Конец закона [Затмение на рассвете] - Биленкин Дмитрий Александрович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/17
- Следующая
— Ладно, пусть будет по-вашему! Сейчас, здесь, — хочу я того или нет, — с моей стороны возможна только полная откровенность. Дело вот в чем. С некоторых пор в нашем обществе развилось умонастроение, которое нас беспокоит. Тревожен сам характер этого умонастроения, но ещё тревожней то, что мы не можем выявить причину. Мы пришли к заключению, что эта проблема настолько сложна, неожиданна, что рядовые специалисты с ней не справятся. Разрешить её, пожалуй, может специалист только вашего класса.
— Это вы называете откровенностью? Вы же ничего не сказали! Что за умонастроение? Какая проблема? При чем тут я?
— Терпение. Умонастроение можно выразить одной фразой: “Долой науку!” Точнее, даже так: “Смерть разуму!”
— Откуда вы взяли, что эта проблема нова? Не изучена? Подобным умонастроениям столько же веков, сколько самой цивилизации.
— Верно. По есть одна маленькая особенность. Вы, конечно, читаете газеты, следите за международными известиями.
— Не очень внимательно, признаюсь. Последнее время я был…
— Знаю. Но готов спорить, что вы летели сюда с убеждением: “Вот тихая, спокойная страна, где давно уже не происходит ничего серьёзного. Конечно, газеты пишут о каких-то анекдотических случаях, но где таких случаев нет”. Верно?
— Да.
— Так вот — это на поверхности. Журналист, наблюдающий, так сказать, за кухней общественной жизни, подобен хозяйке, которая судит 6 состоянии воды в кастрюле по тому, закипает она или нет. Для посторонних вода в нашей кастрюле тёпленькая. Но департамент, слава богу, располагает термометрами. Что вы скажете о кастрюле, вода в которой мгновенно нагрелась сразу на несколько десятков градусов?
— Скажу, что её поставили на очень сильный огонь.
— А огня нет.
— Так не бывает.
— Конечно. Однако ещё недавно у нас все было тихо и спокойно.
— Если я правильно понял, вы хотите пригласить меня на консультацию.
— Совершенно верно.
— У вас есть Лесс.
— Он отказался.
— Так! Но почему меня? Мои взгляды, надо полагать, вас не слишком привлекают.
— Именно это нас и устраивает.
— То есть?
— Разумеется, не только это. Таких учёных, как вы, немного. Кроме того, вы уже здесь и свободны, а у других зарубежных специалистов время расписано на месяцы вперёд. А нам никак нельзя медлить! — Бизи покачал головой. — И то, что вы из социалистической страны, поверьте, очень существенно.
— Решительно ничего не понимаю!
— Я все объясню, если вы согласитесь помочь нам как эксперт. Лесс, уверен, поймёт и простит, а уж потерянные дни мы чем-нибудь компенсируем.
— Это все, что вы пока мне можете сказать?
— Я и так уж превысил свои права. Вот если вы согласитесь…
— Нет.
— Подумайте. Мир един, пожар, возникший в одном месте, угрожает всем. Это не мои слова.
— Во-первых, у меня нет оснований доверять вам, надеюсь, вы это сознаёте! Во-вторых, “проклятие разуму”, уверен, вызвано вашими чисто внутренними, социально-экономическими причинами, в которых я плохо разбираюсь. Следовательно, моё участие в ваших делах и неуместно, и бесполезно.
— Это ваше окончательное решение?
— Да.
— Жаль, — Бизи поднялся и загасил окурок. — Жаль, что вы так думаете. На всякий случай вот вам мои координаты.
Он протянул свою визитную карточку. Полынов взял её. Казалось, что Бизи порывается ещё что-то сказать и борется с этим желанием.
— А! — махнул он рукой. — Положения это все равно не ухудшит. Должен вам кое в чем признаться.
— Ещё какая-нибудь тайна? Тогда увольте.
— Все равно вы догадаетесь. Но сначала несколько слов. Существует, на мой взгляд, ещё одна причина вашего отказа. Вы не восприняли мои слова всерьёз. Вы не поверили, что угроза реальна. В такой мирной стране, в такой славный вечер, — вероятно, я бы тоже не поверил. Не иначе тут какая-то двойная игра, хотя зачем кому-то с вами играть? Все слишком смахивает на фарс, допустим. Должен, однако, разъяснить, что номер в отеле вам заказали мы.
— Лесс… — Полынов шагнул к Бизи. — Где Лесс?
