Выбери любимый жанр

Дневник войны со свиньями - Биой Касарес Адольфо - Страница 10


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

10

– Самоубийца, – флегматично определил Рей.

– Нестор идет со своим сыном, – сообщил Данте.

– А, это другое дело, – согласился на этот раз Рей.

Сияя от отцовской гордости, Нестор подтвердил:

– Поняли? Я человек не азартный и не самоубийца. Со мной пойдет сынок.

– А пока он разговоры разговаривает, – заметил Джими, – игра не движется, он просто оттягивает проигрыш. Неужто старикашка нас всех надует? Вот хитрец!

Проиграв четыре партии подряд, неудачники сказали, что с них довольно. Данте объявил, что хочет пораньше лечь, Нестор предложил еще по стаканчику фернета и орешки. Рей заметил, что уже полночь. Они расплатились.

– Уж в любви нам дьявольски повезет! – сказал Нестор.

– Почему вам должно повезти? – спросил Джими. – Что вы проиграли, в том не карты виноваты.

– Оставьте нам хотя бы надежду, – с дружеской укоризной сказал Рей и, улыбаясь, покачал головой.

– Поглядите на него, – призвал всех Аревало. – Куда девалось его знаменитое нахальство? Нет, недаром Новион утверждал, что одна только мысль о любви смягчает человека.

Вышли все вместе, но очень скоро разошлись в разные стороны, остался лишь Рей.

– Хочется размять ноги, – сказал он Видалю. – Я провожу тебя, Исидро, до дома. – И доверительно прибавил: – Прошу тебя, не думай, будто для меня единственное удовольствие в жизни – это развалиться в кресле и смотреть футбол по телевизору. Говорю это с полным уважением ко всем новинкам техники.

Видаль почувствовал, что эта последняя фраза вызвала в нем необъяснимое раздражение. Они шли рядом. Рей взял его под руку.

– Пройдемся еще немного, – сказал Рей. – Теперь проводи ты меня.

Пока шли, Видаль думал, что хотелось бы поскорей быть дома, в своей постели, и спать, спать.

– Эта ночь не такая холодная, – сказал он, чтобы о чем-то поговорить.

– Да, наступает, хоть и с опозданием, бабье лето после дня Святого Иоанна.

Странно, думал Видаль, что ночью – верно, эта пора для него благотворна – его не угнетает то, что в течение дня отравляло жизнь; люмбаго, например, почти его не мучает.

Когда подошли к булочной, он поспешно воскликнул:

– До завтра!

– Я провожу тебя до дома.

Впервые Видалю пришло на ум, что друг, возможно, хочет сообщить ему что-то важное. И еще он подумал, что, если Рей никак не решится высказаться, так и будут они ходить до утра. И он снова прервал молчание:

– Почему тебя вчера не было в лавке?

– Когда? Утром? Да это девочки выдумывают…

Несомненно, Рей поглощен мыслями о том, что необходимо что-то сказать, но боится. Видаль не был любопытен. С эгоизмом усталого человека он решил прекратить это хождение туда-сюда.

– До завтра, – сказал он и вошел в дом. Перед ним смутно мелькнуло мясистое лицо Рея, приоткрывшего рот.

9

Суббота, 28 июня

Утром недомогание возобновилось. Видаль с трудом встал, вскипятил воду, оделся, выпил несколько порций мате. Пробуя те или иные движения, он внимательно прислушивался к боли. Подшучивая над собой, он сравнил свои действия с повадкой искусного игрока в труко, например Аревало (или Джими, когда он подражал Аревало), который изучает карты, с нарочитой медленностью знакомясь с общим раскладом. Вскоре он пришел к выводу, что боль вполне терпима и покамест не требует уколов или других расходов на аптеку. И тут он вспомнил, что теперь ему предстоит как мужчине преодолеть истинное испытание, притом тягчайшее: постирать свое белье. «И немедленно», – сказал он себе и, представив, как придется полоскать и выкручивать, согнувшись в три погибели, оробел, обозвал «мастодонтами» старые раковины в их доме, слишком широкие и глубокие. «Такие модели уже не выпускают, – возмутился он.

