Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович - Страница 4

Одним словом, в глазах французских и австрийских монархов «герр Питер» был этаким выскочкой, женатым к тому же на крайне сомнительной особе. Это с Иваном Грозным, родовитейшим Рюриковичем, родственником многих европейских монархов, Европа разговаривала со всем почтением. А вот выскочек в старинных королевских домах не особенно жаловали. Сохранилась обширная переписка того же Грозного со шведским королем (королем, так сказать, в первом поколении, поскольку его папенька был не королем, а простым правителем) – Иоанн Васильевич вдоволь, не выбирая выражений, поиздевался над «мужицкого рода королем» и даже нормальных отношений на уровне послов с ним не поддерживал, а сносился через новгородского наместника, считая, что с «мужика» и этого достаточно. Шведский король, что характерно, вынужден был это терпеть, поскольку «монаршество» его и в самом деле было чересчур уж новехоньким, еще упаковка, можно сказать, в углу валялась, и свежей краской несло от позолоты...

Словом, на Елизавету не позарились, а двух других дочерей Петр вынужден был выдать замуж за князьков Голштинии и Курляндии, которые на карте можно было закрыть медной копейкой. У этих господ, хотя и родовитых так, что далее некуда, в казне гуляли сквозняки, а потому было не до спеси...

Был еще один весомейший мотив, кстати, по которому Петр крайне нуждался в сближении с Австрией. Петр всю жизнь искал сильных союзников против Турции – а Австрия, граничившая тогда с турецкими владениями, со Стамбулом воевала долго и упорно...

Вряд ли можно было ожидать от Петра каких бы то ни было колебаний идейно-морального плана. Его отношение к религии вообще и православию в частности прекрасно известно. Петра даже нельзя назвать «неверующим» – этот человек настолько демонстративно и вызывающе поставил себя вне религии, что иные упрямо считали, что это и не человек вовсе. Честно сказать, у них были к тому все основания: достаточно вспомнить гнуснейший «Всешутейший собор» Петра, откровенно пародировавший (публично!) православные обряды, и ту откровенную чертовщину, что творилась в доме «главного чертушки» Франца Лефорта, когда там прыгала мебель и посвистывали в темных углах какие-то мохнатые создания...

Кстати, еще во времена знаменитого Великого Посольства (1698 г.) Петр в Венеции свел самое тесное и сердечное знакомство с тамошними иезуитами: был на мессе, обедал в иезуитском коллегиуме. Особенно тесно сблизился с отцом Вольфом, которого даже взял в переводчики на сверхсекретную беседу с австрийским императором и потом щедро наградил «двумя сороками» соболей и дорогой тканью.

Будь это ему выгодно, Петр, полное впечатление, мог бы «переоформить» свою державу не то что в католичество, а и в магометанство. Такой уж был человек... или все же не человек? Кто теперь скажет...

Мотив, по которому Петр отказался от идеи внедрить в России католичество, приведенный Сен-Симоном, опять-таки полностью сочетается с нравом Петра: он попросту не мог допустить, чтобы над ним стоял кто-то еще – в данном случае папа римский. Православную церковь, напомню, Петр лишил возможности выбрать себе патриарха – и превратил, собственно, в один из департаментов государственной бюрократической машины...

Так что, как видим, какое-то время всерьез стоял вопрос о решительной перемене веры в России. Не ставшей тогда католической исключительно из-за тяги Петра к полной и единоличной власти, не стесненной никем и ничем, ни в малейшей степени...

Еще о случайностях. В свое время события сложились так, что Россия могла по дурацкой случайности лишиться великого своего ученого Михаила Васильевича Ломоносова. Окажись на окне в казарме прочная решетка, будь кавалеристы попроворнее...

А впрочем, начнем с самого начала – со времен Анны Иоанновны, когда эта история и случилась.