— Не беспокойтесь! — Бизи порывисто отступил. — Лесс в полном порядке, с нашей стороны ваш отдых больше ничем не будет нарушен. Просто Лесс ждёт вас не сегодня, а завтра.
— Что все это, наконец, значит?
— Только то, что нам крайне важно было встретиться с вами срочно и наедине. Надеюсь, теперь вам ясно, что фарсом здесь и не пахнет.
— Уходя, пожалуйста, прикройте за собой дверь поплотней.
Бизи усмехнулся.
— Я думал, вы скажете “вон”!
— Надеюсь, вы понимаете, — сдерживаясь, проговорил Полынов, — что эта ваша “услуга” освобождает меня от всяких слов и обещаний.
— Разве я уж настолько туп? — Бизи широко улыбнулся. — Но кто всерьёз обращает внимание на фарс? Желаю счастливого отдыха.
Дубки выбегали к дороге, как расшалившиеся мальчишки, уютно посвистывал ветер, и тени облаков скользили по гладкому полотну дороги, то уступая вершины холмов брызжущему солнцу, то погружая их в задумчивый сумрак.
Легко было заметить, как ухожена здешняя земля. Любой овражек перегораживали стенки водослива, луга были гладкими, как свежевыбритые щеки, чистые перелески просматривались далеко вглубь. Сюда, чувствовалось, был вложен труд многих поколений. Когда-то, — уже забылось когда, — людей здесь угнетали болотные лихорадки, мучили насекомые, подстерегали неурожаи, бедой грозили пожары и наводнения. Когда-то человек был так же беззащитен перед природными бедствиями, как перед социальными, хотя источники первых были не в его власти, а источники последних, казалось бы, целиком зависели от его поступков, желаний и воли. Однако с природными бедствиями уже почти везде было покончено, тогда как с социальными…
Тем благодатней казалась природа, спокойствие её лесов, нега разнотравья, куда горожанин мог скрыться от тягостных проблем, нервных перегрузок и людской скученности. Заманчивая идиллия в духе Жан-Жака Руссо! Впрочем, если бы в лесах Швейцарии и Франции было полным-полно комаров, ещё вопрос, возник бы у философа клич: “Назад, к природе!”
Однако даже заядлый урбанист не устоял бы в своём скептицизме, мчась погожим утром по синим холмам и безмятежным перелескам. Машина шла сама по себе, в окна, сменяя друг друга, врывались запахи земли, с коротким посвистом мелькали перила мостиков, проблескивали ручейки, и вчерашний разговор с его томительными недомолвками казался на свежем ветре вдвойне нелепым и глупым.
Но не выходил из памяти.
И причиной тому были не столько личные переживания, сколько привычка исследователя докапываться до сути. В Дорогу Полынов прихватил справочник “Все обо всем” и успел его просмотреть. Он узнал, сколько в стране производится электроэнергии и сколько в стране комнатно-декоративных собак, и какова структура экспорта, и что читают граждане. Одного он не смог найти: показателей социального здоровья общества. Это его не удивило — прятать наиболее важные сведения было давней и распространённой традицией. По данным о наркомании, преступности и количеству душевнобольных Полынов все же попытался прикинуть индекс. Цифра оказалась неутешительной. Но она была примерной и, ясное дело, устаревшей, а истину мог сообщить разве что какой-нибудь Бизи.
И ещё, пожалуй, Лесс. Да, Лесс должен был знать многое. Другой вопрос — стоит ли его спрашивать.
Хмурясь, Полынов разглядывал мелькающий пейзаж. Тогда, ночью он все-таки дозвонился до Лесса. И умолчал о событиях вечера. Не потому, что разговор мог прослушиваться, а потому, что вся эта нелепая история взволновала бы Лесса. Чего доброго он разъярился бы и полез в драку. А что бы это дало? Ну, извинятся перед ним в департаменте (хотя вряд ли, — скорей всего, отопрутся). А смысл? Никакого. Только испортит себе настроение.
А ведь Бизи и это учёл…
Впереди возник поворот с указателем. “Урания”, прочёл Полынов. Машина замедлила ход и свернула с магистрали. Дорога запетляла среди соснового леса. Вскоре с холма открылся весь научный городок. Разбросанные в зелени коттеджики издали смотрелись, как пряничные игрушки, — такие они все были нарядные, пёстрые, заманчивые. Меж ними были раскиданы башни и кубики лабораторий. Вдали синело море.
- Предыдущая
- 4/17
- Следующая