Источник волшебства - Смирнов Андрей - Страница 3

Пока же большая часть его внимания уделялась дороге, окружающему пейзажу и встречным людям. Когда же всадники замедляли темп, он выкрадывал время, чтобы подкорректировать лингвистическое заклинание, продолжавшее исправно реконструировать кильбренийский язык из отдельных фраз, которыми перебрасывались между собой спутники Идэль. К тому моменту, когда они въехали в столицу, местное наречие Дэвид уже знал; к вечеру того же дня он мог говорить на нем без акцента.

Геиль – древний город, он неоднократно перестраивался, полностью обновляясь внешне. Последняя реконструкция проводилась в правление Юлианара, несколько столетий тому назад. В центре высился дворец, его окружал так называемый Старый город, состоящий преимущественно из трех-четырехэтажных зданий, в которых селились обеспеченные люди. Центральную часть города окружала каменная стена, в последние века превратившаяся в своеобразное культурное достояние столицы: выстроенная вскоре после Катастрофы, она уже давно ничего не защищала, ибо город сильно разросся, но выглядела красиво и после соответствующего ремонта ее низенькие башни и черно-золотые арки ворот превратились в украшение Геиля, а на верху стен играли дети и прогуливались влюбленные парочки.

Геиль был выстроен близ реки, и стены Старого города вплотную подходили к воде. Та часть новостроя, что располагалась на том же берегу, что и центральный район, окружая его полукольцом, именовалась Нижним городом; та же часть, что высилась на противоположном берегу, напротив древней гавани, одетой в гранит, – Новым городом. Геиль насчитывал около миллиона жителей, это был один из самых крупных городов Кильбрена.

Первое, что поразило Дэвида еще на въезде в столицу – архитектура Нижнего города. Здесь соседствовали друг с другом дома совершенно разных стилей, от одно– или двухэтажных лачуг, до огромных, двадцатиэтажных домов-башен. Выложенные из красного, белого или темного, почти черного, кирпича жилые башни слегка сужались в верхней части, внизу же их диаметр достигал ста и более футов. Некоторые были соединены между собой, другие похожи на ступенчатые пирамиды, третьи представляли целую россыпь башенок, выраставших из единого основания. И рядом же – обычные обветшалые дома в несколько этажей, нищие кварталы, рынки и мусорные свалки.

Центральный район, после такого пролога, сразу бросался в глаза своей чистотой и ухоженностью. Мощеные улицы здесь регулярно вычищались до блеска, тут и там, в строгом порядке, росли кусты и деревья (все – аккуратно подстриженные, конечно), повсеместно располагались уютные частные садики и крошечные общественные парки.

Дворцовый ансамбль был спланирован отнюдь не столь успешно и представлял собой несколько зданий, выстроенных в разное время и в разных стилях. Отличия бросались в глаза не столь резко, как в Нижнем городе, но до идеальной ухоженности центрального квартала дворцу было далеко. Его возвели давным-давно, последующие достройки и перестройки превратили его в довольно-таки сложный и запутанный лабиринт.

Открылись ворота – створки не распахнулись настежь, а плавно вползли в стену. Дэвид, смотревший в этот момент на дворец через Око, увидел, что врата приводятся в движение не людьми, а какой-то странной энергетической системой, рисунок которой показался ему абсурдным. Чуть позже он понял, что видит лишь часть этой системы, другая же часть остается недоступной для его зрения: энергия в этой системе была очень «тяжелой» и Око улавливало ее лишь из-за той высокой концентрации, которой она достигала. Кроме того, сильно мешала обзору другая система заклятий, выглядевшая уже почти нормально, – она окутывала дворец, как паутина. Некоторые люди здесь были окружены энергетическими барьерами, но не все. У всех мужчин, сопровождавших Идэль и тех солдат, что охраняли дворец, такая защита была.

Их встретили, засуетились, сразу возникли какие-то вопросы, которые принцесса должна была решить, но во дворе, пока всадники спешивались, Дэвид все же улучил минутку, чтобы поинтересоваться у кильбренийки – а что, мол, за странные заклятья стоят у вас на воротах?

