Корабль отстоя - Покровский Александр Михайлович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/58
• Следующая

«А теперь, – говорит, – о гнезде! О Вашингтоне!!!» – и далее, подробнейшим образом, расстелив карту, обозначает курсы, позиции, время, место выхода в атаку, уклонение и зигзаги.

А глаза его светятся, грудь приподнимается и распирает, сам он летает.

Долго это длилось. Все мы сдавали зачеты по тактике лично ему, и все мы лучше всего были обучены главному: нанесению удара по Вашингтону.

В штабе эти его чудачества старались не замечать, но однажды он заступил оперативным дежурным и вдруг на докладе в 24 часа другому оперативному дежурному, который расположен ой как повыше, его понесло:

«А сейчас, – говорит, – я бы хотел вкратце изложить свои собственные соображения насчет нанесения ракетно-ядерного удара по оплоту мирового империализма!» – «По… чему?!!» – спросили его. – «По Вашингтону!!!»

И наверху наступил пиздец из Ганы!

И длился он ровно сорок пять минут, пока он излагал куда он нажмет и что он для этого повернет, а потом к нему ворвались специалисты по вырыванию позвоночника, выхватили у него из рук трубку, в которую он все говорил и говорил, и положили его портретом в пол, завязав в косынку.

Я его после в больнице навещал. Он там и главврача полностью убедил в своей правоте.

У нас рынду свистнули, представляете? На ней ещё выбито «К-193». Я, честно говоря, никогда не обращал на нее внимания – ну, висит и висит.

А теперь про нее можно говорить: висела. Она в боевой рубке, кажется, висела. «Кажется», потому что на кой она мне. Рубка и рында – это заведование боцмана.

Между прочим, наш старпом как попкой чувствовал, две недели предупреждал боцмана: убрать рынду. И боцман её убирал. Как только на корабль приходят эти уроды с ПРЗ – в смысле, матросики с плавремзавода – так боцман, стиснув зубы, поминая царя Давида и всю кротость его, как любит выражаться старпом, снимает рынду, а в ней не меньше сорока кило, и тащит её к старпому в каюту.

Только они с корабля, он берет рынду и опять водружает её на место.

Вы, конечно, спросите: почему нельзя её оставить под кроватью у старпома на какое-то время.

Правильно! Молодцы! Нельзя! Потому что мы служим на подводной лодке в военно-морском флоте России. Вот если б мы в Танзании служили, то было бы можно. А у нас – нельзя. Поэтому боцман каждое утро тащит её на себе.

А вот сегодня её, эта… сы-пыздели. Не успел боцман. Так и остался с открытым ртом и с разведенными руками. Эти пеэрзешники нас до белого каления доведут. Со старпомом сейчас же случилась истерика.

– КАК?!! – сказал он боцману. – КТО?!!

И боцман поделился с ним своими подозрениями.

А старпом с ним поделился своими:

– Вот и поручай чего-то важное в этой жизни долбаебам! Если амнезия, так на всю рожу! Почему в России детей делают коленом?! А?!

– Андрей Антоныч!

– Смерти моей хотите? В гроб меня хотите вогнать? Вам приятно будет видеть, как я там лежу? Не надейтесь! Я и оттуда вас всех достану!

– Андрей Антоныч!

– Вы все в сапогах должны ходить. В кирзовых. И в ватниках! Вы в них сто лет назад ходили, сейчас ходите и ещё сто лет ходить будите. Потому что недостойны никакого развития! Волы ваши мамы и папы! Нация! Две проблемы у них: «Дураки и дороги». Одна у вас проблема! Одна! Ид-ди-о-оты! А жрать вы будете мусор! Я что сказал? Я сказал караулить! Бдить! «Андрей Антоныч»! Вы бдили? Да? Как? Каким местом? Где эти пеэрзешники? Да я сейчас их всех утоплю в ведре помойном. Вирусы! Дети распада! Где их начальник? Он у меня будет жрать конину! А я при нем совершу прелюбодеяние!

И вот их начальник уже стоит перед нашим старпомом. Но начальник – лейтенант, в очках, «отвезти-привезти». Старпом на него только посмотрел и сказал: «Мда!» – потом он добавил слово: «Блядь!» – но оно ничего не решило.

Решение пришло в голову нашему старпому, как всегда, со стороны.

