Кошки ходят поперек - Веркин Эдуард - Страница 7

Я сощурился и принялся подозревать.

В последнее время Мамайкина заглядывалась на Чепряткова, это мне не нравилось. Такой конкурент, как Чепрятков, мне был совсем не нужен, состязаться с Чепрятковым было трудно. Чепрятков был силен, не туп и изящно порочен. Ну его.

– Значит, вчера с Шнобелем оттопыривались? – Мамайкина повторила свой тупой и незамысловатый вопрос.

– Чего? – типа не понял я.

– Вчера весь вечер в «Бериозке» зависали, значит…

Мамайкина достала из-за спины рюкзачок, который изготовила своими руками из голубого плюшевого мишки. Вспорола ему живот, а в рану вшила замок-«молнию», добрая девочка.

Из рюкзачка был извлечен водный пистолет (я отметил, что пистолет тоже умудрялся выглядеть гламурно), Мамайкина поболтала пистолетом и принялась стрелять в меня газировкой.

– Получи, гад, получи! – Мамайкина расстреливала меня – так что через минуту я был перемазан в малиновом сиропе и изрядно огазировлен.

Хорошо, что заряд в пистолете быстро исчерпался и Мамайкина спрятала оружие обратно в мишку.

– Повеселились, гадики…

– Ну… – Я повинно развел руками. – Так, понимаешь, получилось. А откуда ты узнала?

– Твой друг-дебил Шнобель все раззвонил.

– Все? – напрягся я.

Испугался, что Шнобель по обыкновению разболтал о наших вчерашних приключениях своей Лазеровой. А Лазерова передала Мамайкиной. А Мамайкина…

Хочешь довести что-то до ушей всего Лицея – расскажи по секрету Мамайкиной.

– Лазерова сказала, что вы весь вечер оттопыривались по полной. Мог бы и меня пригласить, между прочим, я «Бериозку» люблю…

Я понял, что у Шнобеля все-таки хватило ума промолчать. Не все выложил. В этот раз.

– Понимаешь, – я сделал заговорщицкое лицо, – тут не все так просто…

Любопытная Мамайкина хотела было придвинуться ко мне на расстояние шепотовой слышимости, но не получилось – кресла были привинчены.

– Тут все не так просто, – повторил я. – Я знаю, ты пишешь книгу, тебе это может быть интересно…

Мамайкина оторопела. О перспективах написания книги она, видимо, пока еще не задумывалась.

Я продолжал:

– Понимаешь, Шнобель, он собирается…

– Бросить Лазерову! – с каким-то болезненным удовольствием сказала Мамайкина.

– Ну, как сказать…

– А может, она с другим лазает?!

Эта идея привела Мамайкину в зверский восторг, мозг снова включился, про книгу она позабыла. Воображение Мамайкиной заработало на шестой передаче, и она принялась лихорадочно и вслух размышлять:

– Да, Лазерова болтается с другим… Не из нашего Лицея… Из химико-технологического… Он… он… Он негр!

Я был разочарован. Думал, что Мамайкина умеет выдумывать лучше. Не, так ей книгу не написать.

– Негр… – смаковала Мамайкина. – Камерунец… камерунский принц! Он весь в перьях и татуировках! И он ее хочет забрать в Африку! А Шнобель вызвал его на дуэль! На пистолетах…

– На эспадронах, – уточнил я как бы невзначай.

Я вспомнил вчерашнее поведение Шнобеля и решил ему немножко отомстить.

– На чем? – заинтересовалась Мамайкина.

– На эспадронах, – повторил я. – Это такие сабли тупые, на них всегда вызывают, если не до смерти хотят. Только смотри, это большой секрет!

– Ты же знаешь, я – могила Тамерлана! – заверила Мамайкина.

– Не сомневаюсь, – серьезно покивал я.

Любопытство было слабым местом Мамайкиной. А в остальном вообще Мамайкина была ничего, нормальная, я ее любил. В прошлом году заняла второе место на конкурсе «Мисс Лицей», в этом году посещала заочные интернет-курсы по подготовке в институт экономики и бизнеса и собиралась занять на конкурсе первое место. А в будущем вообще собиралась обучаться в Сорбонне на факультете свободных искусств.

На покорение сердца Мамайкиной у меня ушло три месяца и двенадцать килограммов настоящего, привезенного из Турции, рахат-лукума. Я ничуть не жалел затраченных средств, все затраченные средства окупились сторицей. Я был доволен своим выбором и Мамайкину ценил. Не каждый, далеко не каждый человек в полном расцвете сил может похвастаться финалисткой конкурса «Мисс Лицей» в подругах.