Идэль недоверчиво покосилась на него:

– Ты ведь говорил, что родился в технологическом мире.

– Эээ… да. А что?

– Тогда чему удивляешься? Это же электричество.

У Дэвида отвисла челюсть.

– Оно у вас работает?

Идэль успела только кивнуть – поток слуг, придворных, фрейлин, родственников окружил ее и унес с собой. Дэвид поскреб затылок. Еще раз посмотрел на ворота. М-да… этого он не ожидал. Впрочем, прежде он и понятия не имел, как выглядят работающие электроприборы, если воспринимать их колдовским зрением: в Нимриане ничего подобного не существовало и существовать не могло, а на своей родной Земле, после того как стал магом, он был всего лишь два раза и особым временем для того, чтобы разглядывать электротехнику, не располагал – да и просто не приходила такая мысль ему в голову.

Теперь, еще раз, уже более внимательно оглядываясь по сторонам, он обнаруживал, что электричество тут повсюду. Автоматически открывающиеся двери, освещение, даже странное оружие, покоившееся в чехлах, что крепились на спинах или бедрах стражников – все имело ту же самую (бессмысленную – с точки зрения классической магии) структуру. Око Света, впрочем, не давало полного обзора: предназначенное для восприятия более высоких слоев реальности, оно улавливало лишь самые «верхушки», смутные отблески текущего тока. Хотя обычно Дэвид предпочитал смотреть на энергетический мир через преломление именно этой стихии, сейчас времени на то, чтобы разбираться с настройками и достраивать Око так, чтобы лучше разглядеть нижнюю часть спектра, у него не было. Поэтому он просто поменял стихии – сначала Жизнь, потом Воздух и Огонь. Не идеал, но видно стало лучше. Он задумался, к какой стихии должно преимущественно принадлежать электричество, и пришел к мысли, что, как и многие явления, к нескольким сразу. Кроме того, стихиальная принадлежность менялась, когда ток, мирно бегущий по проводу, превращался в яркий, видимый глазу разряд. В последнем случае Дэвид был уверен, что Свет и Воздух предоставили бы ему точную и полную картину.

Идэль заняла свои старые комнаты в юго-западном крыле дворца. Дэвиду предоставили помещение в том же крыле, но этажом выше – там селили благородных господ, прибывших во дворец на какое-то время. Обычно большая часть гостевых комнат пустовала, но сейчас, в преддверии сената, почти все они были заняты, а высокорожденные и их фавориты все продолжали прибывать в столицу со всех концов страны. Не все останавливались во дворце: некоторые предпочитали дорогие гостиницы, расположенные поблизости, у других имелись собственные дома в городе.

Идэль пропала до вечера. Чтобы не заскучать, Дэвид попробовал выйти в ИИП с помощью серебряного браслета, приобретенного еще в Академии. Увы, здесь эта штука отказалась работать. Фантомный экран развернулся, но даже на первый взгляд выглядел «не очень»: периодически пропадал, мерцал, искажался. Искусственное Информационное Поле браслет не видел вообще. Дэвид загрустил. Похоже, эта хреновина могла работать только в метрополии, где, собственно, и было сформировано ИИП, а с соседней планеты сигнал не ловила. Он снял браслет и убрал в рюкзак – в этом мире терминал ему не понадобится… Придется раздобывать информацию другими способами.

Выглянул в коридор, но слуг поблизости не наблюдалось, и Дэвид, закрыв дверь, отправился отлавливать кого-нибудь из этой братии. Он шел в центральную часть дворца, по дороге не забывая примечать все, за что цеплялся взгляд.

