!

Лиза подняла глаза и увидела Сашу. Потом – клубы дыма, льющиеся изо всех щелей балконной двери (окон на этой стене не было).

– Лиза! – одними губами повторила Саша и снова зашлась в кашле.

Но Лиза уже быстро жала кнопки на сотовом. Она все поняла.

Саша сверху видела, как Лиза быстро-быстро говорит о чем-то по телефону, кивает, снова говорит.

– Сашка! Сейчас пожарные приедут! – Лиза сунула телефон в карман, подбежала ближе. – Что случилось?

– Пожар! – перегнувшись через перила, с трудом выдавила из себя Саша. – Там человек внутри...

– Кто?

– Мой отец...

– Кто? Я не слышу... Погоди, я сейчас... – Лиза побежала в сторону, скрылась за углом.

У Саши все еще оставалась надежда – отца спасут.

От раскаленной стены невыносимо тянуло жаром.

Зной этого лета словно прорвался в этот мир, сконцентрировался в одном месте – в цеху швейной фабрики «Притти вумен». Где сам себя замуровал Сашин отец. Добровольно.

«И зачем я только ему позвонила!» – с запоздалым раскаянием подумала она. Но, если бы отец не приехал, она сама горела бы сейчас заживо.

Бородин.

Это он устроил пожар. Бородин хотел уничтожить Сашу, а способ, которым сделать это, она сама подсказала ему в начале лета, когда в первый раз оказалась у него на приеме.

Сама рассказала, что здание «Притти Вумен» в смысле пожарной безопасности никуда не годится, что на обед все девчонки уходят, что часто в цеху остается только она одна, Саша...

Кашляя, она упала на колени. Внезапно лопнули стекла, и пламя вырвалось наружу. Саша прижалась лицом к кафельному полу, чувствуя, как прямо над головой гудит огонь.

Папа. Он остался там.

«Надо прыгать...» – как-то отстраненно подумала Саша. Выбор был невелик – или сгореть заживо, или сломать кости.

Она попыталась подняться, но не смогла – огненные языки не дали. «Неужели все было зря?..» Она уже не видела и не слышала ничего, цепляясь ладонями за раскаленные прутья балконной ограды. Но в этот момент словно огромная тень взметнулась снизу – это был пожарный подъемник.

Мощной струей брызнула пена, усмиряя огонь над Сашиной головой, затем ее втащили на подъемник. Кто, как – она не поняла.

Очнулась только внизу, на улице, лежа на чахлом газоне. Повернула голову – пожарные из брандспойтов тушили здание, притихшая толпа завороженно наблюдала за происходящим со стороны.

Саша снова закашлялась.

– Сашка, лежи-лежи... – наклонилась над ней Лиза. – Сейчас «Скорая» должна подъехать. Ты дыму много наглоталась.

– Нет... Там... – Саша встала, на негнущихся ногах побежала к зданию. Мысль об отце не покидала ее. А вдруг его еще можно было спасти.

– Сашка, сумасшедшая! Куда ты?!

Ее перехватили у входа.

– Нет... – она пыталась оторвать от себя чьи-то железные руки. – Нет!!!

– Сашка... Не пускайте ее! Держите, держите...

В этот момент раздался глухой удар, взметнулись искры – это обрушились перекрытия внутри фабрики.

Мимо лица, словно в замедленной съемке, пролетел невесомый лоскуток сажи. Саша проводила его глазами. «Пепел Клааса стучит в мое сердце. Пепел Клааса...»[3]

...Она открыла глаза, и увидела над собой белый потолок. Поморгала. Пахло лекарствами.

«А, я в больнице...»

– Саша... – услышала рядом с собой голос Максима. – Саша!

Он осторожно обнял ее.

– Макс... Макс, там был отец.

– Где?

– На фабрике... – она почувствовала, как из глаз льются слезы и с шорохом падают на крахмальную подушку. – Он меня спас, а сам...

– Ну не надо, не надо... – Максим погладил ее руку. – Ты жива – а это главное.

