Хроника гнусных времен - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/17
• Следующая

– Правда, спасибо вам, Кирилл Андреевич.

– Пожалуйста, – ответил он, рассердившись, – не за что. Раз не хотите в отпуск, давайте попробуем с другой стороны.

– С какой стороны?

– С другой. Давайте проведем это ваше чертово расследование. Все равно без меня вы не справитесь. Отпуск нам не подходит, пусть будут трудовые будни.

– Какие будни, Кирилл Андреевич? – спросила она осторожно, рассматривая его, словно пытаясь на взгляд определить, не сошел ли он с ума. Он и сам хотел бы это знать. – Вы же послезавтра улетаете в Дублин.

– Я могу улететь в Дублин через неделю. За неделю мы выясним, что произошло с вашей бабушкой, вы проникнетесь ко мне уважением и благодарностью, и я этим воспользуюсь, чтобы вас соблазнить.

– Вы от меня без ума? – уточнила она.

– Вы мне даже не нравитесь, – сообщил он, – но у вас есть чувство юмора, характер, зеленые глаза, и вы знаете стихи «каждый выбирает по себе». Этого мне пока достаточно.

– Я еще говорю по-английски, играю на пианино и пеку изумительные плюшки, – доложила она голосом первой ученицы, – могу наизусть продекламировать стихотворение «Памяти Добролюбова». Девятый класс средней школы. Пушкин написал «Евгения Онегина», а Лев Толстой «Анну Каренину».

– Вы точно уверены, что не наоборот?

– Сто пудов, – сказала она сосредоточенно, и он захохотал так, как никогда не хохотал в ресторанах – громко и от души.

Он вообще никогда не делал на публике ничего такого, что могло бы поставить его в дурацкое положение. Он все время контролировал себя как будто со стороны, ему всегда было дело до того, кто и что о нем подумает.

Спохватившись и даже вроде устыдившись, он хлебнул горячего кофе, поморщился и быстро запил водой.

– Ну что?

– Я не очень понимаю, как все это будет, Кирилл Андреевич, – сказала она неуверенно, – а вы?

– А я понимаю. Вы привезете меня в Петергоф и скажете родственникам, что я и есть… ваш Кира. Вряд ли кто-то из ваших с ним знаком. Или знаком?

Она отрицательно покачала головой.

– Ну вот. Видите, какой я умный. Мы вместе попробуем определить убийцу, при условии, что было убийство и что родственники имеют к нему отношение. Если в конце недели мы не перегрызем друг другу глотки, значит…

Значит, расчет был правильным, и ты сможешь успокоиться и перестать искать среди ног, бюстов и акульего щелканья зубастых пастей кого-то, кто был бы тебе просто приятен, с кем можно было бы поговорить, кто никогда не станет называть тебя Кирой, с кем можно будет разделить Дублин, и уют старого отеля, и субботнюю утреннюю лень, и бутылку пива – одну на двоих – перед телевизором, и суматоху сборов на работу, и накатывающую временами усталость и безысходность.

Может быть, он даже расскажет ей про то, как ненавидит бедность, и как весь класс смеялся над ним, когда на физкультуре он пытался всунуть ноги в войлочных башмаках в ременные крепления доисторических лыж, и как недавно в Австрии он купил себе самые дорогие горные лыжи. Купил просто потому, что ненавидел те, со свиными перекрученными ремнями вместо креплений.

Он никогда и никому об этом не рассказывал.

– То есть всю неделю вы будете жить со мной в бабушкином доме и делать вид, что вы и есть Кира, – уточнила она с дрожащей нервной улыбкой, – вы познакомитесь с моими родными и станете следить за ними, чтобы определить, кто из них убийца. Они будут думать, что вы мой… любовник, а на самом деле вы советский разведчик Максим Максимович Исаев.

– Ну да, – согласился Кирилл, – а через неделю мы с вами улетим в Дублин. Отдыхать. Если вы захотите, конечно.

– И если вы захотите тоже.

Он кивнул и закурил свой «Парламент», не веря в то, что только что сделал. Предложил себя в любовники девице, которую видел второй раз в жизни.

Да еще так… настойчиво предложил. И решился перенести на неделю отпуск, и ввязывался в дикую историю с поиском убийцы ее бабушки среди ее же родственников.

На это был способен тот Кирилл, что толкался в кафе «Сайгон» среди неформалов всех мастей. Этот Кирилл Костромин ни на что такое не был способен. По крайней мере, до сегодняшнего дня он знал совершенно точно, что не способен.

– А жить всю эту неделю мы с вами будем в одной комнате? – спросила она все с той же нервной улыбочкой.

Он посмотрел на нее и ничего не ответил.

– Хорошо, – вдруг сказала она громко, непозволительно громко для сытой ресторанной приглушенности, и он посмотрел по сторонам, не слышит ли их кто. – Без вас я действительно не справлюсь, а помощи больше ждать неоткуда. Хорошо.

– Я не частный сыщик, – произнес он с нажимом, – по правде говоря, эта часть соглашения интересует меня меньше всего.

И тут она улыбнулась ему и неожиданно сняла очки. От этого движения, совсем не интимного и нисколько не кокетливого, Кирилл Костромин вдруг стал реже дышать.

Без очков она казалась совсем молоденькой и немножко растерянной, как все близорукие люди. На щеках горели два ярких пятна – должно быть, разговор с ним, особенно в финальной части, дался ей нелегко. Изящные скулы, прямой нос, виски с тонкими ниточками вен. Ровные брови и очень зеленые глаза.

Анастасия Сотникова. Ничего особенного.

– Завтра я встречаюсь с партнером, – заговорил он решительно. Нужно было сделать над собой усилие, чтобы дышать нормально, и он его сделал. – Мы завтракаем здесь в десять. Когда начинают собираться ваши родственники?

– По-разному. Сережка приедет сегодня. Света завтра. Соню и тетю Александру привезет папа. Тоже, наверное, завтра.

– Вы сможете завтра днем за мной заехать? Кстати, этот ваш Кира кто? Тренер по плаванию?

– По теннису, – сказала она и сильно покраснела, до глаз, до бледных висков, – это ужасно, что вы все понимаете. Я так не могу.

– Значит, на своей машине я не поеду. Или никто не знает, что он тренер?

– Только бабушка знала.

– Это ничего не значит. Она могла рассказать любому. Вам придется за мной заехать. Машину я оставлю здесь.

Он терпеть не мог оставаться без машины. Он всегда был на машине. Без нее он чувствовал себя, как собака, привязанная к многопудовой гире. Вроде передвигаться можно, а вроде как и нельзя.

Во что он ввязался?!

– Вы привезете меня на дачу и скажете, что хотите показать меня родным, раз уж выпал такой случай и все собрались вместе. Кстати, можно не объявлять, что я тренер. Если кто-то знает, это выяснится само собой, а если нет, то лучше помалкивать. В теннис я все равно не играю. И постарайтесь все время ходить за мной или по крайней мере быть в поле моего зрения. Ну, как будто вы в меня влюблены и не в силах со мной расстаться. Черт его знает, может, вашу бабушку и в самом деле убили.

– Вы думаете, что меня тоже могут… убить?

– Не знаю, – ответил Кирилл тихо, – все возможно.

Чахоточная «Хонда» затормозила у кованых железных ворот, и Кирилл внимательно посмотрел на Настю. Она разжала ладони. На блестящем пластике руля остались быстро тающие влажные пятна.

– Я боюсь, – сказала она одними губами.

– Мы с вами на «ты», – напомнил он, – через неделю мы собираемся в отпуск. У нас все хорошо.

– У нас все плохо, – выговорила она, – я привезла вас потому, что думаю, что кто-то из моих родных убийца. Господи, это невозможно!

– Вы привезли меня потому, что в меня влюблены и хотите, чтобы семья со мной познакомилась. Только не переиграйте. Все равно в звезды мирового кинематографа мы с вами не годимся.

– Не годимся, – согласилась она.

Кирилл улыбнулся и, перегнувшись через портфель, втиснутый между сиденьями, потянулся и поцеловал ее в щеку. А потом еще раз, в ухо.

Прямо перед собой она увидела серые очень внимательные глаза, в которых не было никакого чувства, только настороженность. У него были приятные губы, не мокрые и не скользкие, и пахло от них хорошо – всю дорогу он мусолил «Орбит белоснежный», и это жевательное движение удивительно ему не шло.

• Предыдущая
• 13/17
• Следующая