Императрица Анна Иоанновна, настоящая, реальная, в общем-то, не имела ничего общего с тем карикатурным образом и тупой и злобной бабищи, что с чьей-то легкой руки утвердилась в отечественной истории так прочно, что лишь в самые последние годы эту дурную легенду начали понемногу развеивать. Слишком долго пылилась в забвении книга крупного русского историка и писателя князя Щербатова (1733–1790). Хотя Щербатов еще во времена Екатерины II, пусть и отмечая грубость Анны и ее выносившиеся без всякого колебания смертные приговоры, отмечал и другие стороны характера «царицы престрашного зраку»:

«Императрица Анна не имела блистательного разума, но имела сей здоровый рассудок, который тщетной блистательности в разуме предпочтителен... Не имела жадности к славе, и потому новых узаконений и учреждений мало вымышляла, но старалась старое, учрежденное, в порядке содержать. Довольно для женщины прилежна к делам и любительница была порядку и благоустройства; ничего спешно и без совету искуснейших людей государства не начинала, отчего все ее узаконения суть ясны и основательны...»

Одним словом, перед нами тот самый просвещенный консерватизм, который лично я предпочитаю водовороту дурацких реформ наподобие петровских. Одно немаловажное уточнение: коли уж Анна окружала себя умными людьми (факт, отмеченный многими историками), значит, она как-то умела выявлять и приближать как раз умных – что ее деловые качества характеризует опять-таки с хорошей стороны. Умение подобрать толковую команду – уже само по себе достоинство для правителя.

Тот же Щербатов пишет о работе министров Анны так: «Был управлен кабинет, где без подчинения и без робости един другому каждый мысли свои изъяснял; и осмеливался самой Государыне при докладе противуречить; ибо она не имела почти никогда пристрастия то или другое сделать, но искала правды; и так по крайней мере месть в таковых случаях отогнана была; да, можно сказать, и не имела она льстецов из вельможей, ибо просто наследуя законам дела надлежащим порядком шли».

Похожа такая императрица на тупую тираншу?

Ни в малейшей степени!

Кстати, именно при Анне русским офицерам стали платить такое же жалованье, как иноземцам (ранее иностранцы получали вдвое больше). Именно при Анне в России появились опера, балет, первые научные журналы – и первые русские ученые. При ней были организованы первые экспедиции к берегам Америки. Нельзя сказать, что Анна очень уж усердно интересовалась науками – но все же Академию посещала не так уж редко, смотрела физические и химические опыты и даже наблюдала в телескоп кольца Сатурна.

И настал момент, когда на самом верху было решено, что в России необходимы свои ученые люди, сведущие в химии (которая тогда изучалась в тесной связке с горным делом и металлургией). Еще Петр I, учреждая Академию Наук, предусмотрел в ней кафедру химии – но как раз этой научной дисциплине в Санкт-Петербурге роковым образом не везло. В 1726 г. на все еще вакантную кафедру химии пригласили курляндского медика Бюргера – но он вскоре принял совершенно русскую смерть: возвращаясь из гостей вдребезину пьяным, кувырнулся из экипажа и убился насмерть. Казалось бы, басурманин, иноземец, слова по-русски не знал, а вот поди ж ты... Есть некая духовная связь меж русскими и немцами, особенно в том, что касается неумеренного поглощения спиртного!

На освободившееся место пригласили опять-таки немца – Иоганна Гмелина-старшего. Этот водочку потреблял гораздо умереннее, ученым был серьезным, да вот беда – химией он (натуралист, ботаник, зоолог, этнограф) интересовался менее всего. И, как только подвернулась оказия отправиться с естественнонаучной экспедицией в Сибирь, Гмелин ею немедленно воспользовался – и остался в Сибири на десять лет без малого.

В общем, нужно было готовить своих специалистов, не полагаясь на капризы германского ума. Академия выбрала трех кандидатов:

«1. Густав Ульрих Рейзер, советник берг-коллегии сын, рожден в Москве и имеет от роду семнадцать лет.

2. Дмитрий Виноградов, попович из Суздаля, шестнадцати лет».

3. Михайло Ломоносов, крестьянский сын, из Архангельской губернии, Двинского уезда, Куростровской волости, двадцати двух лет».