– Так! Старший! А есть среди твоих орлов самый авторитетный годок?

«Годок» – это матрос, которому до увольнения в запас ерунда осталась. (Это я так, вдруг среди нас домохозяйки).

– Есть! Матрос Богданов.

– Давай его сюда.

Через минуту перед старпомом стоял верзила Богданов. Но рядом с нашим старпомом тот верзила выглядел как пудель возле сенбернара.

Старпом взял его за плечо и повернул к себе в каюту. Там он усадил его напротив и вручил сушку.

– Ешь, Богданов! Это теперь твой завтрак, обед и ужин. Когда ДМБ? К ноябрьским? Вот! Не уволишься ты к ноябрьским. И к декабрьским ты не уволишься. И к январьским. Ты теперь здесь будешь жить, Богданов. У меня. Так что располагайся. Ссать ты будешь в бутылку, срать ты вообще не будешь.

Старпом продержал Богданова до вечера. Вечером он принес в каюту цепь, чтоб приковать Богданова на ночь.

И Богданов не выдержал. Старпома нашего редко кто долго выдерживает. На лету все дохнут.

Богданов позвонил по телефону на свое драгоценное ПРЗ и с кем-то долго и очень резко разговаривал.

Через полчаса на пирсе стояла рында – «К-193».

Заму нашему каждый день циркуляр спускают. Уже были: «гласность», «перестройка», «ускорение», «социализм с человеческим лицом» и «демократия». Теперь до нас докатилась борьба с пьянством. Зам после бумаги с «борьбой» будто заново ожил, получил в жилы кровь, а теперь он лозунг приклеивает. Прямо на дверь каюты. Ласково так. Не соображает, дубина, что если дверь открыть, то лозунг вместе с ней в стену каюты уедет. То есть лозунг «Не пей!» можно на время задвинуть. Я лично вижу в этом глубокий аллегорический смысл.

На лозунге «Не пей!», как мы его называем, снизу доверху огромными красными буквами написано:

НИЧТО! 

НИ ЗА ЧТО! 

НИКОГДА! 

Не является оправданием пьянства!

Вот такой текст, а зам его взором гладит. Подошел старпом. Ну, нельзя сказать, что старпом у нас крупный трезвенник и прочее. Посмотрел он на лозунг равнодушно, как лось на колючую проволоку, но потом вчитался и глаза его повеселели.

– Сергеич! – сказал он заму. – А ты чего так радуешься?

– Вам, Андрей Антоныч, видимо, этого не понять.

– Конечно! А ты разъясни. Ты же ради этого здесь пищу жрешь.

– Страна, Андрей Антоныч, начинает новую жизнь. А вы хотите жить по-старому. Не получится.

– А у тебя получится?

– А у меня получится. И собрание сегодня надо устроить. Разъяснить.

– А чего ты будешь мне разъяснять, как виноградники бульдозером портить?

– Я, Андрей Антоныч, не собираюсь с вами препираться. Ваши методы я хорошо знаю.

Тут старпом увидел, что я слушаю, и выслал меня из кают-компании. И дверь прикрыл. А из-за двери вдруг как грянет.

– Вы совершенно оморденели! Молекулы совести! Кудри чести! Потеряли ум! Да вы его и не имели! Соплями обходились! Что это за позорище? Что ты здесь на дверь вешаешь? На посмешище меня выставляешь? Хочешь, чтоб я на твоем вонючем собрании в грудь себя бил? А работать кто будет? Кто? Ты что ли будешь работать? Да тебе некогда! Языком бы заборы чесать! Как где говно какое-то, так сразу его на лодку тянете! Здесь корабль! Боевой! А не театр с куклами! Зарубите! Себе! Да! Одни лозунги в голове! Да и те не помещаются! Вылезают! С обоих сторон! И концы на уши! На уши свешиваются!!!

…………

В общем, собрания не было.

А лозунг зам себе в каюту перевесил.

Капитан третьего ранга Забалуйко Александр Тихонович, уходя в запас с подводной лодки, не смог сразу порвать все нити и потому свистнул «Тифон». А вы знаете что такое «Тифон»? Это невозможная на лодке зараза, на которую, кроме электричества, поступает ещё и воздух среднего давления, и в надводном положении, при входе в базу, да и в тумане, можно такие звуки организовать – просто все обосрутся.

• Предыдущая
• 16/58
• Следующая