– Макс, ты не понимаешь...

Он упал на колени, уткнулся лбом в край кровати.

– Ты жива, а это главное. Ты жива, а это главное... – монотонно забубнил он. Кажется, он был немного не в себе.

– Макс, это сделал Бородин.

– Что? Что сделал?

– Устроил пожар.

Макс вскинул голову:

– Бородин? Ты уверена?

– Я видела его. Я угрожала его разоблачить. И он решил расправиться со мной – как с моей мамой... – Саша села на кровати, оглядела себя. Кажется, все было в порядке, лишь кое-где волдыри. – Что со мной? Я не сильно обгорела?

– Нет. Дыму, говорят, наглоталась... Через несколько дней выпишут... Саш, я убью его. Вот сволочь...

– Макс! – Саша едва успела схватить Макса за рубашку. – Нет...

– Сволочь...

– Макс, если ты убьешь его, то тебя посадят.

– А не жалко...

– Макс, не сходи с ума! – сквозь зубы прошипела Саша.

Максим снова сел рядом.

– Он за все заплатит, – сухо произнесла Саша. – Но жертвовать тобой я не собираюсь. Ты теперь у меня – единственный.

Он обнял ее.

– Кроме тебя, у меня нет никого... – прошептала она. – Мы все сделаем по закону. Цивилизованно.

Макс ничего не ответил.

Саша откинулась назад. В легких саднило.

– Посетители, на выход... – в палату заглянула медсестра. – Завтра приходите, мужчина.

Медсестра исчезла.

– Макс, обещай мне, что не будешь делать глупостей. Ма-акс?!

– Обещаю... – не сразу глухо отозвался тот.

– Ну все, иди.

Тяжело опираясь на трость, Максим заковылял из палаты.

Саша закрыла глаза. Моментально накатило странное забытье, похожее на сон.

Лето. Двор их дома. Девочка лет трех сидит в песочнице, самозабвенно лепит куличи.

– Саша!

– Сашенька, смотри, кто идет! Сашенька, кто?

– Папа... Па-а-па-а!

Девочка торопливо отряхивает платьице от песка. Бежит. Молодой мужчина подхватывает ее, целует, кружит. От волос мужчины пахнет дымом. Он пожарный. К ним подбегает юная женщина, обнимает мужчину вместе с девочкой на руках.

Саша открыла глаза, рывком села, потянула за ворот казенной рубашки, словно он ее душил. В первый раз она вспомнила отца. В первый раз вспомнила то, что запрещала память – нельзя любить убийцу, нельзя, Сашенька...

В носу стоял горький запах сажи. Пепел Клааса...

В этот момент в палату снова ворвался Макс.

– Сашка, я его видел. Он здесь.

– Кто? – спросила Саша, хотя сразу поняла о ком речь. Сердце ее бешено забилось.

– Бородин.

– Макс, я тебя умоляю...

– А зачем он здесь, зачем?.. – задыхаясь, пробормотал Макс. – Он тебя хочет убить, я знаю...

– Макс, это больница, общественное место, он не посмеет! Макс, держи себя в руках... Надо просто вызвать милицию и...

– Никуда не выходи, слышишь!

Макс исчез.

Саша опустила ноги вниз, нашарила ими казенные тапочки. Как была, в одной рубашке, выскочила в коридор. Увидела, как Макс поворачивает за угол. Надо было остановить его, не дать совершить самосуд.

«Сумасшедший... Себя не жалко, так меня бы пожалел!» – едва не плача, Саша бросилась за ним. Едва не сшибла какого-то дедушку с передвижной капельницей.

В соседнем коридоре шла медсестра, толкая тележку с бидонами.

– Больная, куда? Сейчас ужин, между прочим... Если пропустите, до утра голодной просидите!

Саша никак не отреагировала – она мчалась за Максом. Еще коридор. Лица больных сквозь приоткрытые двери. Какая-то старуха методично грызет огурец.

• Предыдущая
• 51/56
• Следующая