Дворцовые слуги носили специальную форму, наподобие ливрей. По цвету ткани и типу вышивки можно было определить ту сферу, в которой данный конкретный слуга задействован, а также его ранг. Отыскать слугу труда не составило, сложнее было найти незанятого: в переполненном дворце каждому из них находилось какое-нибудь дело. Нужный человек в конце концов обнаружился, далее перед Дэвидом встала задача заманить его в свою комнату. Его собственный статус здесь еще оставался не определен, и землянин не был уверен, как поступит лакей, получив приказание от незнакомого человека, одетого необычно и небогато. Поэтому Дэвид поступил проще: пожаловался, что в отведенной ему комнате лежат чьи-то чужие вещи. Слуга на это повелся и пошел посмотреть; как только он оказался в помещении, Дэвид задействовал заранее заготовленное заклятье беспамятства и, подхватив падающего лакея, усадил его в кресло. Закрыл дверь на задвижку, установил стул напротив пленника и вновь обратился к псионическим заклятьям – но уже намного более сложным, чем то, первое, которым он «выключил» обманутого слугу. Личные воспоминания Циора-атта-Кион (так звали пленника) землянина не интересовали, но общая информация о мире ему была нужна как воздух, и из памяти Циора ее можно было извлечь. Когда человек видит в окружающем мире какой-либо предмет, например – чашку, он не перечисляет себе «мысленно» все свойства этой чашки и не вспоминает момента, когда о предназначении чашки ему рассказали впервые, он просто знает, что такое чашка и для чего она нужна. Знание присутствует целиком, как законченная идея, оно ощущается, но не выражает себя в словах без необходимости. Это знание не о той или иной чашке, а о чашках вообще, как таковых. В Кильбрене было слишком много подобных «чашек», о смысле и предназначении которых Дэвид мог только гадать, – слишком много, чтобы каждый раз специально расспрашивать о них окружающих. Он мог провести здесь полгода или год, прежде чем «общего знания» о мире – нужного, чтобы не совершать глупости на каждом шагу, – накопилось бы достаточно. Но он не мог ждать и поэтому пошел на шаг, который вряд ли можно назвать высокоморальным. Дэвид оправдывал себя лишь тем, что ничего плохого со слугой не случится: тот всего лишь пробудет без сознания час или два, а затем вернется к нормальной жизни. Дэвид не собирался ничего внушать ему, не собирался и просматривать его частную жизнь. Между тем вычленить в памяти сферу «общих понятий» было не так-то просто: в Академии, на первом курсе псионики, они проходили сию процедуру лишь теоретически. Заклятие требовало филигранной настройки. Дэвид провозился около получаса, прежде чем сумел хоть как-то обозначить интересующую его зону в разуме спящего лакея. Слишком большой массив информации сразу перекачать он не мог – его собственный разум не справился бы с таким объемом. Во многих случаях Дэвид просто не понимал, где и как правильно выставлять нужные параметры копирования, и поэтому осторожничал, ограничиваясь минимумом. Потом, наконец, все же рискнул запустить процесс переноса данных, по ходу корректируя его и устраняя неизбежные ошибки. Поставил ментальный блок на вывод новой информации в действующую память – сейчас, пока работа еще не закончена, многочисленные соцветия новые смыслов, поднимающиеся к бодрствующему сознанию из глубин разума, только помешают. Через полтора часа он закончил, и хотел уж было отпустить слугу на все четыре стороны, как вспомнил о том, что едва не забыл об одной маленькой вещи, которую обязательно нужно было сделать… Кое-что в памяти Циора-атта-Кион все-таки придется подкорректировать. Дэвид стер воспоминания о том, как лакей оказался в его комнате и о том, что к Циору вообще подходил какой-то странный человек с просьбой разобраться с чужими вещами. Установил простую программу действий: сейчас лакей, по-прежнему пребывая в беспамятстве, выйдет из комнаты, пройдет немного по коридору, подчиняясь не уму, а собственным инстинктам: будет огибать одних людей, кланяться другим, кивать третьим. Через десяток шагов Циор начнет потихоньку приходить в чувство, и по мере его пробуждения программа, управляющая поведением человека, начнет самоотключаться. Для лакея все это будет выглядеть таким образом, как будто он о чем-то глубоко задумался – и не заметил, как пролетело время. Люди частенько ныряют в такие состояния, когда они что-то делают или думают, не осознавая ни самого процесса, ни текущего времени, и лишь удивляются потом, вдруг пробудившись: «Ого! Сколько времени-то прошло!..» Лакей решит, что именно это с ним и случилось – обычное, заурядное событие, – и не станет искать сложных объяснений там, где он слишком привык к простым…