Выбери любимый жанр

Конец закона [Затмение на рассвете] - Биленкин Дмитрий Александрович - Страница 12

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

— Бизи, я вижу, вы изнываете от нетерпения. Не стану изображать Шерлока Холмса. Проследите за ходом моих рассуждений, может быть, вам что-нибудь подскажет ваш богатый опыт.

— Правильно, — кивнул Бизи. — Признаться, я почувствую себя лучше, когда вы дадите мне кончик нити.

— Боитесь, что меня постигнет судьба Лесса?

— Вот уж нет. Меры приняты, нас охраняют, как священных коров. Просто я считаю, что все в порядке тогда, когда чужие секреты оказываются у меня в голове. Профессиональная привычка, знаете ли… Почему вы так уверены, что нас бьют с помощью нашего собственного стерео?

Выслушав соображения Полынова, Бизи покачал головой.

— Эта мысль приходила мне в голову. Но я её отверг.

— Слишком очевидна?

— Не только. Обычную отраву, конечно, эффективней всего рассеять в водопроводе, а психологическую — в эфире. Но сделать это незаметно, минуя все фильтры… Первое, что мы проверили, так это состояние каналов массовой информации.

— Нелогично, Бизи. Вы поверили в новое психологическое оружие и не верите, что оно способно поражать незаметно.

— Вот поэтому мне и нужен ваш ум. Какое-нибудь волновое воздействие, излучающие установки, вы сбрасываете со счета?

— Пока — да. Во-первых, потому что не этим занимался Лесс. Во-вторых, потому что этим, безусловно, занимаются ваши технические службы (Бизи кивнул). В-третьих, какое-нибудь микроволновое, поражающее мозг, излучение, — это физика, это техника; здесь нужны другие люди, другие специалисты. Наконец, самое главное. Любую установку можно засечь, захватить и представить как вещественное доказательство.

— Вы считаете, что тот тип оружия, который мы ищем, нельзя выявить?

— Выявить, само собой, можно. Но… Взгляните на мой палец.

— Зачем?

— Фиксируйте его взглядом. Так, так… Следите за его движением. Теперь за движением моих губ. Прекрасно, я убираю палец. Что, по-вашему, произошло?

— Ничего. Вы разыграли какую-то нелепую сцену.

— Простите! Эта “нелепая сцена” позволила мне проверить вашу расположенность к гипнозу, и даже кое-что внушить.

— Так я вам и поверил! Я тоже кое-что смыслю в гипнозе.

— Вот именно: “кое-что”. Этого мало. Я применил сложную технику.

— Вы действительно мне что-то внушили?

— Внушил.

— Что?!

— Я велел вам забыть догадку, что вы подвергаетесь гипнозу. Начисто исключить её. И вы её исключили, разве не так?

Бизи потрясённо уставился на Полынова.

— Какому суду теперь вы представите доказательства моего преступления? — продолжал Полынов. — И какие? Вот о чем идёт речь.

— Вы… — впервые у Бизи не нашлось слов. — Нет, сдаюсь! Не могу понять, как это вы проделали!

— А если не проделал? — Полынов уже не скрывал иронии. — Если это мистификация, маленькая месть за вчерашнее? Я ведь злопамятный. Способны вы теперь найти истину? Вот то-то. Такова специфика наших средств. Но — к делу. Вы, стало быть, ничего мне не можете подсказать?

— Нет, — странно было видеть Бизи ошарашенным и даже неспособным скрыть это. — Если Лесс и нашёл разгадку… Сначала он, очевидно, просматривал плёнку за плёнкой, а у нас на это, боюсь, нет времени.

Он отошёл, потирая виски.

Полынов задумался. Если бы вспомнить! Вспомнить, какие именно плёнки лежали тогда на кресле. В ту минуту он кинул на них рассеянный взгляд. Этого вполне достаточно, чтобы точный их образ навсегда запечатлелся в подсознании. В подсознании, а не в сознании, вот в чем загвоздка. Подсознание ничего не забывает, оно хранит мельчайшие мелочи, и какой-нибудь Плюшкин лишь жалкое подобие того Великого Скупца, чьё имя — подсознание. И это счастье, что оно так скаредно, иначе бы память раздавила сознание. Но сейчас Скупца во что бы то ни стало надо заставить раскошелиться.

Прикрыв глаза и сосредоточившись, Полынов перепробовал несколько мнемонических приёмов. Тщетно! Мозг, этот самый могучий и самый непослушный инструмент человека, бастовал.