– Недаром говорят, что в прошлые времена люди были крупнее». Он собрал в узелок пару носков, трусы, сорочку, майку. Покачав головой, подбодрил себя: «Ничего не поделаешь. Пока не выплатят пенсию

– да еще вопрос, выплатят ли ее вообще, – я не могу отдавать белье в стирку. Антония на меня обозлится, как всегда, когда я не отдаю белье ее матери. Нет, пока мне не выплатят пенсию, эта роскошь и чужие услуги исключены. Да что же это я все сам с собой разговариваю!»

Донья Далмасия, мать Антонии, была самым известным человеком в их доме. Смолоду овдовев, за стиркой и глажкой (не переставая при этом шутить и петь) эта бравая женщина вырастила и выучила, сравнительно прилично одевая, восьмерых детей. Теперь, когда все они (кроме Антонии) уже обзавелись семьями и жили отдельно, донья Далмасия взяла к себе трех бледных девчушек, дочек своего сына, переживавшего трудные времена: в большом сердце сеньоры Далмасии места было вдоволь, а ее способность трудиться не знала границ. Однако с возрастом характер у нее изменился, проявились черты таившейся под спудом грубости, что дало повод людям, недавно поселившимся в их квартале, наделить ее прозвищем насмешливым, хотя и дружеским: Солдафон; в минуты гнева она не знала удержу – кто ее разозлит, подвергался известной опасности, но все также знали, что она быстро отходит и забывает обиды.

Направляясь в санузел, Видаль пробормотал: «Хоть бы никого не встретить! Здесь ведь считают даже, сколько раз в уборную сходишь». Ну конечно, он там застал Нелиду за стиркой и Фабера.

– Я тут объяснял сеньорите, – сказал Фабер, – что виноваты не только те, кто стар и немощен. Виноваты также те, кто науськивает.

– Вы поверите, дон Исидро? Антония на меня осерчала.

– Не может быть, – удивился Видаль.

– Не может быть? Вы ее не знаете. Сеньор Фабер не сделал мне ничего плохого, а она желает, чтобы я обращалась с ним как с собакой.

Фабер кивком подтвердил ее слова.

– Невероятно! – воскликнул Видаль.

– Хотите, больше скажу? Она теперь со всеми сплетничает обо мне, потому что я тогда ночью была в вашей комнате.

На эту новость Видаль не успел отреагировать, как она ожидала, должным возмущением – появились Данте (вид у него был какой-то необычный) и Аревало. Нелида поспешно собралась уйти.

– Ладно, – бросила она, уходя, – только уж вы не мозольте людям глаза, не выводите их из себя.

Фабер засеменил к себе домой, и тут вошел управляющий.

– Нельзя допускать, – сказал он, – чтобы всяческие свары, хотя бы и пустячные, разделяли нас.

Пример? Да вот сеньор Больоло донельзя разъярен из-за того, что на него, мол, с чердака лили воду. Стоит ли так сердиться? Схожу сейчас наверх, посмотрю, что там такое. – Он отошел на несколько метров, потом вернулся и патетически возгласил: – Или мы будем держаться единым фронтом, или нас осадят со всех сторон.

– В вашем доме что-то очень беспокойно, – сказал Аревало, когда управляющий ушел. – А нам-то, пожалуй, важнее всего покой. Мы хотели с тобой посоветоваться.

– К вашим услугам, – ответил Видаль.

– Не делай такую торжественную мину. Нам надо узнать твое мнение. Данте, вот он здесь, вчера вечером решил… Сказать?

– Но мы же ради этого и добирались сюда, – с досадой сказал Данте. – Чем скорее, тем лучше.

Аревало быстро заговорил:

– Вчера вечером он решил покрасить себе волосы и хочет знать, как ты его находишь.

– По-моему, замечательно, – пролепетал Видаль.

– Ты не стесняйся, – подбодрил его Аревало.

– Объяснить тебе, что меня смущает? – спросил Данте. – Некоторым людям седые волосы противны, вызывают у них ярость, других, напротив, бесят старики с крашеными волосами.

– Сейчас все тебе объясню, – сказал Аревало. – Я рассказывал Данте, что однажды, когда заходил с девушкой в отель, мы столкнулись на пороге с другой парой. Моя девушка засмеялась: «Посмотри на старичка!» Я посмотрел, это был мой бывший соученик, моложе меня, да только он был похож на белошерстную овцу.

– А ты что, красишься?

– Ты с ума сошел? Слава Богу, мне это не нужно.

– Есть одно «но», – с озабоченным видом сказал Данте. – Крашеные волосы, они заметны.

10
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело