Высшая мера - Пронин Виктор Алексеевич - Страница 9

– Видите ли, в чем дело, у нас сейчас начинается совещание, и я боюсь, что приехать немедленно вряд ли кто... Если вы, конечно, не возражаете...

– Возражаю! – перебил секретаршу Юферев.

– Тогда я хочу поговорить с Владимиром Николаевичем.

– Он не может.

– Почему?

– Не в состоянии.

– Вы хотите сказать...

– Послушай, тетя! – В голосе Юферева зазвучали хулиганские нотки. – Ты мне надоела. Я все сказал.

И положил трубку.

Через десять минут в прихожей прозвенел звонок. Юферев подошел к двери, посмотрел в «глазок» – на площадке стояли три нарядных мужчины и перепуганная женщина.

Юферев открыл дверь и некоторое время с подозрением рассматривал всех четверых.

– Кто такие? – спросил он, хотя уже догадался – все руководство банка пожаловало на квартиру к председателю правления.

– Мы заместители Апыхтина.

– Очень хорошо. Проходите. – Юферев опять запер дверь. – С вами я буду говорить завтра. Познакомимся поближе, побеседуем.

– О чем? – выскочил вперед один из приехавших.

– О жизни. Проходите в комнату.

Все четверо послушно, уступая друг другу дорогу, прошли мимо кухни и остановились перед громадной лужей крови. И молча повернулись к Юфереву, ожидая пояснений.

– Здесь была убита жена Апыхтина.

Алла Петровна, побледнев, медленно осела вдоль стены.

– В той комнате картина примерно такая же... Там был убит сын Апыхтина. Мы свою работу закончили, теперь вы приступайте. Квартиру надо вымыть, ковры сдать в химчистку или как там это делается... И – похороны. Это большая работа.

– Простите, а где Владимир Николаевич?

– На кухне... Плачет.

– Господи, – простонала, приходя в себя, секретарша.

– Завтра прошу быть на рабочих местах и никуда не отлучаться. Никаких командировок, поездок и прочего. Вопросы есть?

– Да нет... Вопросы, как я понимаю, будут у вас, – сказал Басаргин.

– И очень много. До встречи. – Юферев направился к двери. – Закройте за мной. И не открывайте незнакомым. У вас в банке должна быть охрана... Человек с автоматом здесь не помешает. – И Юферев вышел из квартиры.

Кандауров сидел в полупустом, затемненном зале ресторана за столиком в углу и обедал, когда к нему подошел невзрачного вида парень и прошептал несколько слов. Кандауров поднял голову и некоторое время смотрел парню в лицо, потом положил ложку, отодвинул тарелку с недоеденным харчо.

– Сядь, – сказал он.

Парень сел, четко соблюдая правила приличия – сел не к самому столу, а чуть отодвинул стул, руки не положил на скатерть, они остались лежать на коленях. Но и угодливости в нем тоже не было – в глаза не заглядывал, не суетился, задом не ерзал. Сидел и ждал вопросов.

– Это точно? – спросил Кандауров.

– Дело ведет Юферев.

– Цепкий мужик.

– Я как-то был у него в кабинете... – Парень замолчал, ожидая разрешения продолжить. Как и Кандауров, был он в тонком клетчатом пиджаке, черных брюках, белоснежной рубашке и выглядел аккуратно-нарядным. Но что-то его выдавало, что-то говорило о том, что это не обычная его одежда, старательность проглядывала в отутюженных манжетах, наглаженных брюках, посверкивающих туфлях. Оставалось ощущение, что он долго выбирал, что надеть, вполне возможно, в вестибюле ресторана еще раз чистил туфли, не исключено, что своим же носовым платком.

– И что? – спросил Кандауров.

– Я вошел, он предложил сесть... А через три года вышел.

– Это он может. Но мужик ничего. Ладно, пусть... Какие слухи, Серега?

– Никаких.

– Совсем никаких?

– Совсем, Костя. Я навел кое-какие справки... Наши ничего не знают.

– Думаешь, гости?

– Получается, что так.

Кандауров долго смотрел в пустое пространство ресторана, официант несколько раз пересекал его взгляд, ожидая, что тот даст какой-нибудь знак, подзовет, но Кандауров оставался неподвижным. Он поставил локти на стол и провис на них так, что острые его плечи оказались выше головы.

– Нет, Серега, – произнес наконец Кандауров. – Гости так не работают. Одно из двух, как мне кажется... Или полная дурь собачья, неожиданность, случайность, недоразумение... Или большие деньги. Апыхтин наш клиент... И с ним не должно такого происходить. Теперь он меня пошлет. И правильно сделает. Я не могу ему на глаза показаться.

– А надо, – осмелился на совет Сергей.

– Конечно, покажусь... Но буду выглядеть как обосранная курица.

– Это удар, Костя.

– Да, – кивнул Кандауров. – Мы получили хороший удар. И теперь не можем делать вид, что ничего не произошло. Но почему бабу с дитем? Вот чего я не могу понять! Если какие-то банковские дела, то нужно убирать мужика... И потом, если бы у него были неприятности на этом фронте, я бы знал. Ты связывался с нашим человеком?

– В банке паника... Но по делам там все было в порядке. Контора крепкая.

Кандауров опять провис над столом, уставившись в задернутое темной шторой окно. За это время пришел официант, убрал посуду, спросил, не принести ли еще чего, – и лишь молчаливая неподвижность Кандаурова была ему ответом.

– Или шелупонь подзаборная, или большие деньги, – снова произнес Кандауров.

– Там дверь бронированная, из гранатомета не возьмешь. Разве что противотанковой миной.

– Значит, она знала этих людей? – оживился Кандауров и вопросительно посмотрел на Сергея.

– Или дура, – ответил тот.

– И так бывает, – согласился Кандауров. На лице его установилось выражение искренней печали. Он подпер щеку кулаком и опять надолго замолчал. Парень, который принес ему весть об убийстве, не торопил его, видимо, привыкший к такой форме общения.

– Выпить хочешь? – спросил наконец Кандауров.

– Нет, не буду.

– Правильно, не надо.

– Что будем делать, Костя?

– Выводы, – усмехнулся Кандауров. – Как говорят ученые люди, будем делать нелицеприятные выводы. – Сероватое лицо Кандаурова, освещенное боковым светом, казалось гораздо старше и горестнее. – Я так понимаю... Это мы получили удар. Убрали бабу с дитем, чтобы Апыхтин усомнился в нас и перестал платить. А платил бы этим новым ребятам. Если убрать его, то кто платить будет? А так они нанесли удар, чтобы сломать мужика... Хотя, как мне кажется, не должен Апыхтин сломаться, не должен... Он ничего так мужик, правильный... Правильные мужики не ломаются. Ломаются дешевки дутые, пидоры позорные...

– Это ты точно знаешь? – усмехнулся Сергей.

– Есть некоторые признаки, по которым можно сразу определить – правильный мужик или дутый.

– Поделись.

– Знаешь... Можно так предложить выпить, что ты по гроб жизни не забудешь, кулаки будут сжиматься каждый раз, когда вспомнится поднесенный стакан, от обиды желваки из черепа начнут выпирать... Значит, так... Боевая готовность. Кто-то из нас уже на прицеле. Они не остановятся. Они не могут остановиться, потому что уже нанесли удар... Как они бабу-то убили?

– Ножом по горлу.

– А пацана?

– Заточкой в висок.

– Бедный мужик, – вздохнул Кандауров. – Не знаю, что и сказать... Что я могу сказать?

– Скажи, что они получат то же самое.

– Это, конечно, утешение, но только для нас с тобой, а не для Володи Апыхтина.

– Сам же говоришь, что правильный мужик... Правильного мужика это наверняка утешит.

– Может быть, может быть... Хорошо бы Юферева опередить. А то ведь вспугнет, а толком ничего не сделает. И перед Апыхтиным нам надо очки набирать.

– Опередим, – негромко отозвался Сергей. – Он к нам не вхож, а мы к нему вхожи. Я сегодня уже буду знать обо всех его поисках и находках.

– Знаешь, Серега... Тут еще такое дело... Последнее время, мне кажется, он к нам тоже вхож.

– Неужели сука завелась? Кто?!

– Говорю же – ощущение. Невнятное, зыбкое, как слабый ветерок вот в этом зале, холодящий такой сквознячок... Надо бы нам это дело раскрутить.

– Раскрутим.

– Это ведь несложно, а?

– Раскрутим, – повторил Сергей.