Первое правило королевы - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/16
• Следующая

– Где это видано, чтоб на кладбище по три часа!.. Ишь, развлечение какое выдумали – как будто не в последний путь, а в армию провожают!

– Ладно тебе, Осип Савельич.

– Да ничего не ладно. Смотри, синяя вся! Может, выпьешь вот тут у меня… один глоток. Для здоровья.

Инна открыла глаза и покосилась на своего «кулака и белобандита». Он выудил из кармана плоскую металлическую флягу и тыкал ею Инне в бок – переживал за ее здоровье. Угрюмая физиономия выражала заботу пополам с досадой.

Старый друг. Боевой товарищ. Член семьи.

– Давай, Осип Савельич.

Осип проворно отвинтил крышечку, сунул фляжку Инне под нос, а сам опять зашуровал в кармане, отодвинувшись к самой двери.

Она глотнула теплой водки – изрядно. Не поперхнулась, но задышала ртом.

– На, закуси, закуси скорее!

В пергаментной бумажке лежали три толстых куска сальной от тепла колбасы и залоснившийся кусок сыра. Инна отщипнула сыр.

И водка, и колбаса с сыром были взяты на кладбище специально для нее, и она умела оценить это. Осип никогда не пил – ни за рулем, ни без руля. В молодости набаловался, хватит, – так это называлось.

Она тоже о нем заботилась. В ресторанах всегда заказывалась и упаковывалась отдельная порция, отправлялся официант – специально для него. Она никогда не держала его «просто так», лишь бы стоял, не вызывала без нужды, не хамила ему и не помыкала им.

Вдвоем они были отличной командой, хоть Осип терпеть не мог ее мужа и никогда и никуда его не возил.

– Найми ему такси, Инна Васильевна, – как-то сказал он в сердцах, – а у меня машина того… сломалась.

Инна не стала уточнять, что случилось с машиной, которая только утром исправно отвезла ее в Совет Федерации, и Виктор поехал на такси.

Впрочем, когда через два часа ей опять понадобилось «выезжать», Осип бодро доложил, что готов.

– А машина? – спросила она, для того чтобы прояснить все до конца. Она терпеть не могла двусмысленных положений. – Машина-то сломалась.

– Починилась, – буркнул помрачневший Осип, – как сломалась, так и починилась.

И все стало ясно, и с тех пор Виктор только на такси и ездил – пока не купил себе свою, отдельную машину, к которой Осип даже не притронулся ни разу, все уклонялся под разными предлогами.

Инна правила игры приняла – хоть иногда водительская причастность к ее личной, частной и всякой такой жизни утомляла и раздражала.

За тонированным автомобильным стеклом, неслышно разговаривая и пряча в шарфы покрасневшие носы, прошли какие-то люди, совсем незнакомые. А потом знакомые, а следом опять незнакомые. Мигалка на гаишной машине крутилась как будто из последних сил, изнемогала от обилия начальства.

Инне и ее машине места в «траурном кортеже» не полагалось, не по статусу ей было, а проситься в чью-то чужую машину, «по статусу», она не стала.

Король умер, а который из королей будет здравствовать впредь, пока непонятно. Можно ведь и не угадать, ошибиться, а ей никак нельзя ошибаться.

Она хотела остаться на работе, нет, она должна остаться на работе! Она должна сделать сумасшедшую карьеру – еще более сумасшедшую, чем та, которая уже сделана, – и прямо сейчас, и чтобы ее муж узнал об этом и понял, как много он потерял, променяв ее, Инну, на «новую счастливую семейную жизнь»! И чтобы он кусал себе локти, бился головой об стену, выл на луну, и чтобы она стала гордой победительницей, а он – униженным и раздавленным ее карьерным величием, и пусть даже это абсолютно житомирский вариант «страшной мести»! Ей нужен именно такой – киношный, надуманный, со слезами, пафосом, со всеми классическими атрибутами раскаяния, – иначе она не справится.

Для всего этого она должна остаться на работе, сыграть безошибочно и точно. Это возможно – Якушев позвонил именно ей. В Москву позвонил, вызвал в Белоярск, хоть до сих пор и не принял, и она не может и не должна вести свою собственную игру, пока не узнает, какие планы у первого зама – в отношении ее.

