Компрессия - Малицкий Сергей Вацлавович - Страница 54

• Предыдущая
• 54/91
• Следующая

Моника бросила ему линию, когда Кидди отошел от кафе километра на три. На это потребовалось около часа. Он брел по старинным улицам, огибая го ли зевак, то ли туристов, минуя многочисленные ресторанчики и кофейни, заходя в торговые залы и останавливаясь у автоматов, предлагающих невообразимую и абсолютно ненужную чушь. За этот час Кидди поменял одежду и теперь ничем не отличался от толпы, разве только громадные очки Порки притягивали к его лицу чужие взгляды. Теперь на него были надеты три бледные футболки разных оттенков, каждая последующая из которых была шире предыдущей размером, уступая ей длиной, и странные штаны, расширяющиеся к коленям и вновь сужающиеся к лодыжкам. Кидди делал покупки, не задумываясь, так же, как, не задумываясь, человек движется, вовсе не уделяя отдельное внимание каждому шагу. Он шел медленно, почти прогуливаясь, и вспоминал, с каким удивлением пытался понять когда-то, как можно жить в этом районе, в этих приземистых малоэтажках с крохотными оконцами, низкими потолками и с отсутствием минимальных удобств, хотя бы парковок для купе. Не совпадало живущее внутри него желание комфорта с этим законсервированным прошлым. С другой стороны, разве кто-то предлагал ему жить в старом городе? Раньше говорили, что любая квартирка в этих стенах стоит дороже десяти люксов в жилых гигантах. Неужели из-за того, чтобы не иметь возможности пользоваться услугами службы мгновенной доставки, а лично бродить за покупками по магазинам? Никогда бы он не согласился тратить собственную жизнь на те хлопоты, которых можно избежать. Моника бросила линию как раз тогда, когда он, только что поменяв обувь, примерялся к странной шляпе с двумя козырьками.

– Ты где?

Она явно готовилась закипеть от бешенства. Кидди неожиданно стало смешно, смех на него накатил холодный и злой, он нахлобучил на голову нелепый головной убор и едва удержался, чтобы не расхохотаться.

– Послушай, никак не могу отвыкнуть от униформы. Сейчас такое носят! Оденься я так восемь лет назад – за мной ходили бы зеваки!

– Ты где? – повторила она нервно.

– Не вижу названия улицы. Бреду пешком со стороны медицинской академии в сторону центрального парка.

– Мог бы спросить у кого-нибудь или справиться у опекуна. Виделся с Брюстером?

Она явно пыталась утихомирить собственную турбулентность. Кидди коснулся чиппером кассы и вышел на улицу. Все-таки старый город изменился, и изменился не только видом наполняющих его людей. Что же в нем не так?

– Да, поговорили. Посидели в кафе. Я могу попросить тебя об одолжении?

Она затаила дыхание.

– Мне нужно получить информацию о сканировании Михи. У Брюстера был пожар в лаборатории, данные могли сохраниться только в управлении опекунства. Ты, как… прямая наследница, имеешь право их потребовать.

– Зачем тебе они?

– Мне нужно знать.

– Ничего не получится.

Она сказала эти слова не спокойно, а устало.

– Почему же? Ты уже пробовала?

– Да, я получала файлы по просьбе Стиая. Он сказал, что они ему нужны для заключения. Спроси у него о результатах.

– Не хочу. – Кидди почувствовал, что ребристый комок ползет к горлу. – Попроси еще раз.

– Не получится!

А Моника изменилась! Злость, недовольство вмиг обратились усталостью и обидой и тут же снова сменились злостью, раньше она неизменно приходила к слезам.

– Не получится! Я пыталась получить файлы второй раз, опекун отказал мне. Сказал, что файлы уже выданы, воспользуйтесь теми копиями, что получены раньше, они не изменились. Или ты хочешь, чтобы я начала процесс против управления опекунства?

– Зачем тебе были нужны файлы второй раз?

– Рокки просил!

– Когда?

– Примерно через месяц после того, как Миха умер.

– Ты говорила об этом Стиаю?

– Нет, Рокки просил никому не говорить.

– Но ведь Стиай наверняка просил сообщать ему о Рокки.

Она помолчала, потом выдохнула:

– Я обещала обоим, но кого-то должна была обмануть. Рокки мне обманывать не захотелось.

– Как он связывался с тобой?

– Бросал линию.

– У него нет чиппера! – отчеканил Кидди. – У него уже полгода нет чиппера, но мне нужно его найти! Как он связывался с тобой?