Конечно, Мамайкина была затратным проектом. Помимо начальных двенадцати килограммов рахат-лукума, на поддержание отношений ежемесячно затрачивалось сумма, сопоставимая с затратами на содержание двух взрослых шиншилл Верки Халиулиной, я специально узнавал. Но эти затраты себя окупали. Вполне окупали. Даже Чепрятков и тот не имел такой подруги.

Нет, конечно, Шнобель лазил с Лазеровой, а она была на конкурсе № 1, но Лазерова – это совсем не то. Лазерову всерьез никто не воспринимал почему-то.

А Мамайкину воспринимали.

Хоть она и была изрядной дурой. Впрочем, блондинка и должна быть дурой, так во всех фильмах показывается и во всех книгах пишется. Когда я глядел на Мамайкину, у меня рождался слоган:

А теперь, когда она собиралась написать книгу…

– Понимаешь, – я еще больше снизил градус шепота, – дело в том, что у Шнобеля проблемы…

– Какие? – жадно спросила Мамайкина.

– Серьезные, к сожалению, – сокрушенно покачал головой я. – Со здоровьем…

– Он что, чем-то заразился?! – Мамайкина округлила глаза.

– Да нет, это не заразно… Это нарушения обмена веществ. Экзема.

– Экзема?! – ужаснулась Мамайкина.

– Ну да, экзема. Только ты никому не говори…

– Ну, конечно! – Мамайкина схватила меня за руку. – Конечно, не скажу, как о таком можно хоть кому-то говорить…

Я порадовался. И подумал, что уже завтра об шнобелевской экземе будет известно всему Лицею. В то, что Лазерова зажигает с негром и едет замуж в Камерун, никто не поверит – слишком уж дичь, а вот про экзему Шнобеля поверят.

– Это излечимо, – закрепил я успех, – надо только мазью мазаться специальной. Из древесных лягушек.

– Да-да, конечно… – заерзала Мамайкина. Мамайкиной не терпелось уйти.

Секрет жег ее мозг, да, так бы сказал поэт.

– Ты спешишь?

– Мы вчера роли распределяли на летний вечер. – Мамайкина кивнула в сторону автомата. – Конечно, еще долго, но лучше раньше, чем потом. Я по этому поводу и зашла…

– Чего будешь? Кофе? Шоколад? Кофешоколад?

Мамайкина сурово боролась за стройность форм, и отказалась от всего.

– Каждый должен прийти в маскарадном костюме. Только в новом, в прошлогодних нельзя. Ты не против прийти в маскарадном костюме?

– Не против, – согласился я. – Только костюм я сам найду, а то вы какое-нибудь гестапо придумаете, буду как дурак выглядеть…

– Вот и отлично!

Пышущая тайной Мамайкина встала и направилась к выходу.

– Посидела бы еще, – предложил я. – А то забежала на минутку… Я диск купил: ночной Нью-Йорк, Новый Орлеан, попутешествуем…

– Я вообще забежала только про вечер поговорить. – Мамайкина поморщилась. – А вообще мне историю повторить надо, в понедельник контрольная, а ты же знаешь, я в истории не сильна. Лазерова ко мне должна прийти, вместе учить будем… Так что мне пора.

– Давай я тебя подвезу, – предложил я вдруг.

– На своей табуретке? – брезгливо поморщилась Мамайкина. – Нет уж…

– Это «Хонда», между прочим, – обиделся я, – не табуретка…

– Табуретка с мотором. Всю прическу на ней растреплю…

– А зачем тебе прическа? – настороженно спросил я.

– Глупый вопрос, девочкам такой не задают. Не надейся, на твоей мопедке я не поеду.

– Я бы тебе шлем дал с подогревом, – вздохнул я. – И куртку немецкого летчика. У ней на спине дырки от пуль…

– Лучшая куртка для девушки – это автомобиль, – задумчиво изрекла Мамайкина. – Лучший шлем – тоже автомобиль.

– Я медленно поеду, – сказал я. – Потихонечку, не растрясешь ты свою прическу, не боись.

Мамайкина скрючила морду.

– Да… – протянула она. – Да… Слышал, говорят, Чепряткову отец купил настоящий багги. Он всех катает по пляжу…

Я сломался. Я слаб, а Мамайкина «Вице-Мисс Лицей». Это железобетонный аргумент, человек не может сопротивляться «Мисс Лицей», даже вице. Мы отправились в гараж. По пути Мамайкина рассказывала мне о достоинствах чепрятковского багги, многие на нем катались и отзывались совершенно в восторженных выражениях.