Мир вечного ливня - Янковский Дмитрий Валентинович - Страница 34
- Предыдущая
- 34/120
- Следующая
Вода над нами вскипела от попадания сотни игл, но большая часть из них касалась воды под такими пологими углами, что они тут же рикошетили или, утормозившись о плотную среду, тонули и, уже безопасные, колючим дождем сыпались на нас. Некоторые вонзались в воду почти вертикально, хлопая по ушам звуком кавитационных вихрей, но вода тоже моментально отбирала их силу и скорость. Это продолжалось почти полминуты, столько рейдеры накидали в лес этой дряни. За такое время я чуть не задохнулся, хотя в более спокойной обстановке легко обходился без воздуха около полутора минут.
Наконец шлепки и удары игл о воду прекратились, и я, продолжая прижимать одну ладонь к лицу напарника, за шею потащил его по дну к берегу. На это ушли последние силы и остатки кислорода в легких, поэтому, едва я поднял голову над водой, меня одолел приступ такого тяжелого кашля, что чуть не вырвало. Сделав судорожный вдох и продолжая давиться кашлем, я рванул Михаила из воды и выволок на берег. Вид у него был совершенно обалдевший, скорее всего, придя в сознание, он не представлял, что с нами произошло, почему и зачем я душил его под водой, а если хотел прикончить, то почему тогда вытащил? Это длилось несколько секунд, но затем он осмотрелся и все понял. Ума для этого много не требовалось – из деревьев густо торчали пеньки керамзитовых игл, а сбитые листья все еще продолжали кружиться в воздухе.
– Спасибо, – прохрипел Михаил, морщась от боли в поврежденной руке. – Буду должен.
– Что?
– Так у нас благодарили. В ментовке. Я же тренировался на базе СОБРа.
– Дурацкая благодарность.
– Нет. Это ведь не про деньги. Хотя… Здесь… Здесь, наверное, про деньги. Извини, я не хотел тебя задеть.
– А, пустое, – отмахнулся я. – В каждом отряде своя шиза. Плохо, что батарею мы не подавили.
– Плохо. Наши пойдут в атаку, а их накроют.
– Уже накрыли, – я сплюнул в траву.
Со стороны высоты «А-12» раздавались ухающие выкрики тяжелых плазмоганов. Под такую невеселую музыку мы пробирались к Базе. Михаил потерял много крови, окончательно обессилел, и последний участок до сухого пятна мне пришлось тащить его волоком, сгибаясь под потоками ливня. А когда выбрались, перед нами предстала ужасающая картина – десятки обугленных трупов, оплавленные винтовки «М-16» и восемь только что подожженных танков. Те, что горели, когда я смотрел через окно Базы, уже угасли, превратившись в отвратительные броневые остовы.
И тут зазвенел будильник.
«Хорошо, что это сон», – подумал я, просыпаясь.
Уже по дороге на работу, когда я трясся в грохочущем, провонявшем бензином микроавтобусе, в кармане заиграл мобильник.
– Ты где? – спросил Кирилл, зная, что у меня сработал определитель номера и я понял, кто звонит.
– Еду на студию. В маршрутке, в общем, – ответил я после короткой паузы.
Честно говоря, мне стало неловко, что начальник застал меня именно в маршрутке, это три недели назад проехаться в «Газели» казалось мне едва ли не шиком. Хотя почему «едва ли»? Именно шиком и казалось в сравнении с автобусной толчеей. Но это раньше, а по прошествии времени стала понятна пропасть, разделяющая меня и коллег, которые если не на собственных машинах катались, то на такси уж точно. Трудно назвать это завистью, но червячок чувства неполноценности нет-нет да и покусывал меня.
– В маршрутке? – голос в трубке не отразил никаких эмоций. – Давай вылезай, дорогой, и езжай на такси. Ты мне нужен сегодня раньше обычного.
«А ведь не даст никакой компенсации…» – с грустью подумал я.
Отдавать двести рублей таксисту было жалко, но именно такую сумму он заломил. Я ехал и невольно прикидывал, сколько и чего можно на эти деньги купить. Ну, продуктами уж точно можно было на неделю затариться. Странно, что вопрос питания до сих пор был для меня пунктиком, хотя на еду-то как раз теперь хватало. Видимо, так вот запросто не вычеркнешь из памяти голодные дни.