“Если прибор барахлит, а у вас нет времени на починку, — стукните его кулаком”, — вспомнилась шуточная инструкция, которой, однако, нередко и не без успеха следовали.

— Бизи, не найдётся ли в вашем хозяйстве старого продавленного кресла?

— Кресла? — широко раскрыв глаза, переспросил Бизи, ходивший до того из угла в угол. — Опять кресло?

— Форма не столь уж важна, а цвет должен быть коричневатым. Ещё нужен чайник, груды бумаг, книг… Пожалуй, достаточно.

Все было тотчас выполнено.

— Кресло сюда, — командовал Полынов. — Нет, ближе к стерео! Прекрасно. Теперь я отвернусь, а вы поставьте под кресло чайник, справа от кресла должна быть стопка книг повыше. Изогните её винтом, так, чтобы она держалась на честном слове… Под кресло засуньте диспенсор. Стопки бумаг расположите похаотичней. Сделано? Теперь валите на кресло катушки…

— Какие?

— Без разбора, любые.

— Готово.

Помедлив, Полынов отключил всякие мысли, затем живо обернулся.

Наконец-то! Словно яркий луч выхватил то, другое кресло, катушки, которые лежали тогда.

Все было в порядке, полном порядке. Полынов уверенно разворошил груду на полу, отобрал с десяток катушек, прибавил к ним ещё три из числа тех, что находились на кресле, и выложил все это на стол.

— Вот, — сказал он. — С этими работал Лесс. Тут, правда, далеко не все, но нам, думаю, хватит. Что вы можете о них сказать? Отличаются они чем-нибудь от всех прочих?

— Пожалуй, — по голосу Бизи было заметно, что надежда в нем подскочила, как ртуть в термометре. — Во-первых, все это магазинные, предназначенные для домашнего просмотра ленты. Во-вторых, все это боевики, их без конца смотрят.

— Был у меня в запасе и этот вариант, — сказал Полынов. — Отобрать по степени популярности. Что ж, приступим. Дайте, пожалуйста, сюда диспенсор. Я не ошибаюсь, спенсы у вас не запрещены?

— Нет.

— Опрометчиво.

— Почему? Содержание спенс-внушений контролируется. Кроме того…

Бизи умолк.

— Кроме того, — Полынов продолжил его мысль, — воздействие спенсов ничтожно по сравнению с воздействием того же стерео. Однако диспенсор не случайно находился в кабинете Лесса.

— Возможно. Но не считайте нас дураками! Спенсы мы особо проверили. То, что в них есть, — безопасно.

— Важно не только что, но и как, — пробормотал Полынов, настраивая диспенсор и подключая его к стерео.

Бизи очень удивился бы и встревожился, если бы узнал, что Полынова тоже одолевают сомнения. Оружие не могло вот так лежать на виду! Не могло, и это было очевидно. Полынова поддерживала вера в проницательность Лесса. Истина должна находиться там, где он её искал. Иначе все бессмысленно — и желание Лесса встретиться с Бизи, и его поведение, и, наконец, сама его смерть.

Полынов задумался. Достаточно ли он помнит теорию спенсов? Все, кажется, началось с открытия, что если в секунду пропускать не двадцать четыре, а больше кадров, то глаз не замечает “лишние”, но их схватывает подсознание. И если на рассеянных по фильму кадриках, скажем, повторяется “Пейте томатный сок!”, то люди после сеанса толпой валят к стойкам с томатным соком.

В одних странах спенсы были сразу же запрещены. В других их стали использовать для рекламы. И, конечно, не только для рекламы. Далёкое и наивное детство средств внечувствен-ного внушения! Вскоре, однако, ажиотаж вокруг спенсов поутих, ибо выяснилось, что они далеко не всесильны, так как подсознание привыкает к их воздействию. Спенсы продолжали применяться, совершенствоваться, но только как одно из средств массового внушения.

Однажды в юности Полынова удивили и заставили задуматься слова Дюма, который сказал об эпохе мушкетёров, что то было время меньшей свободы, но большей независимости. Это звучало, как парадокс, и лишь много позднее Полынов понял, насколько верна эта мысль. С усложнением жизни возрастает взаимозависимость людей. Чтобы в этих условиях сделать человека рабом несправедливого и глупого порядка, не нужны цепи. Надо обузить его мысли, сковать их стереотипами, а это можно сделать изящно, незаметно, благопристойно.