– Сергей Петрович, мухинский водитель, сказал, что, мол, теперь Хруста возить станет. А это первый признак, что того на губернаторское кресло прочат, – негромко сообщил Осип Савельич. – Слышь, Инна Васильевна?

Водители и охрана всегда знают все. Водители и охрана в курсе назначений и отставок задолго до того, как они случаются. Водители и охрана – источник самой полной и оперативной информации; жаль, Гарик Брюстер и его коллеги ничего об этом не знают.

– Правда Хруст придет?

– Да подожди ты, Осип Савельич! Придет, не придет – сначала пусть выборы назначат, а там посмотрим.

– Оно конечно. Посмотрим. Только это верный признак, Инна Васильна. Ты… учитывай.

– Учту.

– Едем куда? В «Сосны»?

«Соснами» назывался загородный поселок, где были дачи у всей «правящей элиты», и у покойного Мухина тоже. Там должен собраться «узкий круг» – «широкий» поминал губернатора в главном городском концертном зале, который сам Мухин и отстроил и страшно им гордился.

«Про нашу залу, – гремел он в отчетном докладе, – и на Москве заговорят!»

Вот такой он был, губернатор Мухин Анатолий Васильевич.

И несколько дней назад он застрелился ночью в своем кабинете.

Почему? Почему?!

– Да, Осип Савельич, в «Сосны». А к десяти часам… обратно в город.

Водитель ничего не спросил – куда, зачем. Обратно так обратно, в город так в город, он свое место знает, дело справляет отлично, а ежели когда и вмешивается, то только вот как сейчас – водочки дать хлебнуть с мороза, колбаски припасти, упредить, рассказать, что знает и что слышал, а этот самый Хулио Иглесиас никогда ему не нравился! Разве у такой бабы, как его Инна Васильевна, может быть мужик – слизняк?! Тьфу, гадость какая, вспомнить противно, опоганился весь – от одних только мыслей!

Машина осторожно тронулась с места, протиснулась мимо гаишной мигалки и кучки замерзших милиционеров, мимо ряда черных и длинных официальных автомобилей, стоявших с работающими моторами, прокатила по расчищенной и укатанной кладбищенской аллее к воротам. Инна смотрела в окно, как в сером небе неслышно кричат галки и все кружатся и кружатся над голыми, дрожащими от енисейского ветра кронами. В голове как будто что-то звенело – то ли от водки, то ли от ветра, – и щеки сильно загорелись, и пальцы.

Мобильник зазвонил и завозился в кармане шубы, и она долго не могла его вытащить.

Гаишник у кладбищенских ворот отдал честь. Инна кивнула, словно он мог ее видеть.

– Да.

Звонил Якушев, тот самый первый зам.

– Инна Васильна, ты мне нужна. Чего на кладбище-то… не подошла?

– Вы меня не звали, Сергей Ильич, – ответила она осторожно, – возле вас… столько народу было, мне и не пробиться.

– Ну-ну. – Он тоже считал ее «королевой и царицей Савской», и она об этом знала. – Ты где сейчас? Уехала уже?

– Уезжаю.

– Тогда в «Соснах» повидаемся, помянем Василича, а завтра, значит, зайдешь ко мне. Утром, прямо сразу.

Инна удивилась:

– Конечно, Сергей Ильич.

Завтра утром он никак не должен с ней встречаться. Завтра утром первый зам должен вовсю общаться с приезжим московским начальством – и премьер прилетел, и парочка «самых-самых» вице-премьеров, и еще парочка «не самых-самых». Премьер улетит сегодня же, а «самые» и «не самые» останутся до завтра – вот тогда-то и станет ясно, прав Осип Савельич или ошибается. Кого хочет Москва – Якушева, Хруста или вовсе какого-то третьего, незнакомого, купившего у Адмиралова контрольный пакет акций «БелУголь». Или четвертого, о котором вообще никто ничего не знает.

Спроста или неспроста водитель покойного губернатора станет теперь возить предполагаемого будущего губернатора, а это важно, ах как важно!..

– Ты мне вот что скажи, – ожил в телефоне голос Якушева. – Ты в Москву как съездила? С пользой или просто так… прокатилась?

– С пользой. Я просто так… редко катаюсь, Сергей Ильич, – проинформировала его Инна, и Осип на нее покосился.

– Значит, доложишь.

• Предыдущая
• 7/16
• Следующая