Две сотенные бумажки без преувеличения жгли мне ладонь, пока я наконец не отдал их водителю. Вспомнилось ощущение из сна, где я ободрал обе ладони о жесткую древесную кору. Жгло почти так же, хотя здесь это явно нервное, тут уж без всяких сомнении. Но жжение в ладонях, пусть иллюзорное, напомнило мне о другом, совсем не вымышленном ожоге – от упавшего за шиворот сигаретного окурка. Я так загрузился этим, что споткнулся о край бордюра и самым позорным образом грохнулся на карачки, поморщившись от боли в ободранных об асфальт ладонях.
– Черт! – тихо ругнулся я, поднимаясь и отряхивая колени.
Надо же было шлепнуться у самых дверей киностудии! Что за день сегодня… Бегло глянув на ободранные ладони в мелких кровоточащих крапинках, я еще раз чертыхнулся, на этот раз про себя, и широким шагом направился к вахте. Вахтер посмотрел пропуск, но мне показалось, что он доволен моим падением. Честно говоря, я его понимал. Раньше сам иногда ловил себя на том, что испытываю чувство глубокого удовлетворения, когда кто-то выше меня по положению попадает впросак.
Кирилл встретил меня хмурым взглядом и сразу пригласил к себе в кабинет.
– Обосрались мы, дорогой, – произнес он, опускаясь в кресло за стол,
– В смысле?
– Не прорвались. Думал, прорвемся – ан нет. Закрывают нашу лавочку, будут на этой ниве теперь другие кормиться.
–А деньги? – хотелось произнести это просто, как обычный деловой вопрос, но голос сорвался.
– Деньги… – Кирилл покачнулся в кресле. – Все неистово хотят денег… – Он поднял лицо и внимательно посмотрел на меня сквозь дурацкие очки без диоптрий. – Сегодня, дорогой, на другой улице праздник. Не на нашей. Но деньги я тебе дам. Сколько обещал, столько и дам. Хочешь знать, почему?
Я не знал, поэтому промолчал, скорчив неопределенную гримасу.
– Потому что ты неплохой парень, Саша. Поверь, это так. И не твоя вина, что нас из этого здания попросили. Сейчас, к сожалению, я ничего не могу сделать, ни работу тебе дать другую, ни пообещать что-нибудь. Сам пока не знаю, куда подамся. Но в Москве есть незыблемое правило – никого нельзя кидать без веской причины, поскольку никогда не знаешь, кем человек в этом городе может стать. Ротация тут высокая. Сегодня ты сценарист, а завтра продюсер. Послезавтра дворник, а через месяц снова про тебя кто-то вспомнит, кому-то ты понадобишься до последней возможности. Может так получиться, что ты и мне самому понадобишься. Так зачем ссориться? Глупо. Не такие большие деньги. – Он помолчал, словно подыскивая слова для продолжения разговора. – Ладно, – он вздохнул и полез в стол. Пошарив, достал из ящика два конверта – один чуть тяжелее другого. – Этот тебе, – Кирилл придвинул мне более весомый конверт. – А этот… В общем, бери оба, а там разберешься.
– Что значит «разберешься»? – насторожился я. – Это премия, что ли?
– Да нет, дорогой, премию ты как раз хрен заработал. Не сложилось. Вообще-то это не твои деньги, но отдать я их должен тебе. Так вот. Хитро, да? Может, я когда-нибудь тебе объясню, что к чему.
– Значит, встретимся? – я почувствовал, как учащающийся пульс начинает биться в жилах на шее.
– Как сложится. Все, вали. Пропуск не сдавай и не выбрасывай, потому что, может, все еще переменится. Я тебе тогда позвоню. Все, дорогой.
Сунув конверты в карманы плаща, я протиснулся в дверь, добрался до съемочного павильона и прислонился спиной к стене. Трудно было сдержать участившееся дыхание, а сердце так и норовило выскочить наружу. Мне хотелось как можно быстрее узнать, сколько денег в конверте – шестьсот долларов или три тысячи шестьсот. Но неудобно было пересчитывать прямо здесь.
И тут я услышал крик – душераздирающий мужской крик, какой нередко можно услышать во время боя, когда кому-то из товарищей в руку или в ногу попадает крупный осколок. В отличие от осколка попадание пули в конечность похоже на тупой удар палкой, боль приходит только потом, а вот когда в тело влетает корявый обломок металла на гораздо меньшей, чем у пули, скорости, вот тогда боль просто жуткая, за гранью терпения. В подобные моменты сквозь грохот взрывов и рев техники слышен именно такой крик.
- Предыдущая
- 34/120
- Следующая
