Дети порубежья - Школьникова Вера - Страница 24

Несмотря на откровенную неприязнь вдовствующей графини, Адан обращался с ней неизменно вежливо, по возможности стараясь не мозолить глаза. Порой она ловила себя на мысли, что сожалеет о своем упрямстве. Ей нравился теплый, дружелюбный голос молодого жреца, его искреннее стремление выслушать, понять и помочь.

Иногда Глэдис даже казалось, что если кто и способен помочь ей обрести прощение Семерых, то это Адан, и что Эарнир прислал его в Инванос в ответ на немую просьбу, которую она не решалась высказать в голос. Они каждый день виделись за обеденным столом, жрец произносил короткую молитву, благословляя земные плоды, и в его внимательном взгляде Глэдис читала: «В любое время, как только вы решитесь».

Понадобилось два месяца, чтобы смирить уязвленную гордыню, и однажды утром хмурая Глэдис, как ни в чем ни бывало, заняла свое обычное место в часовне. Жрец стоял лицом к алтарю, спиной к пастве, но она могла поклясться, что он улыбнулся! Однако, когда обходя верующих, чтобы благословить их зеленой ветвью, Адан поравнялся с графиней, Глэдис не смогла усмотреть на его лице и тени усмешки. Ветвь коснулась ее лба, терпкий запах свежей зелени заставил затрепетать ноздри. Молодой человек негромко произнес:

– Не могли бы вы задержаться после службы, ваша светлость?

Обряд закончился, но народ не спешил расходиться – у каждого нашлось дело к жрецу, он выслушивал, давал советы, несколько раз стоявшая в стороне Глэдис услышала его смех. Наконец, часовня опустела, и Адан подошел к графине:

– Я рад видеть вас в часовне. Все это время по моей вине вы не могли посещать службу.

– Это не ваша вина, – угрюмо ответила Глэдис.

– Моя. Ваша невестка всего лишь предложила, а я согласился.

Глэдис не выдержала:

– И что вам тут понадобилось? С вашим медоточивым голоском вас в Суреме будут на руках носить!

– Я не нужен в Суреме.

– А тут нужны? Кому же это? Моей невестке-пустышке? Заботитесь о ее душе? Так я вам скажу по секрету: никакой души у Клэры нет. Вся ядом изошла.

– И ей в том числе, – пассаж про яд Адан пропустил мимо ушей, – но не только. Порой люди и сами не понимают, что им нужна помощь. А порой, наоборот, слишком хорошо знают, что нуждаются в помощи, но не решаются попросить о ней, – он смотрел Глэдис прямо в глаза.

У Глэдис задрожали уголки рта, и она быстро сжала губы в тонкую линию. Жрец внимательно посмотрел на нее, кивнул и сменил тему:

– Скажите, ваша светлость, вы считаете себя хорошей матерью?

– Что? – От неожиданности Глэдис на минуту забыла об этикете.

– «Да как вы смеете!» – можете пока придержать. Я не сомневаюсь, что вы хорошая мать. Я слышал, что вы растили сына сами, даже без няни и кормильцы, не в пример большинству знатных дам.

– Мать должна растить своего ребенка сама, не перекладывая на слуг. Никто не может заменить детям мать. – В своде правил «хорошей матери» Глэдис Дарио, по объему не уступающем «Книге Семерых», этот пункт занимал первое место.

– А ваша невестка хорошая мать?

– Клэра?! – Глэдис задохнулась от возмущения. – Да она вообще не помнит, что у нее есть дети!

– Детям, должно быть, тяжело расти без матери, – сочувственно заметил жрец, и Глэдис с размаху захлопнула за собой дверцу ловушки.

– У них есть бабушка.

Адан кивнул:

– Вам не кажется, что вы несколько противоречите самой себе?

Графиня с шумом выдохнула воздух, сдерживая гнев:

– Я говорила о матерях, а не о кукушках!

– Вы не дали Клэре возможности стать матерью. С самого начала. Вспомните, как больно вам было, когда лорд Арно настоял, чтобы воспитанием графа занялись наставники.

– Это не ваше дело!

– Я служу Эарниру.

– Вот и служите дальше!

– А Эарнир охраняет детей.