– Откуда я знаю как? Он бросал мне линию.

Она вновь начала говорить медленно, с трудом сдерживая истерику. Кидди почувствовал прикосновение и обернулся. За спиной замер механический рикша. Сенсор автомата выжидающе поблескивал, на дисплее бежала строка «Поездки по старой части города в полной тишине по минимальной цене с легким ветерком».

– Он бросил мне линию, – повторила она чуть громче.

– Он ничего не просил передать мне? – спросил Кидди.

– Нет! – Она вновь закипала.

– Хорошо.

Кидди забрался в кресло, коснулся дисплея и выбрал из стандартного набора «Ближайшая парковка» и «Медленно». Количество никак не хотело переходить в качество. Третий день на Земле заворачивал его уже в третий слой впечатлений и информации, но ясности, почему разговорник голосом Михи обвинил его в убийстве, чего боится Брюстер и почему исчез Рокки, который никогда не гнулся, не прибавлялось. Впрочем, Брюстер всегда был готов отступить, а исчезновение Рокки можно было бы истолковать по-разному. А может быть, пошло оно все к черту? Не лучше ли вернуться к нечаянному домику, окунуться в бассейн и в который раз напомнить самому себе, каково оно на вкус – удивительное тело Моники Даблин?

– Ты слышишь меня?

Она все еще была на линии.

– Слышу. У меня к тебе будет просьба. Это важно для меня. Очень важно. Я все равно буду искать Рокки, помоги мне. Попроси у опекуна список своих контактов за тот месяц, выясни, как Рокки связывался с тобой. Поняла?

– Поняла. – Ее голос стал почти безжизненным.

– И еще, – он постарался говорить мягче. – Ничего не сообщай Стиаю. Я, возможно, появлюсь в доме только завтра. Надо к отцу заглянуть, я ведь виделся с ним минут пять-десять, не больше. Дождись меня. Хорошо?

Она сказала короткое «да» и тут же сбросила линию, словно боялась, что найденный им тон исчезнет, развеется без следа. Рикша бодро пополз по старомодной брусчатке между кажущимися тяжелыми и уставшими домами, хотя они были бы крошечными на фоне жилых монстров. Кидди мягко колыхался вместе со старомодным автоматом на неровностях улицы и вспоминал, как еще на первом курсе академии показывал Михе город. Они решили устроить гонки на рикшах, пригнали двух из них к границам старого города, но двигаться дальше, туда, где властвовали купе, автоматы отказались. Миха провозился с неуступчивыми машинами час, но ничего сделать не смог. Отключаемых автопилотов они не имели. Пнув с досады гладкие шины, друзья поплелись к ближайшей парковке. Где-то далеко вверху змеилась полоса голубого неба, вокруг темнели стены цокольного хозяйства городских гигантов, а под ногами лежало пыльное дорожное покрытие и шуршал мусор.

– Нет, – сказал Миха. – Мне здесь не нравится. Идем как по дну пропасти. Даже спустившись сюда на лифте, будешь чувствовать себя так, словно вывалился из окна. Не хочу. У меня маленький домик в полусотне километров от космопорта, так я там себя не только муравьем, как здесь, не чувствую, но даже кажусь себе на ладонь выше!

Тогда Кидди только посмеивался над приятелем. В его системе ценностей среда обитания была далеко не на первом месте. Тогда Кидди самым главным казался успех и победа, пусть даже победа над самим собой. Главное – не стать подобием собственного отца. Подобием отца он, кажется, не стал. Вот только успехов уже не хочется. Не хочется, несмотря на то, что никаких успехов так и не случилось. Не считать же успехом этот домик с бассейном после восьми лет заточения на обратной стороне Луны?

– Стой!

Кидди спрыгнул с рикши, который с почти натуральной обидой заскрипел колесами, разворачиваясь и выискивая новых клиентов. На ступенях древнего, украшенного колоннами и металлическим литьем здания в окружении двух десятков зевак сидели трое музыкантов. Их сочетание – скрипка, аккордеон и флейта – показалось бы Кидди странным, если бы еще более странной не была тишина, сопровождающая движение пальцев и разлет мехов. Вот только не музыканты заинтересовали Кидди и не их беззвучная музыка, а женщина, стоящая на ступенях. Он готов был поклясться в том, что это Сиф. Ровно до того момента, как она обернулась на прикосновение и он увидел чужое лицо. Смутно знакомое, но чужое. Лицо, пропитанное болью. И голос оказался смутно знакомым, но чужим.

• Предыдущая
• 54/91
• Следующая