– Я тоже охраняю детей! Я оберегаю своих внуков от такой матери, как Клэра! Она думает только о себе, наряды, балы, украшения. Ради этого вышла замуж, а теперь обвиняет всех вокруг, что прогадала. И этой женщине я должна была доверить детей своего сына? Вы просто не знаете Клэру!

Адан покачал головой и мягко сказал:

– Я знаю Клэру. Все, что вы сказали – правда. Но что вы сделали, чтобы помочь ей стать лучше? Вы окружили ее стеной презрения, вы отняли у нее детей, быть может, единственное, что могло бы пробудить в ней теплые чувства.

– Почему я должна воспитывать свою невестку? У нее были родители.

– Если вы ничего ей не должны, то и она ничего не должна вам. И вы обе в тупике.

– И что вы от меня хотите?

– Позвольте Клэре стать матерью своим детям. Она и так потеряла слишком много времени.

– И отправила вас ко мне, наверстывать, – Глэдис успела справиться с первой вспышкой гнева и теперь чувствовала только привычное глухое раздражение.

– Она не знает, что я решил поговорить с вами о детях, и никогда не просила меня об этом.

– Тогда с чего вы взяли, что ей это вообще нужно? Она не любит детей. Есть женщины, которые просто не умеют любить! Ни мужчину, ни детей, ни собачку!

– Есть. Но такие женщины не любят и самих себя. Вы же обвиняете невестку в себялюбии.

Глэдис устало опустилась на скамейку:

– Я не собираюсь тревожить детей из-за ваших измышлений.

– Тогда мне придется обсудить эту тему с графом. У ваших внуков ведь не только матери нет, но и отца. Одна бабушка. Сироты при живых родителях, – оказалось, что мягкий голос жреца может в одно мгновение приобрести ледяную твердость.

Графиня с ужасом представила, как жрец будет разговаривать с Эльвином, отвлечет его от любимых трудов, заставит принимать решения, выбирать между женой и матерью:

– Вы новый человек в замке и не знаете, что графа не принято беспокоить. Лорд Арно занимается делами графства, я управляю домом.

– Почему же? Я обратил внимание, что вы завернули его в бархатную ткань.

– Он болен!

– Он всего лишь слеп.

– Вы слишком много позволяете себе!

– Я просто говорю правду. Понимаю, – заметил он сочувственно, – к этому трудно привыкнуть, особенно если в совершенстве умеешь лгать себе.

Глэдис кусала губы – он так говорит с ней, будто ему все известно! Но ведь это невозможно, немыслимо, ни один жрец не стал бы с ней разговаривать, знай он, что она совершила. Разве что слуга Келиана, очищающий душу грешника перед смертью.

Чего он хочет? Чтобы она сама приползла к нему на коленях, во всем призналась и умоляла о пощаде? Чушь, глупая чушь, он ничего не знает, просто напускает на себя глубокомысленный вид, чтобы помочь Клэре… как будто этой девице нужны дети! Пора заканчивать этот разговор, еще немного, и она сама во всем признается, лишь бы не терзаться неизвестностью. Глэдис собралась с мыслями:

– Хорошо. Если Эарниру угодно, чтобы вы тратили свое время на спасение несуществующей души – кто я такая, чтобы противоречить богу? Клэра может заняться вышиванием с девочками.

– А что же с сыном?

– А сыну вышивание ни к чему, – ядовито ответила Глэдис, и так уступившая слишком много. Подпускать Клэру к любимому внуку, так похожему на маленького Эльвина, она не собиралась. Но жрец, судя по всему, и сам понимал, что большой пирог едят маленькими кусочками. Он кивнул:

– Для начала этого будет вполне достаточно. Благодарю вас, ваша светлость. И… если вы все-таки решите, что хотите поговорить со мной – я буду ждать.

Дэрек медленно сошел по сходням, все еще не веря, что он здесь, вырвался, добрался, свободен! Никто не мешает забыть про эти четырнадцать лет, забыть тростниковую хижину на высоких сваях, белоснежный песок и пламя, пожирающее паруса. А Солла… что Солла? У моряков жены в каждом порту, не он первый, не он последний. Она тоже забудет.

Он стоял, прислонившись к облупленной стене таверны, и ждал, пока уймется колотящееся сердце. Никто не мешает ему забыть, кроме совести. Честь – это для благородных, как их капитан, а вот совесть у каждого человечка есть, и что не так – поедом съедает. Боги так решили: за каждым ведь не уследишь, пусть сами управляются.